Без семьи

Мне 8 лет. Я сижу на диване, умотавшись в плед, ночь, я не сплю, я слушаю.

Передо мной печь, изклеймлённая печатями трубочиста “ПРОВЕРЬТЕ ТЯГУ ДЫМОХОДА!” Настоящего трубочиста. С мотком троса через плечо. Он приходил, чистил дымоход, а потом заходил в каждую квартиру, подсоединённую к прочищенному дымоходу, и ставил на печь печать своего присутствия. И мне так легко перенести себя лет на сто в прошлое, достаточно только исключить “Волги”, “Москвичи”, редкие “Жигули” и тогда ещё на каждом шагу “Победы”. Ведь только вчера заходил трубочист, и во двор приходил бродячий скрипач и играл что-то нежное в нашем дворе-колодце, и люди слушали незатейливую музыку и бросали медяки на плиты двора. Скрипачу уже не положено было существовать в это время, время с трудом терпело даже трубочистов, лишив их цилиндров и чёрной одежды, оно переодело трубочистов в обычные рабочие спецовки. Но и трубочист и бродячий музыкант существовали вопреки эпохе, только при скрипаче не было дрессированных собачек и мальчика-подкидыша Реми, о котором мне вечерами, до ночи, пока не засыпал сам, читал отец.

А ведь тот халтурщик-скрипач сливался в моём детском воображении с господином Виталисом, страшным, странным и добрым, который выкупил Реми у отчима, и спас мальчишку от прозябания в приюте!

Отец читал монотонным ровным голосом, пока не начинал засыпать от усталости дня. Его ровная интонация давала волю моему мальчишескому воображению. Отец не навязывал мне героев, их характеры, их отношения, он только переносил текст в мои уши, в мир моего воображения. Всё остальное он заставлял меня делать самому. И я это делал. Я видел пыльную дорогу Франции, по которой плетутся, битые зноем, старик, мальчишка и три собаки. Я видел метель, бьющую бездомных странников, от которой Виталис спасает Реми, закрыв названного сына своим телом. Вплоть до этого момента Виталис представлялся мне злым, жёстким, но когда он умирал, спасая Реми, передо мной открывались страшные тайны отеческой любви.

Тысяча лет прошла с той поры. Сто тысяч лет. Теперь я знаю, что чувствовал отец, читая мне приключения мальчика-подкидыша Реми. Тогда папа одалживал у друзей редкую книжку. Я её просто купил. И когда моему сыну исполнилось 8 лет, я открыл её и, не объявляя о том, что сейчас он услышит нечто необыкновенное, без лишнего пафоса, однажды вечером, стараясь сохранять ровную интонацию, не форсировать голос, начал читать. И сын стал слушать.

Т.Шулер. Иллюстрация к роману Г.Мало «Без семьи».

И вместе с Реми мы прошли всю Францию, переплакали смерть Виталиса, пошли дальше, оказались вместе с героем в штольне затопленной шахты, спаслись… Эпизод о людях в отрезанной от мира штольне произвёл на сына наибольшее впечатление. Как это банально! Тысячу лет назад именно этот эпизод настолько врезался в мою детскую память, что спустя годы, казался основной темой рассказа о странствиях мальчика Реми! Но, хуже того… Лет за 70 до моего рождения приключениями Реми зачитывался ещё один мальчик. Позже, уже став великим чешским писателем, Карел Чапек пишет роман “Первая спасательная”, и глава о страшных минутах, проведённых Реми и его друзьями в затопленной штольне, ложится в основу этого романа…

Да, сознаюсь, когда я читал книгу сынишке, я поражался её простоте и даже примитивности. Я не мог сравнить её с литературной классикой вообще и с лучшей долей детской классики в частности. О!

Сколько недочётов, сколько откровенно слабых мест! Но всё это я заметил в свои 40. В 8 я этого не видел. И сын не видел. И я тогда, и он сейчас видели только добро, любовь и высокую честь людей, которых судьба поставила на нижние ступеньки общества. И я, не обращая внимания на недочёты писателя позапрошлого века, как сто тысяч лет назад читал эту книгу не как пожилой седой дядька, а как мальчишка восьми лет, и как мальчишка, плача и смеясь, я шёл вслед за героями этой доброй, хотя, в сущности, незамысловатой повести.

Я очень надеюсь на то, что еще через сто тысяч лет мой сын откроет эту книжку, это будет вечером, его восьмилетний сын будет сидеть на диване, умотавшись в плед и слушать, и мой сын станет читать моему внуку «Без семьи» Гектора Мало.