Книга американской писательницы Харпер Ли «Убить пересмешника» в США известна каждому; во всех читательских опросах она непременно входит в пятерку лучших книг, написанных на английском языке, наряду с произведениями Шекспира и Диккенса. Более чем полувековая популярность книги объяснима: её содержание далеко не исчерпывается обличением расовой ненависти, как может показаться на первый взгляд. Эта книга – прежде всего, о том чуде, которое великий философ поставил рядом со «звёздным небом над головой»: о «нравственном законе внутри нас», о нашей совести.
Действие романа, во многом автобиографического, происходит в 30-х годах прошлого века – во времена Великой депрессии, в вымышленном городке Мейкомб, штат Алабама. Недетские проблемы, жестокость мира видятся в книге сквозь призму детской непосредственности, непрестанного детского удивления. Всё происходящее мы видим в ретроспективе глазами девочки по прозвищу Глазастик. Глазастика и её старшего брата Джима воспитывает отец-одиночка (мать умерла), которого дети зовут просто по имени – Аттикус. Аттикус всё время на работе, его дети, казалось бы, предоставлены себе и «отбиваются от рук». Например, Глазастик растёт настоящей «пацанкой»…
Но неприкаянность детей – на самом деле только видимость. Аттикус воспитывает их свободными, не нагружает запретами, всё своё отцовское внимание уделяя лишь одному: чтобы они были порядочными людьми. В своих коротких разговорах с детьми он находит слова, которые по своему воздействию сильнее тысяч угроз, наказаний, внушений и прочих «педагогических приёмов». И это при том, что он уже немолод и «слабосилен», а когда одноклассники гордо рассказывают про своих отцов, Джим и Глазастик обычно помалкивают.
Ничем стоящим наш отец не занимался. Работал он в кабинете, а не в аптеке. Хоть бы он водил грузовик, который вывозил мусор на свалки нашего округа, или был шерифом, или на ферме хозяйничал, или работал в гараже – словом, делал бы что-нибудь такое, чем можно гордиться.
И, ко всему, он носил очки. Левым глазом он почти ничего не видел, он говорил, левый глаз – родовое проклятие Финчей. Если надо было что-нибудь получше разглядеть, он поворачивал голову и смотрел одним правым.
Он не делал ничего такого, что делали отцы всех ребят: никогда не ходил на охоту, не играл в покер, не удил рыбу, не пил, не курил. Он сидел в гостиной и читал.
При таких его качествах мы бы уж хотели, чтоб его никто не замечал, так нет же: в тот год вся школа только и говорила про то, что Аттикус защищает Тома Робинсона.
Аттикус Финч по профессии адвокат. Он берётся за заведомо проигрышное дело: защищает чернокожего парня, которого несправедливо обвинили в изнасиловании, и которого толпа, не вдаваясь в подробности дела, была готова линчевать. Весьма распространенный для того времени сюжет, и отец Ли, одно время работавший адвокатом, тоже, наверняка, хоть раз сталкивался с подобным делом. Хотя Амаса Коулман Ли и Аттикус Финч на самом деле были не особенно похожи.
— Аттикус, ты и правда защищаешь черномазых? – спросила я вечером.
— Да, конечно. Не говори «черномазые», Глазастик, это грубо.
— В школе все так говорят.
— Что ж, теперь будут говорить все, кроме тебя.
— А если ты не хочешь, чтоб я так говорила, зачем велишь ходить в школу?
Отец молча посмотрел на меня и улыбнулся одними глазами.
Хоть у нас с ним был компромисс, но я уже по горло была сыта школьной жизнью и всё время старалась так или иначе увильнуть от занятий. […]
Но у меня была ещё одна забота.
— Аттикус, а все адвокаты защищают чер… негров?
— Конечно, Глазастик.
— А почему же Сесил сказал – ты защищаешь черномазых? Он так это сказал… будто ты воруешь.
Аттикус вздохнул.
— Просто я защищаю негра, его зовут Том Робинсон. Он живёт в маленьком посёлке, за свалкой. Он в том же приходе, что и Кэлпурния (чернокожая кухарка и няня в доме Финчей – ред.), она хорошо знает всю его семью. Кэл говорит, что они очень порядочные люди. Ты ещё недостаточно взрослая, Глазастик, и не всё понимаешь, но в городе многие кричат, что не следует мне стараться ради этого человека. Это совсем особенное дело. Слушаться оно будет только во время летней сессии […]
— Если не следует его защищать, почему же ты защищаешь?
— По многим причинам, – сказал Аттикус. – Главное, если я не стану его защищать, я не смогу смотреть людям в глаза, не смогу представлять наш округ в законодательном собрании, даже не смогу больше сказать вам с Джимом – делайте так, а не иначе.
— Это как? Значит, если ты не будешь защищать этого человека, мы с Джимом можем тебя не слушаться и поступать как захотим?
— Да, примерно так.
— Почему?
— Потому, что я уже не смогу требовать, чтоб вы меня слушались. Такая наша работа, Глазастик: у каждого адвоката хоть раз в жизни бывает дело, которое задевает его самого. Вот это, видно, такое дело для меня. Возможно, из-за этого тебе придётся выслушать в школе много неприятного, но я тебя прошу об одном: держи голову выше, а в драку не лезь. Кто бы что ни сказал, не давай себя разозлить. Старайся для разнообразия воевать не кулаками, а головой… она у тебя неплохая, хоть и противится учению.
— Аттикус, а мы выиграем дело?
— Нет, дружок.
Адвоката в городке за глаза называют «чернолюбом». Детей в школе травят, причём как взрослые, так и сверстники. Джим и Глазастик готовы превратиться в настоящих волчат, отстаивая честь отца, но отец запрещает им отвечать на оскорбления. Весь городок, за исключением нескольких людей, считает Аттикуса Финча неудачником, слабаком. Его сын и дочь тяжело это переживают.
— Слушай, Глазастик, – сказал Аттикус, – скоро лето, и тогда тебе придётся терпеть вещи похуже и всё-таки не терять самообладания… Я знаю, несправедливо, что вам обоим так достаётся, но иногда надо собрать всё своё мужество, и от того, как мы ведём себя в трудный час, зависит… словом, одно тебе скажу: когда вы с Джимом станете взрослыми, может быть, вы вспомните обо всём этом по-хорошему и поймёте, что я вас не предал. Это дело, дело Тома Робинсона, взывает к нашей совести… Если я не постараюсь помочь этому человеку, Глазастик, я не смогу больше ходить в церковь и молиться.
— Аттикус, ты, наверно, не прав.
— Как так?
— Ну, ведь почти все думают, что они правы, а ты нет…
— Они имеют право так думать, и их мнение, безусловно, надо уважать, – сказал Аттикус. – Но чтобы я мог жить в мире с людьми, я прежде всего должен жить в мире с самим собой. Есть у человека нечто такое, что не подчиняется большинству, – это его совесть.
Роман «Убить пересмешника» — это попытка воссоздать то, что бывает сложно достижимо в реальности. И, видимо, одна из причин 55-летней популярности романа как раз в нехватке, в поиске, в стремлении к таким простым вещам, как умение идти по своему пути, справедливость и идеальная отцовская любовь.
Папиного дня в общероссийском календаре пока нет, а сказка о нем – есть!
Я бы рано или поздно опустил руки и смирился, если бы не одна мысль. А ведь на самом деле трудно назвать современных детей не читающими.
Хороших книг о врачах много, но мы выбрали лишь несколько, чтобы напомнить, что часто врач — это больше чем профессия.
Сложно понять и принять, что деменция неизлечима, но можно продлить светлый период.
Актер театра и кино Сергей Перегудов о зрелом отцовстве и о том, как востребованному артисту успевать быть папой и как быть родителем в тревожные времена.