Варницкая гимназия: читать, рассуждать, взрослеть

«Подросток – равно сумасшедший», говорят иногда про тех, кто еще не до конца распрощался с детством, но уже стремится войти во взрослую жизнь. Чему – и возможно ли вообще – учить в этом опасном возрасте? Как взрослым находить общий язык с подростками? А возможно ли говорить с ними о вере?..

О поколении Z и выстраивании с его представителями отношений в условиях православной гимназии, о важности чтения и образования для современного верующего человека и о том, как пережить «потерю веры», журналу «Батя» рассказал директор Варницкой гимназии священник Димитрий Диденко. 

«Варницкая гимназия» – частное общеобразовательное учреждение, существующее при Троице-Сергиевом Варницком монастыре с 2004 года. С 1 по 9 класс в ней обучаются мальчики и девочки из Ростова Великого и окрестностей. 10-11 класс – школа-пансион для юношей со всей России и из-за рубежа. Профиль гимназии – гуманитарный, обучение бесплатаное. Многие выпускники после окончания гимназии поступают в духовные учебные заведения и становятся священниками, однако немало и тех, кто без проблем поступает в светские гуманитарные вузы.

Священник Димитрий Диденко – выпускник Варницкой гимназии 2006 года и ее директор с 2015 года.

Директор Варницкой гимназии священник Димитрий Диденко. Фото со страницы гимназии в VK.

«Необразованный священник – это катастрофа»

— Когда учишься сначала в православной школе, потом в православном вузе, потом идешь работать в православную организацию, нет ли опасности попасть в «гетто»? Человек не формируется каким-то однобоким?

— Конечно, есть такая опасность, и, конечно, формируется. Я убежден, что нужно об этой опасности говорить с самого начала, и поскольку она неизбежна, то надо сразу иметь в виду: я постоянно нахожусь в опасности выключиться из реальности. Надо об этом помнить.

— Что значит «выключиться из реальности»?

— Есть печальные примеры, когда люди абсолютно утрачивают навыки дискуссии. Например, когда священник общается только в рамках своего прихода, он пользуется своей властью, судит обо всем безапелляционно, говорит проповеди, а это же почти всегда монолог, да и на исповеди многие священники используют монолог, а не диалог, не особо слушая кающегося. Такой авторитарный стиль духовного руководства. Попадая  в светскую среду, они встречаются с тем, что люди их не принимают, так как привычные инструменты общения не работают, одного авторитета недостаточно, диалог становится невозможен, они не находят, что ответить.

Такие люди выключаются из реальности далее намеренно. То есть, почувствовав, что реальность их не принимает, они закрываются в своем гетто и влекут туда всех, кто от них зависит. А от священников всегда много людей зависит. Есть люди, которые в силу своего характера склонны зависеть, им так комфортно, – в принципе ничего плохого тут нет, но если человек, от которого они зависят, выключен из реальности, причем добровольно, ему там не нравится, то это травмирующий опыт для людей.

— Наверное, поэтому, насколько я знаю, у вас самый важный предмет в гимназии литература? Сейчас это какой-то очень непопулярный предмет в школах, все ругают программу, русскую классику. Но через нее получается мостик к реальности, она не дает выключиться?

— Вообще гуманитарное образование у нас профильное и, как явствует из названия (humanus–человеческий), оно про человека, поэтому литература занимает центральное место, конечно. Она очень важна для понимания человеческих отношений и помогает научиться понимать другого, слышать его. У нас замечательные учителя и литературе отводится много внимания.

— То есть православный человек должен быть обязательно хорошо образован?

— Православный человек ничего не должен: сколько угодно людей, которым не нужно или неинтересно получать классическое образование, и это никак не сказывается на духовной жизни.

Но необразованный священник — это просто катастрофа в современном мире. И никакие аргументы о «простоте» тут не работают. Соотношение образованности священника пропорционально возможности общаться с разными категориями людей. Чем менее священник образован, тем уже у него пространство для общения. Чем больше священник образован, тем больше у него возможности для разговора с людьми, возможности заинтересовать. А если он необразованный, то и сам будет топтаться на одном месте.

Раньше ребята часто говорили (сейчас меньше такого услышишь): зачем я буду учить английский язык, бабушкам в деревне он не нужен. Но ведь никто из них в деревню не хочет ехать, максимум они проведут там два года, а потом уедут. (Пустеющие деревни — это отдельная большая боль.)

Да и в целом, хорошее образование помогает во многом, оно позволяет лучше анализировать себя и свои поступки, позволяет лучше отвечать на вопросы других людей, так, чтобы другому человеку захотелось дальше слушать и узнавать. Услышать какую-то отповедь — это никому сейчас неинтересно. А услышать что-то серьезное, продуманное, пережитое – это дорогого стоит.

Поколение хоумлендеров

— К вам, наверное, поступают особенные ребята, которые любят учиться, читать?

— Я не сказал бы, что особенные, но мы не берем тех, кто не хочет учиться. У нас не решена проблема, да и вообще не знаю, где она решена, что делать с человеком, который не хочет учиться. Один из критериев, на который мы обязательно обращаем внимание при приеме, смог ли поступающий прочитать программные произведения средней школы не в кратком изложении. Это необходимый минимум.

Приходят к нам и из сельских школ, и со слабым уровнем.  Главное, чтобы было желание учиться. У нас есть две программы – для более сильных и для тех, кто послабее.

Приезжают поступать из самых разных регионов. Есть и из соседних стран, Украины, Казахстана. Бывают из Европы, учились двое ребят из Чехии.

Крест у южных ворот Варницкого монастыря, установленный предположительно на том месте, где еще ребенком преподобный Сергий Радонежский встретился с посланным Господом старцем. Это событие изображено на картине В. М. Нестерова «Видение отроку Варфоломею». После этой встречи мальчик, которому не давалась грамота, стал хорошо и легко учиться. Фото: rusbatya.ru.

— Отличается ли нынешняя молодежь от тех, кто учился 15 лет назад, когда гимназию заканчивали вы?

— Да, конечно, это другое поколение. Сейчас учатся ребята 2003-2004 годов рождения. Во всем мире они признаны другим поколением, их называют «хоумлендеры», и действительно отличия между нами есть. Например, они проще и быстрее, чем мы, усваивают информацию.

Бытует представление, что эти дети не воспринимают длинные тексты, но это же совсем не так! Посмотрите на популярные книги, которые все современные дети читали, например, «Гарри Поттер» – это семь толстых книг. Популярны длинные саги, очень многие читали «Хроники Нарнии», «Властелин колец». И прочитать роман «Война и мир», который по объему меньше, для них не проблема. Не все читают, но сейчас, мне кажется, читающих больше, чем в то время, когда я учился.

А больше всего я в них люблю, что, как сказал в каком-то интервью Олег Табаков, это «непоротое поколение».  Многие мои коллеги говорят – «просто наглецы», а я с ними не согласен. Это люди, которые не росли в атмосфере страха. Они не только не росли в Советском союзе, но даже и в 90-ые не росли. У них было хорошее, благополучное детство, и поэтому они не боятся. Они говорят то, что думают, они не запуганы. Кому-то может показаться, что они не признают авторитетов, но у них несколько другое понимание. Если для нас, более старших, авторитет институционален, то для современных ребят важен личный контакт, их личное впечатление.

Мне с ними проще работать, не нужно выстраивать с ними дистанцию, достаточно быть самим собой. За пять лет я ни разу не сталкивался с хамством или панибратством. И другие коллеги этого тоже не видят, за исключением тех, кто находится в плену точки зрения, что это «наглецы».

Нас может коробить, что они не привыкли благодарить, отмечать твои заслуги, они хорошее принимают как само собой разумеющееся. Сердце мне подсказывает, что это не говорит о том, что они неблагодарны, но они не всегда выражают это словами, как привыкли мы.

Учащиеся Варницкой гимназии. Фото со страницы гимназии в VK.

Дисциплина, построенная на доверии

— Если родители говорят ребенку: «попробуй, поучись вот в этой гимназии», а он еще сам не определился, не знает, надо ему это или нет, стоит ли в таком случае к вам поступать?

— Мы всегда об это спрашиваем на собеседовании, задаем этот вопрос в надежде получить честный ответ. Если сам человек говорит: «моего желания нет, а это желание родителей», – то мы советуем не поступать.

— Как вам удается держать дисциплину среди подростков? Реально ли вообще их обуздать в таком сложном возрасте?

— Мы исходим из той точки зрения, что подросток это маленький взрослый. А ведь у любого взрослого куча тараканов в голове, неврозов, проблем и прочей ерунды. Поэтому я бы не стал подростков записывать в какую-то особую «сложную» группу. На собеседовании при поступлении мы смотрим на человека. Очень редко бывает, что человек начитанный и умеющий рассуждать, имеет большие проблемы с поведением.

У нас нет каких-то серьезных проблем с дисциплиной, и не требуется больших усилий, чтобы ее поддерживать. У нас нет армейских правил. Все очень логично и основано на уважении к чужому труду. Мы стараемся прислушиваться, доверять, предоставлять автономию. Есть вещи, которые строго регламентируются, — например, режим дня, занятий, но это должно компенсироваться доверием в других вопросах.

Семья — это лучший образец, потому что иначе можно провести аналогию с казармой, чего не хочется, потому что так мы сразу попадаем в парадигму насилия, унижения, а этого не должно быть в Церкви.

Доска объявлений в столовой Варницкой гимназии. Фото: rusbatya.ru.

— А есть ли какие-то дисциплинарные наказания в гимназии?

— Поскольку мы исходим из того, что подросток — это маленький взрослый, то наказания должны быть максимально формализованы и удалены от личных отношений. То есть личные отношения это одно, а дисциплина – другое. Есть правила, совершенно четкие, все их знают и знают, какие последствия влечет нарушение: письменное замечание, выговор, отчисление. У каждого есть право на ошибку, и дисциплинарная машина включается только в случае очень серьезного проступка. Запрещены самовольные выходы за территорию (это продиктовано требованиями безопасности – мы находимся за городом, рядом оживленная трасса), алкоголь и курение (это, к сожалению, редко, но случается). И у нас нулевая терпимость по отношению к насилию.

— Гимназисты живут в пансионе, родителей видят редко, как вы считаете, не опасно ли ребенка отрывать от семьи в таком возрасте?

— Думаю, что те, кто не хочет жить в пансионе, сюда и не поступают. В целом все говорят, что это хороший опыт, помогающий повзрослеть.

Кстати, многие начинают сталкиваться с такой проблемой: приходится заново наполнять смыслом отношения с родителями. Когда ты дома с родителями разделяешь одну территорию, то ты вынужден с ними общаться и, в основном, на бытовые темы. Находясь здесь, часто ребята перестают звонить домой, говорят: «мне лень звонить родителям, я не знаю, о чем разговаривать». И их это не устраивает, они понимают, что это неправильно, пересматривают свои отношения. Часто родители начинают принимать больше участия, дети начинают больше делиться с ними. Кто-то испытывает тоску, скучает, а кто-то и больше отдаляется… В любом случае, это помогает расставить вещи на свои места. Тоже взросление своего рода.

Выпускники Варницкой гимназии. Фото со страницы гимназии в VK.

Трудности роста – у детей и взрослых

— Отец Дмитрий, распространенное мнение, что в православном учебном заведении легче всего потерять веру…

— Вообще с нашей верой обязательно что-то происходит, если она живая.

Православные гимназии все разные, и бывают, к сожалению, вполне тоталитарного типа. Но если мы оставим за скобками эти проблемы, то, как я отмечаю для себя, причина в том, что в отличие от светского в православном учебном заведении вера становится на центральное место, человек много думает на эту тему, задается вопросами, пытается разобраться. Для кого-то это становится опытом углубления, для кого-то – охлаждения.

И опять же, надо понять, что такое потеря веры? Мне кажется, это какая-то травма, связанная с крушением не соответствующих реальности представлений о вере и о Церкви. Или, может быть, это связано с тем, что кто-то внутри церковного сообщества нанес травму (сейчас все больше говорят о травмирующем опыте пребывания в Церкви). Так что очень сложно говорить о том, что происходит: потеря – правильно, а насчет веры – надо уточнять. Это всегда очень личный опыт.

Я пока не знаю никакого средства, никакой таблетки, которая бы человека удержала от того, чтобы потерять веру. Это случается. Некоторые потом находят. У некоторых более длинный путь… И здесь, конечно, надо сразу выключить всякое морализаторское суждение, потому что пока человек жив, у него есть пространство для маневров. Таких примеров, когда кто-то из наших учеников или выпускников насовсем потерял веру, я не знаю. Но есть примеры людей, которые переживают серьезные кризисы. Я не хочу никого в этом винить, а хочу видеть в этом, скорее, закономерный процесс роста, во время которого нужно быть рядом, а не осуждать. Но ко второму мы, кажется, бываем более склонны обычно.

— А самому человеку, который испытывает охлаждение, потерю веры, что ему делать,  как противостоять таким искушениям?

— По-моему, слово «противостоять» будит в человеке или агрессию, или ощущение безысходности – нужно воевать, бороться, драться. Есть огромный ворох проблем и ты –«один в поле воин». Конечно, логичный путь – разделить человека и его проблему, рассказать, как ему бороться с искушениями, молиться и каяться. Но непонятно, откуда ему брать на это силы. Этот путь не оставляет человеку соломинку, за которую он мог бы зацепиться.

Если ко мне приходит ученик с вопросами о потере веры, слабости, маловерии, я не считаю уместным рассуждать в рамках категорий «правильно» и «неправильно». И не буду говорить: «надо с этим бороться». Потому что для того, чтобы бороться, нужно сначала принять себя таким, какой ты есть. Потому что если исходная точка – «так неправильно», то все, руки опускаются.

Ты не плохой, ты – нормальный, это сейчас этап развития, когда перед тобой стоят вопросы, сомнения, и это закономерный процесс.

Знаете, как бывает у подростков, когда они начинают стесняться своего тела, думать, что оно уродливо, так и здесь: «ой, какие мне в голову мысли лезут греховные, не буду про них думать». Но это рано или поздно все равно проявится. Поэтому надо понять: то, что происходит, абсолютно нормально, и не нужно пытаться справляться с этим в одиночку. Есть люди, которые уже прошли через этот опыт. И это большинство взрослых людей в Церкви. К тому времени, когда человек начинает быть учителем, отцом, родителем, у него уже есть опыт преодоления собственных сомнений. И здесь нужно не авторитетом, не книжкой задавить, сказать «иди и вот это почитай», а именно поделиться личным опытом переживания. Это самое ценное.

Когда человек ощущает себя не объектом в диалоге, а тоже субъектом, когда он чувствует, что мы прислушиваемся к нему, когда он что-то говорит, что мы не обесцениваем его слова – «ой, что это ты такое говоришь, какой ты маловерный…», то есть очень большой шанс, что этот травмирующий опыт сомнений пройдет менее болезненно. Но и это все равно не является гарантией.

— Мне кажется, что чаще люди теряют веру не из-за каких-то духовных переживаний, а если встречаются в Церкви с несправедливостью, лицемерием…

— Бытует представление, что в Церкви всегда все должно быть идеально. Надо постараться честно ответить себе и другим на вопрос, почему в церковном сообществе есть такие же проблемы, как и вне его. Ответ здесь простой. Он заключается в хрестоматийной фразе: «Церковь – это сообщество кающихся грешников, а не праведников».

И еще важный ответ заключается в свободе, в которой мы не должны отказывать не только себе, но и другим. Каждый человек имеет право на ошибку. И, сталкиваясь с проблемами неровного или несправедливого отношения в Церкви, мы не должны говорить: «а, ну это все нормально и так и должно быть», а с другой стороны не должны говорить: «ах, раз так, то Церковь никуда не годится». Мы должны принять, что все мы находимся в процессе излечения, и этот процесс идет неравномерно. Как у нас самих, так и у других.

Троице-Сергиев Варницкий монастырь. Фото: rusbatya.ru.