Наверное, этот день не был самым светлым в твоей жизни, отец, во всяком случае, не светлее того коммунистического будущего, которое ты строил, будучи бесконечно предан его идеалам и безукоризненно честен во всем. В моих же воспоминаниях этот день был совершенно особенным, неповторимым, долгожданным, единственным в году. Я называла его «папин день».
То солнечное летнее утро отличалось от всех остальных тем, что, едва проснувшись, я чувствовала в груди какой-то необыкновенный трепет и разливающуюся по всему телу радость. Я просто вылетала из своей постели и мчалась на кухню, где неутомимая бабушка уже готовила завтрак для всей нашей большой семьи. «Что-то ты сегодня рано поднялась, егоза? – спрашивала она меня, хитро сощурив свои добренькие глазки. – Ну-ну, иди, собирайся уж».
Это стало семейной традицией – летом, когда в Калининград приезжал на гастроли Московский цирк-шапито, нас с тобой отправляли туда на целый день. Иногда бабушка из остатков материи шила мне к этому событию новенькое платьице, а в косы вплетались самые лучшие ленточки. «Маленькая принцесса» брала за руку своего отца, и мы шли на автобусную станцию.
Несмотря на полное равнодушие к цирку, ты мужественно высиживал двухчасовое представление, хлопал в ладоши, смеялся над шутками клоунов, шептал мне на ухо «потише…», когда я слишком бурно выражала свои эмоции. А потом терпеливо выслушивал мои бесконечные, полные искреннего восхищения, комментарии.
Мы заходили в какую-то столовую, ели котлеты с макаронами, на улице покупали мороженое и шли в парк на остров. Там мороженое съедалось, и дальше дорога приводила нас к могиле Канта. Здесь ты с упоением рассказывал мне о том, какой это был замечательный философ и ученый. Я делала умное лицо, стараясь слушать внимательно, и не перебивала тебя даже, когда мне становилось немного скучно. Я боялась, как бы ты не заметил этого и не расстроился, что у тебя такая глупая дочь.
Наконец мы садились на трамвай и ехали в не менее любимое место, чем цирк – зоопарк. Там я без устали носилась от вольера к вольеру, от слона к бегемотам, от обезьян к тиграм, от медведей к тюленям. Мне было интересно абсолютно все: что они едят, где ночуют, умеют ли бегать быстрее меня, почему нельзя научить их разговаривать?.. Ты изо всех сил старался быть хорошим рассказчиком, отвечал на все мои порой довольно смешные вопросы, никогда не раздражался, если я спрашивала об одном и том же по несколько раз, не отказывал мне в просьбах снова купить мороженое.
До вокзала мы вновь добирались на дребезжащем трамвае. Я непрерывно болтала о неуклюжих медвежатах, гордом жирафе, смешных обезьянках, гадком удаве, говорящем вороне… Обычно ты молчал, лишь изредка кивал головой и произносил что-то типа «хм…»
Билеты на дизель куплены, мы мчимся на 4-ю платформу, заскакиваем в полупустой вагон и плюхаемся на сиденья, обычно друг против друга. Я замолкаю, переполненная впечатлениями, мороженым и газировкой, и начинаю дремать под монотонный стук колес. Чувствую, как ты вытираешь мою перепачканную сладостями мордашку своим, пахнущим одеколоном, носовым платком, немного стесняюсь этого, но делаю вид, что сплю.
Дома все набрасываются на меня с расспросами, а ты, плотно поужинав, усаживаешься на диван со своей любимой газетой.
Мне становится немного грустно, что так быстро закончился мой праздник – «папин день», но я точно знаю, что ровно через год мы с тобой, взявшись за руки, снова поспешим на автобус, чтобы отправится в новое незабываемое путешествие. Только мы вдвоем и никто больше.
Актер театра и кино Сергей Перегудов о зрелом отцовстве и о том, как востребованному артисту успевать быть папой и как быть родителем в тревожные времена.
Дочка изобретателя, правнучка знаменитого скульптора, потомок древнего английского рода Виктория Шервуд уверена: историческая и семейная память помогает человеку лучше понять самого себя.
Сложно понять и принять, что деменция неизлечима, но можно продлить светлый период.
Актер театра и кино Сергей Перегудов о зрелом отцовстве и о том, как востребованному артисту успевать быть папой и как быть родителем в тревожные времена.