Материал журнала «Семья и школа», № 2, февраль, 1984 г.
– Куда же ты залез, бестолочь! Брось это дело немедленно, тебе говорят! – возмущенно кричит папа на своего трехлетнего сына, открывшего из любопытства сервант и развлекающегося «чоканием» друг об друга хрустальных стопочек. Малыш вздрагивает и – то ли от неожиданности, то ли оттого, что понимает отцовские слова буквально, — «бросает это дело»: стопочки падают на пол и разбиваются…
Легко себе представить дальнейшее развитие событий: шумное разбирательство с участием прибежавшей мамы и, возможно, бабушки; обилие реплик и эпитетов: «дурак» (от отца к сыну), «садист» (от матери отцу — за то, что испугал и довел до рева «деточку»), «вредители» (от бабушки ко всем членам семьи). Со стороны все это выглядит, в общем, смешно: и недаром подобного рода сцены — благодатный материал для эстрады и комедий. Но внешний комизм не должен заслонять от нас довольно-таки суровые последствия таких сценок для психики детей, растущих в окружении несдержанных взрослых, то есть в обстановке распущенности.
Как это получается, что, на словах соглашаясь с прописными истинами о необходимости быть вежливыми друг с другом и в семье, в быту, мы на деле так легко забываем об этом?
Наверное, причина в том, что для собственной распущенности мы легко находим оправдания, обманывая себя целой системой «доводов», опирающихся на патриархальные предрассудки. Давайте же, чтоб отнять у «распущенности» ту опору, которую она себе находит в нашем сознании, критически переосмыслим эти представления.
Безудержное выражение эмоций имеет определенный «полезный» смысл для того, кто так себя ведет. Право на «игру страстей» — это одновременно и претензия на безраздельную власть в семье. Это демонстрация силы: «если вы не будете делать так, как я хочу, то на вас обрушится мой гнев, а если вы что-то имеете против моего гнева, тем хуже для вас — разрыв не в вашу пользу». Демонстративный смысл открытого раздражения в том и состоит: раздраженный человек убежден, что от разрыва проиграет не он, а другой, тот, кто находится в зависимости от него, а следовательно, должен уступать и помалкивать. «Только не бойся скандалов, и тогда власть в доме будет в твоих руках», — учит мать героиню повести Г. Гуревича «Крылья Гарпии». Что ж, в этом назидании вполне лаконично и ясно выражена мораль «эксплуататорского брака». Заметим: «эксплуататор» не обязательно тот, кто взваливает на другого всю работу по дому: психологическая эксплуатация – это прежде всего безудержное использование душевных ресурсов другого, его способности сдерживать себя, его миролюбия, его воли к согласию, готовности к утешению и поддержке.
Иногда бывает несдержан человек, психика которого истощена хотя бы бесконечным домашним трудом, действительно, унизительным в такой обстановке, когда он не находит у других должной оценки. Но одно дело такая, невольная несдержанность, а другое дело – распущенность человека, чье душевное равновесие отнюдь не подорвано; напротив, он в любую минуту готов пустить в ход незаурядный запас агрессивной эмоциональной энергии. Для такого человека распущенность – инструмент власти, а ссылка на различные житейские обстоятельства – всего лишь самооправдание. Эти обстоятельства порой специально изобретаются и подчеркиваются для того, чтобы отстоять право на распущенность. Привычка к бесконтрольному выражению эмоций иной раз вырабатывается при длительной болезни одного из членов семьи: человек этот постепенно привыкает к режиму потворствующего сострадания», привыкает жалеть себя, прощать себе абсолютно все. Он не упускает случая напомнить близким: «Вот смотрите, я болен, как переживаю – даже сдерживаться не могу!» Особенно бурно разрастается распущенность, так сказать, на «нервной почве»: психологические преимущества получает здесь тот, у кого «слабее нервы».
Во многих семьях, особенно молодых, недооценивают ту опасность, которую таит в себе временное создание для кого-то потворствующего режима (безусловно, это не относится к беременной женщине или кормящей матери – щадящий режим для них оправдан). Вот муж выполняет дома срочную работу (мастерит, чертит, составляет программу и т.п.). Чтобы работа удалась, для него создается соответствующий режим тишины и покоя: он получает право в любой момент резко одернуть расшумевшегося ребенка (ведь шум отвлекает). И в семье может возникнуть привычка: все занятия папы, даже ежевечернее чтение газеты, получают ореол почти государственной важности.
Подсознательным двигателем распущенности чаще всего является эгоизм, выражающийся в стремлении человека утвердить свое право бесконтрольно выражать эмоции. Особенно разыгрывается раздражительность, если совесть человека молчит, если он придумывает для себя какие-либо «оправдывающие» обстоятельства: это может быть незаменимая роль в семье, «сверхперегрузки» на работе, особое участие в воспитании ребенка, в домашних заботах («Уж если я за всех убираю грязь, то будьте добры безропотно выслушивать все, что я о вас думаю»). В этом случае сами эти труды и жертвы оказываются по сути «психологической взяткой», с помощью которой человек, не привыкший и не умеющий себя контролировать, пытается получить право на бесконтрольность.
От кого можно ожидать резкости и взрыва раздражения – от того, кто только что совершил эгоистический поступок, или от того, кто только что совершил поступок самоотверженный? Оказывается, мы часто теряем контроль над собой именно тогда, когда ощущаем моральное превосходство над другими и лишаемся самокритичности. Окружающие, для которых мы только что сделали доброе дело, вдруг чувствуют в нашем голосе интонации кредитора: «Теперь ты мой должник и не забывай этого…» Или: «Если принимаешь мою помощь, терпи и мой бурный нрав – дареному, так сказать, коню в зубы не смотрят».
Безусловно, сегодня человек испытывает немалые трудности, связанные с усложнением техники, производства, потоками разнообразной информации, повышением требовений к его кругозору и профессиональному уровню. Все это создает неизвестные ранее нервно-психические перегрузки. Дома хочется отдохнуть, расслабиться. И так часто кажется, что комфорт человеческих отношений достигается за счет их простоты и непосредственности, когда высказывается вслух самая первая мысль, которая приходит в голову; непроизвольно, без задержки и оценки возможных последствий, выражается в интонациях, мимике, жестах то или иное настроение. На этой предпосылке простоты строятся опять-таки эгоистические ожидания: кто, как не родные, близкие, должны меня понять и простить, отозваться на мое дурное настроение, рассеять огорчение и сомнение? Ожидания понятные; но может быть, стоит прежде подумать: заслуживает ли это настроение того, чтобы его демонстрировать? Как оно отзовется на близких?
Такой поборник простоты постоянно ставит перед окружающими далеко не простые задачи. Помните? Отец кричит ребенку «брось», но, оказывается, это нельзя понимать просто, буквально: «брось» здесь означает, что надо бережно поставить посуду на место… Вот муж возвращается домой слишком поздно – но не смог предупредить домашних о сверхурочной работе. А жена, встретив его, разряжает свое накопившееся раздражение очень «простым» способом – бросает фразу вроде «Мог бы и вообще домой не являться!» Эту фразу опять-таки нельзя истолковать буквально: от него не ждут, что он хлопнет дверью и действительно отправится ночевать на работу. Эта реплика значит совсем другое: «Сейчас же извинись и больше так никогда не делай».
Вот в этом все и дело! То, что выглядит для вас очень простым и ясным, для другого как раз и является сложным. Отрицать эту неизбежную реальную сложность человеческих отношений в семье, где люди находятся не в одинаковых, а во взаимодополняющих позициях (типа «муж-жена», «родитель-ребенок»), отрицать это означает на деле не столько упрощать семейную жизнь, сколько осложнять ее.
Распущенности, раздражительности должна противостоять способность предвидеть: что будет, если я скажу то-то и то-то и сделаю так-то? Как на этот посмотрит, как отзовется муж (жена, сын, дочь)? А что будет, если сделать по-другому? Что бы ни случилось, в семье мы не имеем права никогда расслабляться настолько, чтобы только безотчетно выражать свои эмоции. Мы сами создаем все домашние ситуации, и надо чувствовать постоянную ответственность за то, каковы они будут.
Конечно, лучше всего научиться вовремя подмечать в себе наступление состояния раздраженности, бесконтрольности. Как заметить это? Если вы совершили какой-то поступок и можете объяснить себе и другим, почему вы так сделали, но не можете объяснить, зачем, с какой целью так сделали, значит, вы совершили этот поступок в состоянии бесконтрольного реагирования на какие-то обстоятельства. Это состояние почти неизбежно возникает вслед за мыслью: в неудаче или неприятности виноваты все (кто-то другой), кроме меня. Тем самым вы снимаете с себя ответственность за случившееся, не хотите (или считаете себя не в силах) воздействовать на ситуацию, а лишь оставляете за собой право бурно реагировать.
Конечно, учиться самоконтролю и самовоспитанию непросто. Но поверьте, лучше преодолимые трудности вначале, чем непреодолимые трудности потом. Особое значение имеет самоконтроль в общении с ребенком. Даже превращаясь в игре с ним в сверстника-товарища (или даже лошадь, или в шведскую стенку), вы ни на минуту не имеете права забывать о том, что вы – воспитатель, вы руководите ребенком. Именно вы должны управлять ребенком, а не он вами. И когда вы что-то делаете или говорите, надо более или менее ясно представлять, зачем вы это делаете, какой эффект это может иметь, какую реакцию вызовет. Задумайтесь о том, какую цель имеют естественные реакции на его шалости или упрямство: может быть, вами руководит только стремление выплеснуть раздражение?
Очень часто так называемое естественное выражение чувство оборачивается тем, что мы навешиваем ребенку «оценочные ярлыки»: лентяй, потребитель, хулиган и т.п. В вихре эмоций эти «ярлыки» подчас превращаются в явные ругательства… Осознают ли взрослые, что это очень часто приводит именно к тем последствиям, которых сами они хотят избежать? Незрелая, легко ранимая психика ребенка подвержена суггестивным (внушающим) воздействиям. То, что в сознании родителей представлено как опасение, в голове ребенка предстает как свершившийся факт. Вот взрослый, обнаружив в кармане сына чужую авторучку, кричит: «Ты что? Вором хочешь стать?!» А в голове ребенка это преобразуется в клеймо: «Я – вор!» В этих случаях психологи и психиатры говорят о том, что происходит «невротическая фиксация негативного стереотипа».
Только самоконтроль открывает возможность «вычистить» из собственной речи «ярлыки», низко оценивающие личность ребенка, заменить их на оценки поступка: «Вообще-то ты довольно ловко складываешь свои вещи, но вот это у тебя лежит явно не на месте». Или: «Ты, конечно, хороший мальчик (девочка), но в этот раз поступил хорошо…»
Педагогическая позиция – это постоянный самоконтроль, это умение непрерывно следить за собой со стороны, а лучше всего – видеть себя глазами ребенка. Ребенок, которому нужно понять, «кто он есть», ответ на этот вопрос находит в оценках и репликах окружающих его людей. Мы показываем ему своеобразный сценарий его поведения. И если нет никакого другого «сценария», кроме негативного, то ребенок и будет ему следовать вопреки возмущенным жестам, окрикам, запретам и лишениям.
Мы видим, что в деле воспитания, как в известной пословице, эта самая пресловутая «простота» вполне сопоставима с «воровством». Ребенок оказывается в прямом смысле обкраденным – лишенным позитивной программы поведения.
Где же грань между той простотой, которая по праву для нас является синонимом гармонии и естественности, и той мнимой «простотой», которая на деле выливается в бездуховную пустоту?
В благостном, умиротворенном состоянии мы можем умиляться детям, всячески либеральничать с ними, что подчас приводит к избалованности. Однако если они на «допекли», вывели из равновесия, то шутки в сторону – сквозь цивилизованную личину культурного человека проступает – не побоимся сказать – «ндрав» дикаря, руководствующегося лишь одним «моральным» принципом: кто силен, тот и прав. В этом состоянии мы требуем от ребенка, да и от других близких, зависимых от нас, чтобы они немедленно осознали свою зависимость и подчиненность и незамедлительно, без всяких проволочек выполнили прямые наши приказы. Такой незадачливый, психологически безграмотный родитель даже не задается вопросом: а что должно предшествовать появлению у ребенка желания немедленно выполнить приказ? У него «простая» воспитательная стратегия – настаивать на своем любой ценой, и это кажется полностью оправданным тем, что он выставляет «безусловно справедливые требования». Такой родитель действует по формуле: «Если я прав по существу, значит, я прав по форме».
Предположим, что воспитатель, не вникая в хитросплетения детской психологии, но решительно требуя от ребенка выполнения своих приказов, добился-таки своего, и обошлось без неврозов, без негативизма и асоциальным поступков. Что же, получится ли в этом случае полноценная личность с активной жизненной позицией, со способностью к сочувствию, к эмоциональному и практическому отклику на чужую беду? Оказывается, человеку, воспитанному под гнетом родительских страстей, трудно строить свои отношения с людьми как с равными. С теми, по отношению к которым он занимает подчиненную позицию, он сдержан, учтив, почти заискивающ; а с теми, над которыми чувствует превосходство, он ведет себя явно распущенно (как прежде его родители!). Понятно, что с собственными детьми такой человек станет обращаться так же, как с ним в свое время его родители (или еще добавит эмоций от себя лично).
Как видим, властно-раздражительное отношение к ребенку приводит к формированию людей особенного склада, которых психолог В. Смехов очень метко и образно предложил называть «людьми без психики». Конечно, не в том смысле, что у них самих нет психики, а в том, что они никак не опираются в своем поведении на представление, что у других людей есть собственные интересы, настроения, мнения, чувства, не предопределенные автоматически их ролью в обществе. С точки зрения «человека без психики», грузчик должен грузить, строитель – строить, учитель – учить, писатель – писать, начальник – командовать, а подчиненный – исполнять. «Люди без психики» стремятся к «простоте» в отношении к окружающим. И эта «простота» на самом деле прикрывает отсутствие у них способностей (и главное – желания) понимать других, уметь видеть себя со стороны и контролировать себя.
Допустим, вы самокритично обнаружили у себя недостаток самоконтроля и тенденцию впадать в состояние безотчетного возбуждения. Попробуйте освоить «стоп-упражнение».
Текучка повседневной жизни закручивает человека непрерывной чередой событий, как бесконечная кинолента. Первый шаг – научиться останавливать ленту. Постарайтесь задержать текущий момент перед мысленным взором, внушите себе, что у вас есть достаточно времени для того, чтобы разглядеть всех действующих лиц той микросценки, которая запечатлена на этом кадре. Надо взглянуть на себя со стороны, как на одного из действующих лиц в этом кадре. Вглядитесь: кто эти «персонажи», каковы их интерсы, как они относятся друг к другу, чего друг от друга хотят? Что делает сейчас персонаж «Я»? Знает ли он, зачем он это делает? Что будет результатом его действий? Соответствует ли в конечном итоге этот результат его собственным интересам?
Задавайте мысленно себе эти вопросы. Постепенно. Затем постановка этих вопросов станет для вас привычной, вопросы и ответы будут следовать быстро, автоматически, на это как бы и не потребуется отдельного времени. При этом очень важно говорить о себе в третьем лице, без этого вам практически не удастся увидеть себя со стороны.
«Стоп-упражнение» и взгляд на себя со стороны остужают накал страстей. Со стороны очень хорошо видно, что этот незадачливый тип под названием «Я» напрасмно бесится, ибо абсолютно очевидно: он не добьется своего именно потому, что бесится.
Однако сначала вы неминуемо убедитесь в том, что не умеете воспринимать себя со стороны. Это очень легко сделать. Включите диктофон во время домашних дел и общения с близкими. Он будет работать долго, вы скоро забудете о нем. Потом прослушайте запись. Интонации вашего собственного голоса, особенно настырная назидательность будут раздражать вас гораздо больше, чем интонации других. А при просмотре видеозаписи некоторые люди испытывают настоящий шок, вызванный острым неприятием себя.
Следует, однако, предостеречь вас от шпионских попыток устроить магнитофонный шок близким, не предупредив их предварительно об этом. Этим вы не добьетесь ничего, кроме обиды, причем обиды справедливой. Во всех случаях и этичнее, и, по сути, полезнее заручиться их добровольным предварительным согласием.
Вполне посилен и контроль за лексиконом. Поставьте в доме коллективную задачу исключить из лексикона «сильные» слова, «ярлыки». Повесьте не стену лист бумаги, разделив его на графы по числу членов семьи. Независимо от того, кто был прав, а кто виноват в возникшей перепалке, отмечайте в соответствующей графе «прокол» каждому, кто позволит себе употребить «ярлык» или грубое слово. Уверяю, кое-кто удивится, какой «весомый вклад» он вносит в атмосферу семьи. Родителя будет проще понять, какие словечки дети приносят со двора или из детского сада, а какие являются, так сказать, доморощенными.
Возможности самоанализа и самоконтроля огромны. И если вы пришли к выводу, что раздраженность, несдержанность, распущенность являются вашими личными врагами, если вы настойчивы в желании самосовершенствоваться, вы обязательно найдете такие приемы и способы управления собой, которые будут наиболее эффективны именно для вас.
Как быть настоящим мужчиной? Можно ли этому научиться? Насколько много в становлении мужчины зависит от женщины?
Родители читают довольно строгие правила лагеря и решают: «Да, нашему ребенку это подойдет, там его исправят, он станет лучше!» А как на самом деле?
Психолог-консультант Петр Дмитриевский о том, можно ли прожить без конфликтов, почему они возникают и как их преодолевать, не разрушая семью.
Сложно понять и принять, что деменция неизлечима, но можно продлить светлый период.
Актер театра и кино Сергей Перегудов о зрелом отцовстве и о том, как востребованному артисту успевать быть папой и как быть родителем в тревожные времена.