«Трудно быть папой»: о трудностях и о любви

От редакции: У него детей четверо. И они уже подросли. А потому можно теперь поделиться опытом и своими мыслями, которые за эти непростые годы отцовства приходили в голову. Многие тексты были опубликованы ранее, но теперь, собранные под одной обложкой, они складываются в двадцатилетнюю историю одной семьи, вместе переживавшей кризисы и радости.

«Трудно быть папой. Невыдуманные уроки отцовства», изд-во «Никея»

Название книги — «Трудно быть папой. Невыдуманные уроки отцовства» — обещает подробный разбор проблем, с которыми сталкиваются родители. И он есть — искренний и самокритичный разбор собственных навыков справляться с бытовыми сложностями и своими дурными привычками, ошибок в отношениях с женой и педагогических промахов в воспитании детей. Но все-таки книга это не только и даже, может быть, не столько о трудностях, сколько о любви. Потому что без любви быть отцом не то что трудно, а просто невозможно.

А когда собственных сил и любви не хватает, когда папа не умеет, не справляется, близок к провалу, то помогают сами дети. «Батя» выбрал из книги Александра Ткаченко три истории, в которых ситуацию спасает детская любовь.

***

Однажды мне (уже взрослому, многодетному папе) знакомый объяснил, как можно из самых простых подручных материалов буквально за полчаса сделать воздушного змея. Не кусок бумаги на веревочке, а настоящего змея, способного взлететь на несколько сотен метров. А мне в детстве ужасно хотелось такого змея соорудить, но вот… не пришлось как-то. И я загорелся идеей, прибежал домой, собрал своих мальчишек и говорю: сейчас будем делать змея.

Сбегали в ближайший подлесок, срезали пару прочных ивовых прутов, нашли остаток полиэтилена от прошлогодней теплицы, купили в магазине скотч, моток прочной капроновой нити, и я принялся за дело, в точности следуя полученным от знакомого инструкциям. Дети, затаив дыхание, смотрели на меня, как на доброго волшебника. А у меня… у меня ничего не получалось. Нитки, вместо того чтобы надежно стянуть ивовые прутья, упорно с них соскакивали. Скотч приклеивался к чему угодно, кроме того, к чему был должен приклеиться. Нож не резал, пленка топорщилась, и вообще все шло не так. Дети стояли вокруг, смотрели на мои сомнительные манипуляции и думали, что еще вот-вот, и папа сделает им настоящего летучего змея, которого можно будет запускать под облака. А папа вдруг бросил заготовку, отвернулся и молча ушел к себе в комнату. Не хватало еще, чтобы дети видели, как их всемогущий бог плачет из-за такой ерунды, как не получившийся змей.

Через полчаса в дверь просунул нос старший сын (ему было тогда лет восемь) и тихонько сказал:

— Пап, я там все вроде бы сделал. Только как хвост привязывать, не знаю. Пойдем, покажешь.

Я вышел. Мы привязали к змею хвост и отправились на поле за огородами. День был ветреный, и все получилось именно так, как я мечтал с детства: змей, словно большая рыба, попавшая на крючок, упруго натянул нить, покружил над нашими головами и стал стремительно уходить ввысь. Через пять минут он уже парил так высоко, что был едва различим в ослепительно-синем небе. И мы с детьми пускали к нему вверх «письма» из пустых полиэтиленовых пакетов. А потом, прислонив к нитке пустую консервную банку, слушали, как поет ветер в вышине, гадали, как далеко упадет наш змей, если нитка вдруг оборвется. И еще делали множество всяких радостных дел, которые, наверное, совсем непонятны тем, кто ни разу не запускал настоящего воздушного змея.

***

…Был в те далекие уже времена один случай, который очень серьезно дополнил мои представления о христианском воспитании. Детей у нас тогда было трое: Антошка, Никита и еще совсем маленький Глебушка. Соответственно возраст их был 4, 3 и годик с небольшим. Отправились мы как-то раз всем семейством в гости к бабушке в соседний райцентр. Дело было зимой. Автобус останавливался прямо на трассе, и мы ждали его впятером на обочине заснеженной дороги. Никиту с Глебом довезли на санках, Антошка, как старший, шел сам. День был морозный, вдоль трассы мела поземка. И тут выяснилось, что впопыхах забыли мы Глебу надеть рукавички. Ну вот протупили, и всё тут. Бываеттакое иногда с каждым молодым родителем. Бежать домой уже некогда: автобус вот-вот подойдет. Я жену давай ругать: «Ах ты, такая-сякая, недоглядела». Она мне в ответ примерно то же самое… И вдруг видим: Никита подошел к Глебу, снял варежки, взял его замерзшие ручки в свои ладони и начал отогревать их дыханием. Трехлетний кроха, пока мы спорили, кто виноват и что делать, просто встал на колени и начал греть брату руки. А мы с женой смотрели на них и плакали.

Иллюстрация Ирины Сечиной из книги «Трудно быть папой»

Это я к тому, что в разговоре о христианском воспитании детей мы часто забываем, что ведь дети наши — тоже христиане, хотя и маленькие пока еще. Они в Крещении получили ту же благодать, что и мы. И действует она в них порой более явственно, чемв нас, прочитавших всякие умные книжки и статьи про то, как вырастить ребенка христианином. И уж ежели мы признаем, что учиться жить по Евангелию нам придется всю свою жизнь, тогда, наверное, не грех и у собственных детей иногда взять урок этой Божественной науки.

***

Когда ребята начали подрастать, мы столкнулись с новой проблемой. Вместо милых смешливых мальчишек у нас в доме вдруг появились три взъерошенных мужичка. Еще маленьких, но уже упертых до крайности и ни разу не склонных уступать друг другу. Дома начались постоянные ссоры, рискующие перейти в банальный мордобой. Жена пыталась мирить и успокаивать мальчишек, но в результате лишь сама расстраивалась до слез. Поэтому разруливать эти пацанские ссоры приходилось мне. Вот тогда и появилась у нас еще одна традиция — обниматься. Дело в том, что опыта в решении таких конфликтов у меня не было никакого. И если ситуация оказывалась совсем уж тупиковой, все упорно бычили и никто не хотел друг друга даже выслушать, я прекращал уговоры и просто «включал альфа-самца». То есть давал понять нашим мужичкам, кто в доме старший. Иногда это бывало очень жестко. Мы расходились в разные стороны — пацаны в соплях и слезах, я — в ощущении полной своей педагогической несостоятельности.

Подождав минут десять, я шел к одному из своих заплаканных мальчишек, обнимал его и шептал на ухо: «Я тебя очень люблю. Прости меня, пожалуйста». И слышал в ответ, сквозь хлюпанье носом: «Пап, все нормально, ты тоже меня прости. Я и сам не знаю, что со мной». Так, прижавшись друг к другу, мы сидели какое-то время. Потом я шел обниматься к другому участнику «разборки».

Через пару лет этот подростковый кризис у них закончился, а привычка обниматься со мной осталась. Мы с удовольствием обнимаемся при каждом удобном случае, например, при расставании или встрече. Даже если это просто встреча на кухне утром. Теперь это уже действительно молодые мужчины, крепкие, с уверенной хваткой. И каждый раз, когда они меня обнимают своими мускулистыми лапами, я как будто слышу те самые слова, нашептанные когда-то на ухо: «Пап, я тебя тоже люблю».