Две жизни капитана Максима Атаманчука

16 лет он в море. Закончил Нахимовское училище и в 30 лет уже стал капитаном корабля. А пока он в море, дома его ждут жена, дочь и сын. О по-настоящему мужской профессии, об опасностях и любви к стихии, о том, как оставаться хорошим отцом, проводя полгода вдали от дома, «Бате» рассказал капитан дальнего плавания Максим Атаманчук.

Любовь и трудовые будни

 

— Максим, как вы попали в море — любовь с детства и мальчишеская мечта?

 

— Я родился вообще у моря. В прямом смысле. Роддом в Феодосии на берегу моря находился — в нескольких метрах. Место рождения — это же тоже важно (улыбается). Я себя без моря вообще не представляю. Мне надо чувствовать ветер с моря, знать, что оно рядом. Когда мы переехали в Севастополь, вопрос о другом пути вообще не стоял. Я всегда знал, что буду моряком.

 

Я люблю водную стихию, но не только воду, но и воздух, насыщенный ионами, йодом. Море – это другой мир, другая среда, совершенно другой образ жизни.

 

— Какие качества нужны в море?

 

— Целеустремлённость – надо понимать, что ты идёшь к определённой цели. И зачем идёшь, для чего всё это.

 

Умение быстро оценивать ситуацию и принимать решение. В море счёт идёт на секунды. Может быть и пожар, и серьёзная поломка, когда двигатель остановился в штормовую погоду, и нельзя допустить, чтобы судно развернуло волной. И нужно очень быстро принять правильное решение.

 

Умение работать в команде, с людьми. Связь с экипажем в море более тесная, чем в любом другом сухопутном коллективе. Недаром есть такое выражение: «Экипаж – одна семья». Есть люди, которые не могут взаимодействовать, выпадают из общения, и тогда это уже конец. Ведь приходится не только со славянами работать (их бывает всего два-три человека в экипаже), но и с европейцами, и с филиппинцами, к примеру. И тут дело не в языковом барьере даже, а в разном, что называется, менталитете.

 

Мы все разные. Все. Даже россияне. Вот последний раз с ребятами из Карелии я столкнулся – ну, совсем же другие, чем привычный южный тип. Или, вот, например, наши не так, а филиппинцы смотрят на тебя как на вожака. Я для них — как Маугли для стаи волков. Они беспрекословно подчиняются, не понимают тебя порою, т.е конкретную команду не понимают дословно, но чувствуют интуитивно и выполняют всё без рассуждений. Мне с ними легче работать – у них вот эта иерархия в крови, им не надо доказывать, кто тут главный.

 

— Это хорошо?

 

— Конечно! Иерархия – это Божественное устроение. Любое сообщество так устроено: государство, судно, семья – есть кто-то главный: отец, командир. Бог. Кто-то должен стоять во главе, управлять, брать на себя ответственность. Филиппинцы в этом плане — идеальный рядовой состав. Но вот механики из них не получаются. Здесь лучше справляются наши ребята – россияне, украинцы. Потому что тут надо уже умом пользоваться, рассуждать, думать, порой изворачиваться.

 

— Значит, очень разношёрстный коллектив у вас получается. А как вы подбираете людей? Сами?

 

— К сожалению, нет. Сейчас это большая проблема. Крюинговые (занимающиеся набором моряков на суда) компании – это целый бизнес. Для них люди как помидоры – им совершенно всё равно, как их разложить по ящикам.

 

В советское время существовал отдел кадров, который проверял команду на совместимость. Этому большое внимание уделялось. А теперь всё зависит от воли случая. Поэтому очень часто в одной команде находятся люди совершенно разных взглядов, например, либералы и сторонники твёрдой власти. Очень часто это приводит к спорам, к несогласию. Но в работе это может повредить, поэтому я стараюсь все эти конфликты не переносить на рабочие отношения. Капитан должен быть и психологом – находить общий язык с любым членом команды.

 

— Чего больше в вашей работе – тяжелого труда или романтики, опасностей или приключений?..

 

— Больше всего — это труд сейчас, чем опасность. Суда с помощью спутниковых навигационных систем идут чётко в линию, как автомобили практически, поэтому попасть в шторм случайно или в какую-нибудь другую опасность – это надо сильно постараться.

 

Хотя хозяева-капиталисты иной раз требуют в погоне за деньгами, чтобы судно прошло через шторм. У них тоже есть двойные стандарты: на бумаге безопасность превыше всего, а на деле частные интересы корпораций перевешивают. Тогда капитан должен взвесить все риски – для экипажа в первую очередь, для окружающей среды, потом для груза и для самого корабля. И только если есть уверенность в том, что всё будет без потерь, только тогда я решаю идти в шторм. Тут последнее слово всегда за капитаном. И хозяева не настаивают, как правило. Потому что понимают, что в конце концов капитан берёт всё на себя.

— А какие опасные случаи вспоминаются в море?

 

— Вы фильмы приключенческие имеете в виду? Когда предметы в шторм летают по рубке? (улыбается)

 

Да, раньше, когда я только начинал, попадал в такие ситуации: даже из койки ночью выбрасывало на палубу. Ляжешь, бывало, руками-ногами упрёшься в стенки койки, а не помогает – вылетаешь. И чайники-чашки летали по каюте, не говоря уж о всяких мелких предметах. Но с опытом понимаешь, что это тоже профессиональные вещи, что таких моментов можно избегать: снизить скорость, к примеру. Есть много приёмов вообще-то. Всё можно контролировать. И когда мне рассказывают жуткие ситуации, в которые люди попадают, чаще всего это от непрофессионализма. Многое зависит не от стихии, а от капитана.

 

— А не зависящий от капитана фактор есть?

 

— Я сейчас на больших судах работаю. В плане штормов большой корабль лучше переносит шторм, чем маленький, но зато пришвартовать контейнеровоз гораздо труднее – он более инертный, надо учесть, что его может ветром занести, прижать. Много разных нюансов. И швартовая операция в незнакомом порту сейчас для меня – фактор риска. Страны почти всегда разные, никогда не знаешь обстановку, как у них это дело поставлено. Лоцман – это тоже человек, и, к сожалению, я не знаю, что у него в голове, какое у него образование. Большинство профессионалы, но где-то каждый пятый оказывается не совсем компетентным, тогда надо держать ухо востро – самому контролировать, изучать лоции самостоятельно перед заходом в незнакомый порт.

 

В работе механиков такой фактор риска – китайские детали механизмов, которые быстро выходят из строя. Капитализм сделал выбор в пользу дешевизны, а не качества, а отдуваться приходится судовым механикам. Это ежедневный ремонт практически. И капитану тоже приходится быть в курсе всех этих поломок.

Море как храм и море соблазнов

 

— Хочется ли передать свою профессию по наследству?

 

— Да, очень хочется. Вообще я считаю, что родительский пример и совет – нужны и важны. Но заставлять выбрать какую-то профессию и давить на детей я не буду. Это уже личное дело каждого. А вдруг сыну что-то другое будет по душе? Но мне бы очень хотелось, чтобы он полюбил море. В конце концов, приходишь к тому, что эта профессия имеет множество плюсов, несмотря ни на что.

 

От дома оторваться – на это надо время, конечно, чтобы привыкнуть. Сначала по молодости терпишь, ждёшь, когда же сойдёшь на сушу. А потом постепенно начинаешь понимать, что на корабле ты ведёшь практически монашескую жизнь: множество ограничений и есть возможность уединения и молитвы.

 

Соблазны присутствуют, конечно. Алкоголь тот же – это очень большая проблема. Либо ты сам отсекаешь, либо ему служишь. В портах тоже море соблазнов. Выходишь в Гамбурге, скажем, на берег, а там на каждом шагу – вызов, испытание. У тебя и деньги есть, и свободное время. Вот попробуй морально устоять. У меня каюта, как келья (улыбается).

 

— Вспоминается отец Феодор Конюхов. Он как-то говорил, что море – это храм.

 

— Конечно! У него вообще исключительный опыт в этом плане. Один на один с океаном и с Богом. Скажем, раз в неделю у меня в море происходит такой случай, когда я понимаю, что без Бога я совершенно бессилен, немощен, а у него каждый день такой, наверное.

 

— Сложно все это представить тем, кто никогда не бывал один на один с океаном…

 

— Это твой личный путь, твоя борьба. Ты можешь набивать шишки, можешь более гладко идти, но в конце концов от твоего поведения очень многое зависит в море. Лично от тебя. Когда поднимаешься по трапу на судно с чемоданом, у тебя где-то в мозгу щелкает – всё, ты подключён к кораблю: сканируешь всю информацию, наблюдаешь каждую мелочь, вживаешься. Мозг работает 24 часа. Даже когда ты спишь. Потому что каждая мелочь может стоить аварии. И ты отвечаешь за команду, за людей прежде всего.

 

— Ваша профессия — «от Бога»?

 

— Думаю, да. Всё идёт по воле Божией.

 

Но любая профессия — это просто профессия, она потом оттачивается, если ты трудишься, прикладываешь усилия. И опыт, который ты приобретаешь – это такое утешение. Ты удовольствие начинаешь получать оттого, что многое умеешь, что у тебя получается. Просто очень трудно находиться полжизни в море, если нет призвания, если тебе это неинтересно, если не любишь стихию. У меня брат тоже хотел быть моряком, закончил училище, начал работать электромехаником, два-три контракта сделал, а потом понял, что это не его… Так тоже бывает.

 

Семья как маленький кораблик

 

— Есть такая проблема — работа отцов вахтовым методом. Как вы лично ее преодолеваете?

 

— Да, это проблема, это испытание — прежде всего для молодых семей. Первые десять лет жизни происходит адаптация. И у нас тоже был переломный момент, связанный с моими длительными отсутствиями. Хотел даже уйти, думал: ну что деньги – их можно и на суше заработать. Но в конечном итоге дело-то не в деньгах, тут всё глубже гораздо.

 

Тут должно быть взаимоуважение. Жена должна понимать, что это выбор мужа, это его профессия. И муж должен чувствовать, что семья остаётся без его помощи и поддержки на довольно долгий срок. То есть вы должны разделить свою жизнь на две части – земную и морскую. Трудность в том, что надо любить обе эти половины, ценить их по-своему. И вот в течение 10 лет происходит такая своеобразная настройка, и если этот этап проходит — с трудностями или без, — то в семье наступает взаимопонимание. А если нет, то либо семья распадается, либо отец уходит на сушу.

— Как ваша жена относится к разлукам?

 

— Жена сейчас полностью меня поддерживает, не возражает. Да и контрактные периоды сейчас уменьшились до 4-х месяцев. Раньше моряки работали и по 9 месяцев в году. А сейчас период отпуска такой же, как период работы. Даже не каждый работающий на суше может похвастаться, что он находится полностью с семьей половину всего своего времени. Лично у меня сейчас появилась возможность – и я хочу ею воспользоваться – быть в море 4 месяца, а остальное время года находиться на берегу, чтобы быть больше с семьёй, особенно когда дети маленькие и нужна помощь. Последние два раза я по восемь месяцев проводил дома.

 

— Как не потерять связь с детьми и женой во время разлуки?

 

— Да это очень просто всё сейчас – в эру интернета. На 30% судов есть все современные технологии. Письма по электронке писать можно хоть каждый день. Есть скайп, есть телефон. Мы всё время на связи – в каждом порту. Используем любую возможность. Надо просто хотеть общаться, вот и всё.

 

— Приезжаете домой после долгой командировки – и начинаете детей воспитывать в усиленном режиме? Или как это происходит?

 

— Ну как сразу? Это раньше, по молодости и неопытности так было. А сейчас жена меня встречает и ещё по дороге домой в машине рассказывает обстановку, а я первое время присматриваюсь, привыкаю, оцениваю всё.

 

А потом уж, конечно, воспитываю.

 

Мама и дедушка детям почти всё разрешают, а я всегда помню слова Иоанна Златоуста о воспитании: «Если бы отцы тщательно воспитывали детей своих, то не нужно было бы ни законов, ни судилищ, ни наказаний… Кого не наказывают родители, того наказывают внешние законы…»

 

Если жена понимает, что отец должен воспитывать детей строго, и не возражает, не вмешивается, то и дети чувствуют право отца на воспитание и слушаются.

 

Я считаю, что семья — это маленький кораблик. У каждого своя функция. Здесь отец несёт личную ответственность за всё, что происходит. Как в море я несу ответственность за свой корабль и его экипаж, так и здесь.

 

— Чем интересуются дети? Интересуются ли они папиной работой?

 

— Старшая дочка (9 лет) интересуется, конечно, расспрашивает. Я ей рассказываю о разных странах, о ситуации в Европе той же. Я всё это видел своими глазами, я могу поделиться опытом. Это расширяет кругозор и ей самой интересно. Она учится в английской школе сейчас, занимается языком. Ну а сын ещё маленький (2 года). У него всё впереди.

 

— А как вы проводите отпуск, как отдыхаете с семьей? Наверное, проводить свободное время на пляже – это все-таки не ваш способ отдыхать, и так моря достаточно в жизни?

 

— Как?! Я с морем не расстаюсь! Я на доске катаюсь. Какой отдых без моря? И дети очень любят купаться, плавать. Павлик с младенчества купается, не боится, не пищит, как, бывает, другие дети.

— Как считаете, можно ли быть хорошим отцом, не проводя все свое время рядом с семьей?

 

— Тяжело, но можно. Просто надо то время, которое вы проводите с семьёй, использовать эффективно.

 

— Что такое хороший отец?

 

— Прежде всего надо, чтобы дети тебя любили такой любовью – не «серебряной», что ты им что-то даёшь материальное, балуешь их, а настоящей любовью. Это такие же отношения, как с Небесным Отцом. Да, он наказывает порою, посылает испытание, но мы верим Ему. Вот и в семье важно доверие.

 

— Вы – хороший отец?

 

— Я пытаюсь им быть…