Любимый отчим. Уроки жизни

Я знаю, не так уж часто можно услышать такое сочетание: «любимый отчим». А мне посчастливилось. Вырастив двоих родных детей и направив их в самостоятельную жизнь, он пережил смерть первой жены, а потом стал моей маме мужем, а мне, тогда подростку 13 лет, настоящим отцом. У них с моей мамой была большая разница в возрасте – 20 лет. Но возраста своего он никогда не чувствовал – не болел, бросил курить под влиянием мамы (а это была ещё фронтовая привычка), каждое утро делал зарядку и вообще был необыкновенно лёгок на подъём. Когда я сама вышла замуж, и у нас появились свои дети, мой отчим оказался ещё и замечательным дедушкой – справедливым, весёлым и изобретательным.

Как подросток из южного села на лыжи встал, войну прошел, на Лубянке был и в моряки подался

Это был человек удивительный, «последний из могикан»: выходец из деревни, он прошёл войну (с 15 лет на фронте), училище, службу на флоте и дослужился до заместителя командующего Черноморским Флотом.

Степан Павлович Осадчий

Родился Степан Павлович Осадчий 11 декабря 1926 года на Черкащине, в деревне Марьяновке. Папа его был машинистом поезда. Это очень помогало семье в трудные послереволюционные годы: отец, проезжая мимо деревни, сбрасывал с поезда мешок сэкономленного угля, а мальчишки его подбирали и несли домой — было чем топить печь. Однажды произошёл удивительный случай: сыновья, как всегда, побежали к мельнице, завидев «папкин» поезд, и подобрали мешок. Принесли домой, а там вместо угля — сахар! В голодный-то год это было настоящим сокровищем. Мать от радости чуть не лишилась чувств. А уж что она испытала, когда выяснилось, что отец не сбрасывал им сахара! Не иначе, Господь вмешался — решила верующая женщина. Дети болели от голода, и сахар был тем самым лекарством, которое им было необходимо.

Когда Стёпе было 14 лет, деревню оккупировали немцы. С населения собирали «добро» и отправляли в Германию. Это было самое начало войны. Дед со своими сверстниками должен был таскать эти вещи на станцию. Но юный патриот решил «надурить» немцев. Подговорив ребят, он высыпал всё награбленное в овраг по дороге на станцию, а взамен напихал листья, ветки и камни. Вроде бы всё шло гладко. Но при погрузке какой-то чемодан открылся, и всё вывалилось наружу. Осенние листья закружились по перрону, а разгневанный местный «гауляйтер» велел привести к себе мальчишек. Их построили перед начальником, и тот велел говорить правду. Сказал, что если зачинщик назовёт себя, то остальных отпустят. На земле рядом с немцем лежала большая овчарка. Степан боялся не столько оккупантов, сколько собаку – коренной житель, он знал такие места, где немцам и в голову не пришло бы его искать, а вот скрыться от собаки было бы труднее. Набрав в грудь побольше воздуха, Стёпка всё-таки решился и, воспользовавшись тем, что руки были не связаны, дал дёру. Мальчишку искал в лесу целый отряд, но так и не нашёл, и «злоумышленник» благополучно сбежал к партизанам. Некоторое время он жил в лесу, потом пробрался к своему дому. Оказывается, немцы после того случая отпустили остальных ребят, но долго держали в заложниках его старшего брата, а потом угнали его в Германию на принудительные работы.

Подросток решил идти на Ленинградский фронт, к другому старшему брату — Володе. Пришлось приписать себе пару лишних лет возраста, чтобы не прогнали из части. Так и получилось, что мальчик из южного украинского села, не видевший толком снега, попал в лыжную бригаду и совершил долгий переход в снегах, не решившись признаться сразу, что он и лыжи-то видит впервые в жизни. Это чуть не стоило ему жизни, если бы не товарищи: они помогали ему первое время, а потом он и сам освоил нехитрую науку. На фронте бойцы его искренне полюбили за неунывающий характер, мальчишескую смелость и упорство. Куда бы судьба его не бросала, он везде расспрашивал о своём брате, но тот как в воду канул.

Однажды Стёпу послали в Москву с каким-то заданием, и вдруг — неожиданный вызов на Лубянку. Надо ли говорить, как подросток испугался. В те времена по своей воле на Лубянку никто не рвался. Зашёл в обычное с виду здание, предъявил повестку, тут и началось: повели его куда-то, потом повезли на лифте, потом кружили по коридорам. «Ну, всё, – думает, – пропал я!» Привели к двери и впустили внутрь. У окна спиной к нему стоит какой-то военный. Страшно. Но тут мужчина поворачивается и оказывается его братом Володей:

— Так что, всему Ленинградскому фронту обо мне рассказал, Стёпа? — улыбается.

После войны Степана взяли без экзаменов в Ленинградское военное училище, а по окончании предоставили право выбора — где служить. Парень выбрал Севастополь. И на то были причины: его дед служил ещё на паруснике «Императрица Мария» простым матросом, отец — тоже проходил службу в Севастополе – чуть ли не на «Потёмкине» (точно уже не помню). А сын достойно продолжил военно-морскую династию.

Обычная жизнь без «черных дней» и с вечным праздником

На его похоронах было пол-Севастополя. Совершенно незнакомые люди подходили к маме и рассказывали, как ее муж им помог в том или в этом. Он выручал всех, кто в этом нуждался. При этом сам не имел даже дачи: а зачем, есть же дача у тёщи, к чему лишнее? Жили мы в трёшке, но исключительно потому, что в советское время при рождении разнополых детей давали трёхкомнатную квартиру, так было положено. А сам он никогда не «выбивал» себе никаких особых льгот или привилегий. До конца жизни ездил на стареньком «жигулёнке». И никаких накоплений «на чёрный день». Может, поэтому он и не наступал при его жизни – этот самый «чёрный день»?

Но самым удивительным для окружающих было его отношение к моим детям. Казалось бы, ну кто они ему, если и я-то практически чужая? А дети никогда не чувствовали, что он не родной дед, и были страшно удивлены, когда им об этом сказали.

Кто знал столько историй и морских баек, кто умел не просто рассказать сказку, но «оживить» её? Кто умел заинтересовать малышей в скучной огородной работе или рутинном деле уборки квартиры? Только любимый дедушка! Это он научил мою дочь Катю читать, применив «военную хитрость»: звал её к себе на время, пока я укладываю младшего Герку, и сначала сам медленно читал, а потом просил её почитать, потому что у него «глазки болят». За лето четырехлетка научилась читать бегло и с удовольствием.

А «разбор полётов» каждый вечер? Дети ждали с нетерпением призов, которые он вручал «по итогам дня»: за хорошо заправленную постель, за убранные самостоятельно игрушки, за помощь маме и бабушке. Лето у дедушки – это было настоящее счастье! Я одно время пыталась перенять этот опыт, но не сумела быть такой же последовательной и внимательной: дедушка записывал все плюсы и минусы, анализировал ситуацию, не упускал ни одной детали.

Степан Павлович Осадчий с внуками

Мудрость и правда

Но самое главное, чему он меня научил — это внимательное, бережное отношение к окружающим людям, к близким. Ни разу мой любимый отчим не повысил голоса, никогда не затевал скандалов и разборок. Наверное, была в нём какая-то особая мудрость – мудрость человека, видевшего смерть в самом начале пути и ощутившего хрупкость самой жизни.

А ещё – силу правды. Когда мужчина чувствует свою настоящую силу, ему не нужно доказывать её криком. Однажды при мне мама с бабушкой попытались «выяснять отношения». Отчим зашёл в комнату и спокойно сказал: «Если хотите покричать, отправляйтесь-ка лучше на базар, там самое место». И вышел. Больше я ни разу не слышала ничего подобного.

Он умел найти общий язык с каждым — и высокопоставленным чиновником, и сторожем гаража. Когда его останавливали гаишники (что вообще было крайне редко — водил машину он очень аккуратно), он даже не успевал предъявить документы, а просто вежливо здоровался со служителем порядка, и его отпускали. Да, отчим умел «разрулить» любую ситуацию. «Био-дипломат» — звал его командующий.

После третьего курса я проходила педпрактику в одном из пионерских лагерей. Это был лагерь для детей работников КГБ, вожатыми были курсанты-гэбисты, а воспитательницами на отрядах — мы, студентки факультета романо-германской филологии. Поговаривали, что таким образом в ряды вербуют девочек со знанием языков. Не знаю. Меня никто не вербовал. Да я и не об этом. «Мой» вожатый организовал в отряде слежку друг за другом. Бедные дети каждый вечер докладывали ему, кто что делал, куда ходил, что говорил. И это процветало среди малышей-семилеток! Тут у одной из девочек украли деньги, и началось самое настоящее детективное расследование — каждый подозревал всех! Обстановка была самая нездоровая. Вожатый на мои протесты не реагировал, даже наоборот — начал на меня наезжать. Тогда я взяла отгулы и поехала домой. Рассказала всё отчиму и заявила, что в лагерь не вернусь — пусть мне и не засчитают практику. Тогда отчим посадил меня в свою машину и повёз в Евпаторию. Сказал так: «Я поговорю с начальником. Если что, заберём твои вещи и уедем». И ему хватило буквально нескольких минут разговора. Я осталась, больше никто меня не трогал, а в отряде установились нормальные отношения между детьми и вожатыми. Но самое главное, я поняла, что справедливость и разум могут торжествовать, если на свете ещё существуют добрые и смелые люди. Получается, что мир вокруг нас зависит только от нас самих, и если бы каждый человек поступал по совести, мы жили бы практически в раю.

…Путь Домой

Незадолго до смерти отчима я узнала, что в его деревне был храм Михаила-Архангела, куда он всегда заходил и ставил свечки, когда бывал дома, хоть и опасался, что об этом обязательно доложат «по инстанциям». Правда, его все так любили и уважали на селе, что никто никуда так и не донёс. Стёпа был крещён в младенчестве. В то время это было обязательно. Он родился предпоследним в многодетной семье, и крестить мальчика (на восьмой день) отправили дальнюю родственницу. Та даже не знала всех детей по именам. И вот приносит младенца батюшке, он достаёт Святцы и читает имена на тот день. «Степан» показалось тётке самым звучным. Так и окрестили. Принесли домой. «Принимайте Стёпку!» Мать руками всплеснула: «Да как же! У нас уже Степан есть!» А отец и говорит: «Ну и ничего — один помрёт, другой останется. Пусть будет Стёпой». Так и звали братьев всю жизнь — Степан и Стёпа. И пережили они и войну, и голод, и умерли в старости. Степан – тот самый старший брат, которого угнали в Германию. После войны он вернулся и стал директором небольшого маслодавильного заводика в родном селе.

Для меня в своё время шоком была реакция отца: «Как же он мог так сказать? Как это – один помрёт?!» – «А почему нет? Он не желал смерти своим детям. Он просто знал, что жизнь сурова: многие мои братья и сёстры умерли в младенчестве», — отвечал мне отчим. И это была какая-то новая правда и новое отношение к смерти, которое я начала чувствовать у верующих людей задолго до того, как прочла и осмыслила историю Иова, — отношение к жизни и смерти как к Божьему дару.

Умер Степан Павлович 2 сентября 2001 года от рака – «сгорел», как говорят. И перед смертью буквально за день делился с мамой: «Танечка, я скоро буду дома! Ко мне приходила такая светлая красивая женщина и пообещала, что отправит меня домой!» На протяжении жизни дедушка не был воцерковлённым человеком, но буквально в последний год они с мамой венчались, он исповедовался и причащался. И почему-то мне верится, что сейчас он и правда «дома», что все его добрые хорошие дела значат для Господа больше, чем количество молитв и поклонов. «Ин суд человеческий, ин суд Божий».