Даниил Хармс: «Мы летим, бежим и скачем…»

Отношение к творчеству Даниила Хармса, особенно к взрослой его части, зачастую удивляет своей диаметральностью. Хармсом либо страстно восторгаются, либо терпеть его не могут. Редко встречается что-нибудь нейтральное. И при этом удивительно редко встречаются мальчики и девочки, равнодушные к его детскому творчеству, не терпящие его. Взрослые говорят: «Это же бред! Как такое можно читать детям?». А дети скачут и распевают его стихи…

И надо сказать, что у ребят есть основания. Стихи Хармса – это воплощение детской радости и легкости бытия, образец для поэтов. Мало кому из детских авторов удавалось так точно поймать весь ритм детской жизни и уловить все ее интересы. «Я думал о том, как прекрасно всё первое…» – писал Хармс, наверное, в том числе и о детском восприятии мира.

Слева Дане Ювачеву два года, справа — семь. Иллюстрация из книги серии «Жизнь замечательных людей»

Это отношение – отдельный повод удивиться, ведь жизненный путь Даниила Ивановича был настолько труден, что кажется, будто легкомыслию и радости в нем вовсе не должно было найтись места.

Даниил Иванович Ювачёв (это его настоящая фамилия) родился в Петербурге в 1905 году, в семье морского офицера и дворянки. Учился мальчик в немецкой школе, хорошо знал, естественно, немецкий язык. В 1924 году юноша поступил в Ленинградский электротехникум, но проучился там недолго, после чего весь отдался литературному творчеству, тягу к которому он чувствовал с ранних лет. Версий происхождения псевдонима писателя, кстати говоря, несколько, одна из самых увесистых такая: перевод английского слова «harms» – напасти.

Т. Дручинина Портрет Д. Хармса. 2005. Источник: d-harms.ru

В 1927 году было создано литературное объединение ОБЭРИУ («Объединение реального искусства»), которое возглавил Хармс. Туда вошли Александр Введенский (друг Хармса и тоже замечательный детский поэт), Николай Заболоцкий и другие.

В конце этого же 1927 года Самуил Маршак, Борис Житков и Николай Олейников, которые в то время активно занимались поиском детских авторов и созданием, по сути, принципиально новой детской литературы, пригласили Хармса сотрудничать. В целом около десяти лет он печатался в детских журналах «Чиж», «Ёж» и других.

Однако в конце 1931 года Хармс был арестован за участие в «антисоветской группе писателей», причем речь шла именно о детской литературе, а не о творчестве эпатажных обэриутов. В 1932 году писатель был отпущен на свободу, и в его жизни наступает тяжелый период. Понимая, что ничего, кроме детской темы, опубликовать ему теперь не удастся, Хармс все же пишет, пишет в стол, пишет много, и в основном это «взрослые» вещи, иногда смешные, иногда тяжелые, иногда сложные и малопонятные, насквозь пропитанные абсурдом, корни которого видятся автору в окружающей реальности. Его не печатают, он и его жена вынуждены временами даже голодать.

В 1941 году, вскоре после начала войны, Хармса снова арестовывают по доносу за распространение «клеветнических и пораженческих настроений». Пытаясь избежать расстрела, писатель симулировал сумасшествие и был помещен в психиатрическое отделение тюремной больницы. Там он и скончался от голода в 1942 году, во время блокады.

Всего 36 лет. Необычайное дарование – и загубленная, растоптанная жизнь. К сожалению, такова участь многих отечественных творцов.

Чем же так привлекательно его творчество, в чем его прелесть? Удивительно, что, не будучи сам отцом, Хармс необычайно тонко чувствовал детскую душу, ее жизненно важную потребность в игре, в движении, в веселье. Поразительна эта способность смеяться, видя вокруг и ощущая на себе всю тяжесть существования.

Кадр из мультфильма «Хармониум», 2009, реж. Дмитрий Лазарев

Детские стихи Хармса в полной мере соответствуют заповедям для детских поэтов, прописанным Чуковским в «От двух до пяти».

Чуковский, напомню, считал, что детский стих должен быть графичным: множество действий, которые можно проиллюстрировать, и минимум признаков и различных описаний (то есть побольше глаголов и поменьше прилагательных). Сюжет, вследствие обилия действий, должен быть динамичным. В стихотворении должна присутствовать лирика: его легко пропеть, протанцевать, не говоря уже о декламации. Ритм стиха должен быть подвижным и переменчивым, чтобы удерживать внимание маленького читателя. Стих должен быть музыкальным: больше гласных звуков и поменьше скоплений согласных. Рифмам следует располагаться близко друг к другу, при этом сами рифмующиеся слова должны быть и центральными по смыслу. В детском стихе должно быть побольше коротких предложений и поменьше – длинных. Наиболее предпочтительный размер – динамичный хорей. Стих должен быть игровым, но он должен быть стихом и для взрослых! То есть к качеству литературы для детей предъявляются повышенные требования: мы, родители, не должны опускаться до уровня маленького ребенка, а наоборот, должны его подтягивать к себе.

В виде иллюстрации к этим заповедям приведу начало одного стихотворения Хармса.

Уж я бегал, бегал, бегал –
и устал.
Сел на тумбочку, а бегать
перестал.

Вижу, по небу летит
галка,
а потом ещё летит
галка,
а потом ещё летит
галка,
а потом ещё летит
галка.
Почему я не летаю?
Ах, как жалко!

Надоело мне сидеть,
захотелось полететь,
разбежаться,
размахаться
и как птица полететь.

Смотрите, в какой все гармонии. Вот сначала бегал, бегал – и устал. Строка длинная, размер неторопливый, спокойный.

Дальше четыре повторяющиеся строки про галку вызывают поначалу недоумение: зачем столько раз повторять? Скучно же… Но здесь есть своя логика: сидит человек, отдыхает, беспечно и беззаботно рассматривает все, что есть вокруг, считает галок.

А потом? Период покоя кончается, и последние строки читаешь, притопывая ногой, живенько и динамично. Отдохнул ребенок – и проснулась обычная для него бурная жажда движения: разбежаться, размахаться. Сменился ритм, сменился темп – вся картинка поменялась. И заметьте: ни одного прилагательного, сплошь глаголы.

И дальше в этом стихотворении есть еще один момент:

Посмотрите,
посмотрите,
как плыву я под водой,
как я дрыгаю ногами,
помогаю головой.

Ведь детям так важно, чтоб на них смотрели, когда они что-то этакое делают! Вспомнился попутно эпизод из «Волшебной зимы» Туве Янссон, когда Муми-тролль в ледоход ринулся спасать малышку Мю и чуть было не пропал сам. Автор этой книги тоже знала толк в детях:

Из окошка купальни за ними внимательно следила Туу-тикки и вот теперь поняла: дело плохо. «Ай, ай, – подумала она. – Ведь он не знает, что я все время наблюдаю за ним…»
Туу-тикки поспешила на мостки причала и крикнула:
– Браво!
Она чуть было не опоздала.

Все кончилось хорошо, но и здесь, как и у Хармса, герою важно было, что кто-то следит за тем, как он совершает подвиг.

В детской прозе Хармса тоже очень видно превосходное знание детской натуры и любовь к ней. Вот, например, рассказ «О том, как Колька Панкин летал в Бразилию, а Петька Ершов ничему не верил». Диалог героев, Кольки и Петьки.

Петька снял кепку и почесал голову. Надел кепку опять и спросил:
– А аэроплан этот тебе дадут?
– Дадут, – сказал Колька, – у меня там знакомый авиатор.
– Знакомый? А как его зовут? – спросил Петька.
– Очень просто – Павел Иванович, – сказал Колька.
– Павел Иванович? – переспросил Петька.
– Ну да, – сказал Колька.
– И ты его попросишь? – спросил Петька.
– Конечно. Вот пойдём вместе, ты услышишь, – сказал Колька.
– А если он тебе не даст аэроплана? – спросил Петька.
– Ну как не даст. Попрошу, так даст, – сказал Колька.
– А если ты не попросишь? – спросил Петька.
– Попрошу, – сказал Колька.
– А испугаешься! – сказал Петька.
– Нет, не испугаюсь! – сказал Колька.
– Слабо! – сказал Петька.
– Нет, не слабо! – сказал Колька.
– Слабо! – сказал Петька.
– Нет, не слабо! – сказал Колька.
– Слабо!
– Нет, не слабо!
– Слабо!
– Нет, не слабо!
Колька Панкин и Петька Ершов побежали к авиатору.

И таких диалогов полный рассказ. Мальчишки как живые, правда?..

Хармс позволял себе многое и хулиганил в своем творчестве от души. Вот, например, одно из моих любимых стихотворений.

Халдеев, Налдеев и Пепермалдеев
однажды гуляли в дремучем лесу:
Халдеев в цилиндре, Налдеев в перчатках,
а Пепермалдеев с ключом на носу.

Над ними по воздуху сокол катался
в скрипучей тележке с высокой дугой.
Халдеев смеялся, Налдеев чесался,
а Пепермалдеев лягался ногой.

Но вдруг неожиданно воздух надулся
и вылетел в небо, горяч и горюч.
Халдеев подпрыгнул, Налдеев согнулся,
а Пепермалдеев схватился за ключ.

Но стоит ли трусить, подумайте сами?
Давай мудрецы танцевать на траве:
Халдеев с картонкой, Налдеев с часами,
а Пепермалдеев с кнутом в рукаве.

И долго, веселые игры затеяв,
пока не проснутся в лесу петухи,
Халдеев, Налдеев и Пепермалдеев
смеялись: ха-ха, хо-хо-хо, хи-хи-хи!

Никак я, честно говоря, не могла поначалу постичь смысла этого произведения. Но три чудака на прогулке все равно радовали своим каким-то неотчетливо позитивным отношением к жизни, окруженные всякой чепухой вроде ключа на носу. А потом, после многих уже прочтений, до меня вдруг дошло: вся соль стиха просто-напросто в том, что кто-то из героев неожиданно пукнул. И эту свою хулиганскую выходку Хармс затейливо украсил соколом в скрипучей тележке, отвлек читателя кнутами в рукаве и перчатками, и сидит теперь рядовой, обыкновенный читатель вроде меня, озадачен сверх меры и одурачен несколько, и это над ним смеются веселые мудрецы. Как не улыбнуться теперь и не оценить шутку? А посмотрите, какой прекрасный, напевный ритм!

Но есть и серьезные мотивы, и даже в детской, радостной сфере не может Хармс от них отказаться.

Из дома вышел человек
С дубинкой и мешком
И в дальний путь,
И в дальний путь
Отправился пешком.

Он шел все прямо и вперед
И все вперед глядел.
Не спал, не пил,
Не пил, не спал,
Не спал, не пил, не ел.

И вот однажды на заре
Вошел он в темный лес.
И с той поры,
И с той поры,
И с той поры исчез.

Но если как-нибудь его
Случится встретить вам,
Тогда скорей,
Тогда скорей,
Скорей скажите нам.

Как будто ничего необычного, и даже никакого абсурда, столь любимого Хармсом, обычный довольно стишок. Был бы. Если бы не дата создания. 1937 год.

Есть у Хармса и очень тонкие, лиричные детские стихи, как, например, про веселого скрипача:

Проходит Володя
И тихо хохочет,
Володя проходит
И грабли волочит.

Потом достаёт
Из кармана калач,
И две собачонки
Проносятся вскачь.

И пристально смотрит
Скрипач на песок
И к скрипке привычно
Склоняет висок.

И думают люди:
«Вот это игра!
Мы слушать готовы
Всю ночь до утра!»

Говоря об искусстве Хармса, нельзя не упомянуть поэму «Плих и Плюх», которую сам Даниил Иванович обозначил как «вольный перевод с немецкого». Особенная прелесть ее в том, что русский текст звучит очень по-немецки. Короткие, отрывистые слова, рифмы, в которых угадывается немецкое звучание: Шлих – них, Фиттих – бить их, так – собак. Мне кажется, это высочайшее мастерство – перевести так, чтобы было понятно, с какого языка. По этой поэме снят отличный мультфильм. Авторский текст за кадром читает Сергей Юрский, превосходный актер и замечательный чтец. И надо сказать, что он – интонациями и произнесением слов – строго соблюдает эту «неметчину» в тексте.

Вообще, музыка Хармсовых стихов необыкновенно хороша. Вот кусочек из «Бульдога и таксика»:

Послушайте, бульдог, бульдог! –
Сказал незваный гость. –
Позвольте мне, бульдог, бульдог,
Докушать эту кость.

Не поленитесь, прочитайте это вслух. Именно так и должны разговаривать собаки, двусложными отрывистыми словами, именно так переводится собачий лай на русский язык.

Конечно, нельзя перечислить все и написать о каждом из необычных и прекрасных Хармсовских творений. Затрону под конец еще одну немаловажную тему, без которой не бывает хорошей детской книги. Такого невероятного автора, думается, безумно трудно иллюстрировать. Как в рисунке объединить всю эту свистопляску чудаков, бешеную скачку и тьму абсурдных деталей? Очень жаль, что многие из сегодняшних изданий грешат скучными, пустыми иллюстрациями, а некоторые художники так и в текст не вчитываются, выполняя рисунок…

Вот, например, к стихотворению «Странный бородач», где есть такие строчки:

Коля с Петей прочь отходят…
Вдруг к швейцару с булавой
Гражданин один подходит
С очень длинной бородой,

– пририсован этот странный бородач, который танцует с булавой в руке. И ни художнику, ни редакторам даже в голову не пришло, что булава – это атрибут швейцара, а не бородача. Между тем, книжка вышла в издательстве «Самовар», одном из чемпионов по детскому книгоиздательству, и картинки к ней рисовали довольно именитые художники Аркадий Шер и Александр Алир.

Иллюстрация Аркадия Шера и Александра Алира

Но есть и превосходные художники, которые очень тонко чувствуют хармсовский текст. Например, «Сказка» в рисунках Николая Воронцова – загляденье, что за издание, очень рекомендую.

Иллюстрации Николая Воронцова

А еще очень хороши иллюстрации Игоря Олейникова, особенно для «Как Володя быстро под гору летел». Во-первых, у картинки есть сюжет, строго соответствующий тексту. Во-вторых, расположение героев в виде пирамиды наглядно подтверждает всю силу хармсовского абсурда и веселого переворачивания всего с ног на голову. В-третьих, масса уморительных деталей, которые становятся видны только при подробном разглядывании. А в-четвертых, это очень добрая картинка, потому что не показан непростой финал стихотворения, когда все врезались в медведя и переломали ноги, лапы и салазочки. Хармс, надо сказать, тоже об этом дипломатично умалчивает: «Быстро под гору летели – на медведя налетели. // И Володя с той поры не катается с горы». И поди угадай почему…

Иллюстрация Игоря Олейникова к стихотворению Д.Хармса «Как Володя быстро под гору летел»