Мой дом на горе

Помню черное мерзлое утро. Я глубоко внутри себя – крошечный сонный комочек тепла посреди безбрежного холода. Долго, беспредельно, бесконечно длится за Полярным кругом зима – нескончаемая ледяная ночь. Мама больно тянет за руку, дергает раздраженно. Мы опаздываем в детский садик «Чипполино», где противные запахи ползут из туалета и с кухни, где равнодушная воспиталка и тошнотворные пенки в какао и комки в каше.

Североморск. Фото: severomorsk.my1.ru

Папа ушел осенью. Махнул мне рукой, усмехнулся: «Я на рыбалку!» И ушел.

Весной стало полегче. Постепенно осел и растаял грязный снег, ручьями утек толстый лед. Когда нас из детского садика выводят на прогулку и светит солнышко – улыбку сдержать невозможно!

Наша младшая группа вбегает на площадку, где уже гуляют дети постарше. Я замешкался, приотстал, и налетел на пристальный взгляд мальчика из песочницы. Мальчик поманил лопаткой. «Смотри!» – копнул он своей лопаткой ямку в песке. Я заглянул. В ямке стояла грязная вода. «Я детский сад утоплю. И твой дом утоплю», – раздельно проговорил злой мальчик, глядя в мои глаза.

Ужас отсек глухой стеной солнечный мир. Будто обрушилась ледяная Полярная ночь. Ноги подломились и кончился воздух. Всю прогулку мальчик монотонно ковырял лопаткой в своей ямке, повторяя: «Детский сад утоплю, и твой дом утоплю». Я ничего не видел от слез.

По дороге домой мама была особенно раздражена: я брел молча, угрюмо глядя под ноги. Обычно-то я оживленно щебетал – и это ее тоже всегда раздражало. Пережитый страх продолжал ледяной грязной водой заливать мой дом и немилый детский сад. Мама больно тянула и дергала за руку, и одновременно я продолжал сидеть возле той ямки в песке.

Наверное, всю ночь я беззвучно проревел, оплакивая неминуемую смерть от потопа. Один против безжалостного мира. Маме нельзя ничего говорить о бедах и радостях, о победах и поражениях. О невыносимом ужасе. Маму надо беречь. А то она станет кричать, ругаться и больно побьет. А потом, когда я засну на зареванной подушке, растормошит и будет больно тискать и плакать, и кричать, и просить прощения, и это вдвойне невыносимо. Назавтра тот мальчик в песочнице уже ждал, ждал именно меня. Я подошел и молча сел на свое вчерашнее место перед ямкой в песке. Воды ужаса сомкнулись высоко надо мной, снова отсекли от света и жизни. Слезы капали с подбородка.

Вечером за мной в садик нежданно пришел папа! Он вернулся с рыбалки. Мне не выговорить слово «БМРТ» – «большой морозильный траулер». Я не выговариваю букву «р». На траулере папа надолго-надолго уходит в Атлантику. Папа радостный и поддатый. Я не могу объяснить смысл слова «поддатый», но это видно – он такой веселый, шумный и щедрый. А я задавлен ужасом и улыбаюсь через силу, будто лицо замерзло в пурге.

Папа неумело помогает мне одеться, мы уходим из садика. Мы отходим совсем немного и останавливаемся. Папа опускается передо мной на корточки, пристально и озадаченно дышит в лицо крепкими надежными запахами. Не может поймать взгляд, не может: мои глаза видят только ужас, потоп и смерть.

– Что случилось, сынок?

Слезы прорываются неудержимым потоком. Соленая вода потопа отгораживает меня от суши, швыряет на самое дно.

Папа легко и проворно выдергивает меня на поверхность:

– А ты скажи ему, что твой дом на горе!

Я ошеломленно глотаю воздух.

По дороге домой я говорю-говорю-говорю, сочиняю веселое, мы хохочем. В уме вертится неостановимый волчок. Не забыть, не забыть, не забыть: мой дом на горе!

Североморск. Фото: Роман Поликарпов, http://polikarpov.info

В кровати долго лежу с распахнутыми во мрак глазами. Из соседней комнаты звякают посудой и бубнят гости, и различается песня: «Не пройдёт и полгода, и я появлюсь, чтобы снова уйти, чтобы снова уйти на полгода». Я снова и снова обдумываю спасительные слова.

«Все так! Вот залив, от него нужно подняться на улицу Сивко. Она выше залива. Потом улица Сафонова – она еще выше. А мой дом на Корабельной – на сопке. Это совсем высоко. Мой дом на горе!»

Наутро жестокий мальчик снова ждал меня в песочнице. Я помчался к нему, торжествующе и нетерпеливо ловя зловещий взгляд. Он забеспокоился, недоуменно привстал навстречу. «Мой дом на горе! Мой дом на горе!» – кричу радостно и победоносно. Его лицо съежилось, и он заревел злыми слезами. А я полетел освобождено навстречу играм, счастью и солнцу.

Вечером за мной придет папа. Он умнее любого ужаса и зла. Мой дом на горе.