Прадедушка Грозный

В самом глубоком детстве моим любимым занятием было забраться на диван с ногами и раскрыть тяжёлый старый альбом с фотографиями в коричневой кожаной обложке, стёртой по краям. Раскрыть на той самой странице, где за уголки были вставлены немногие сохранившиеся фотографии прадедушки Грозного. Бабушка и прабабушка (которую я хорошо помню – мне было семь лет, когда она умерла) называли его именно так – по фамилии. Но маленькой мне думалось, что это просто определение – «грозный» прадедушка. И с фото на меня смотрел требовательный и суровый человек, без улыбки, без снисхождения. Он как будто чего-то от меня ждал, чего-то хотел. Мне казалось, что ещё чуть-чуть, и я услышу его голос, пойму, чего он хочет. Но фотография молчала.

И только сейчас, глядя в глаза прадеда, я поняла, что от меня нужно! Рассказать. Просто рассказать вам о нём. Наверное, он был не лучший, наверное, он заблуждался в своей вере в коммунизм. Может быть, он совершал страшные ошибки. Но таких, как он, было много, очень много, и они – наши родные. И многие были настоящими героями. Честными, преданными, горячими.

С. Л. Грозный (слева) с товарищем на отдыхе в санатории

Белое солнце пустыни

Я не знаю (и уже не узнаю никогда), как они познакомились – прадедушка Сергей Леонтьевич Грозный и прабабушка Матрёна Алексееевна Бугаенко. Знаю только, что она закончила институт и была сельской учительницей (почему-то представляю её похожей на героиню «Полынных сказок» Ю.Коваля). Но я знаю, что вихрь революции занёс молодожёнов в Среднюю Азию – товарищ Грозный был красным командиром и боролся с басмачами, а прабабушка — настоящей его боевой подругой. «Белое солнце пустыни» — это фильм про деда Сергея, говорила моя бабушка.

Басмачи его ненавидели за бесстрашие, отвагу и жёсткость нрава, подчас граничащую с жестокостью. Однажды «красные» гнались за бандой басмачей, и у них посреди пустыни закончилась вода. Люди стали умирать, кони падали на песок. Они приехали в кишлак, но местные жители наотрез отказались говорить, где вода. Тогда Грозный выставил всё мужское население кишлака в шеренгу и начал спрашивать: «Бар вода?» Первый ответил: «Йок вода», и его расстреляли. Второго так же. Третий кинулся на колени и показал, где вода. Оказалось, что они стояли чуть ли не на колодце, который закрыли ковром, ветками и засыпали песком. Если бы дедушка не был так твёрд, погиб бы весь отряд.

Когда Матрёна Алексеевна была беременна моей бабушкой Томой, Сергей Леонтьевич боялся оставить её одну — в любую минуту жену красного командира могли убить, поэтому он всегда брал её с собой, когда отправлялся в рейды в пустыню. Пришло время рожать. В это же время прискакал к дедушке разведчик и сказал, что в соседнем кишлаке находится банда, за которой они охотились уже очень долго и безрезультатно. Дедушке пришлось срочно выезжать в погоню, но он предупредил, что если кто-то хоть пальцем тронет его жену, он вырежет весь кишлак, не пожалеет никого, ни женщин ни детей. Только улеглась пыль от их коней, как в кишлак вошла та самая «неуловимая» банда. Оказалось, что красных дезинформировали: тогда очень хотели заполучить Грозного и расправиться с ним. За его голову басмачи назначили большую награду. Но никто не выдал его жену. Закрыли саклю и сказали, что там лежит больная тифом женщина, уже при смерти. Никто из всадников не стал обыскивать шатёр. Басмачи долго не задержались, и, убедившись, что русских в кишлаке нет, ускакали. К тому времени уже родилась девочка. А через некоторое время вернулся и отец. Его разминка с врагом чуть не стоила жизни его семье, но всё закончилось благополучно. Когда бабушку спрашивали, где она родилась, та шутливо отвечала: «На тачанке!»

После этого случая семья вернулась в Ташкент. Мой прадед не хотел больше так рисковать жизнью и здоровьем жены и дочки. Хотя бабушка Тома вспоминала, что им с мамой приходилось ночевать среди пустыни в шатрах. И чтобы не заползали змеи или скорпионы, по краям шатра клали свёрнутую кошму, по-видимому, из верблюжьей шерсти, и никакие насекомые не заползали внутрь.

В Москве. Товарищ Маузер

За боевые заслуги Фрунзе лично наградил прадеда именным Маузером. Когда семья жила уже в Москве, на Арбате, произошла неприятная история с тем самым Маузером. Грозный хранил его в столе, который не запирался, но обойму обычно всегда вынимал. А друг, у которого они жили, был министром химической промышленности. У него был сын лет 15. И вот как-то раз этот мальчишка залез в стол, увидел оружие и не удержался, достал его, и – случайно или нет — выстрелил. Сбежался народ со всего дома. Все решили, что дед не разрядил пистолет, оставил его заряженным. Может, так и было, а может, это мальчишка вставил обойму. В любом случае, деда могли судить, но дело замяли. В то время за малейшую оплошность могли расстрелять. А если бы этот случай всплыл, деда призвали бы под трибунал и неизвестно, чем бы всё закончилось.

Бабушка очень хорошо помнит, как они жили в Москве. Тогда отец был назначен на кондитерскую фабрику замом. После голодных лет жизни в Туркестане конфеты казались необыкновенной роскошью, и отец частенько баловал дочку — приносил ей эти чудесные сладости. С тех пор любовь к хорошим шоколадным конфетам бабушка сохранила на всю жизнь. Когда я сама уже стала взрослой, трогательно было наблюдать за старенькой бабушкой, когда она с нетерпением раскрывала подаренную мной коробку конфет и, зажмурившись от удовольствия, откусывала кусочек. Самой большой похвалой было услышать её оценку: «Как в Москве!»

Но «московская» спокойная жизнь продолжалась недолго. Прадед был «неудобным» человеком – очень прямым и честным. Такие хороши в бою, в опасности. В мирное время уютнее устраиваются те, кто умеет приспособиться, промолчать, подстроиться под «линию партии», а Грозный был человек принципиальный и пламенный. К тому же в Москве у него было много друзей, а уничтожить человека на окраине империи проще и тише…

С. Л. Грозный в своем кабинете на Сахалине

Сахалинуголь

Деда назначили одним из начальников Сахалинских рудников. Сейчас я понимаю, что послали его из Москвы в такую даль в «почётную ссылку». Но прадед всегда говорил бабушке: «Если не я, то кто же?» Да, тяжело, голодно и холодно, но кто-то же должен делать это. Тем более, что простым рабочим на Сахалине жилось ещё тяжелее. Мой муж нашёл документы, рассказывающие, что С. Грозный пытался улучшить условия жизни и работы на рудниках, а условия были просто нечеловеческие.

В интернете я нашла, за что собственно был убит Сергей Леонтьевич:

«Большой удар по угольной отрасли Северного Сахалина нанесли репрессии. В 1937 г. многие специалисты «Сахалинугля» были объявлены врагами народа и, как правило, расстреляны. Так, например, был обвинен в контрреволюционной и диверсионной деятельности и связях с японцами бывший управляющий шахтами Мгачи и Макарьевская Грозный Сергей Леонтьевич. За эти преступления его исключили из партии как врага народа и передали дело на рассмотрение органам НКВД. Интересно отметить тот факт, что ещё в декабре 1935 г. на закрытом партийном собрании треста коммунистов «Сахалинугля» С. Грозный сделал заявление, что «в тресте нет классово-вредных людей». На это член партбюро Глинкин заявил, что данный тезис политически вреден, а другой член бюро — Худяков — прямо сказал, что «за такое мнение у тов. Грозного могут быть очень плохие последствия». Впрочем, многие из тех, кто отстаивал теорию усиления классовой борьбы по мере продвижения к победе социализма, сами вскоре попали в сталинские застенки».

В Книге памяти Сахалинской области я нашла такую вот коротенькую заметку о прадеде:

«Грозный С. Л.р. 1896 в Кирове. Член ВКП(б)с 1919 по 06.1937. Проживал в Александровске-Сах. Зав.электростанцией. Арестован 20.06.1937. Осужден в 05.1938 решением ВК ВС СССР к ВМН. Расстрелян 30.05.1938, 48 км от Александровска-Сах. Реабилитирован. Восстановлен в КПСС.»

В день его ареста жену буквально сразу же уволили с работы и выселили (с двумя маленькими детьми) из казенной квартиры — просто на улицу. Многочисленные друзья-товарищи мгновенно перестали узнавать её и здороваться, а к себе в дома просто не пускали на порог. Хорошо, что простой русский народ не забывает хорошего, а Сергей Леонтьевич многим успел помочь в своё время. Вдову с детьми приютила в сараюшке уборщица того самого учреждения, откуда её уволили. Но кормить женщина их не могла — пайки были крайне скудные. На работу жену врага народа никто не принимал. Еду им тайно носил по ночам единственный настоящий друг Сергея Леонтьевича. Рисковал очень сильно. Матрёна Алексеевна была женщина образованная, играла на фортепьяно. Это помогло ей устроиться музработником в детский сад, но только после того, как она вышла замуж повторно… Думаю, что это второе замужество спасло семью от голодной смерти.

Матрёна Алексеевна с уже подросшими детьми

Последняя встреча

Больше всего меня потрясал всегда рассказ о последней встрече моей бабушки с отцом.

Весной она играла с детьми на школьном дворе и закинула мячик через забор. Недолго думая, она залезла на забор и увидела, что через соседний двор (а это был двор тюрьмы) ведут человека под конвоем. Человек этот поседел и постарел до неузнаваемости, но Тамара сразу узнала папу и хотела закричать, но взгляд его глаз был всё таким же властным — он молча, одними глазами, приказал ей молчать. И она тихо смотрела, как его уводят… Может быть, его вели на расстрел.

Расстреляли Сергея Леонтьевича 30 мая 1938 года. И это день моих именин…

Интересно, что бабушка никогда не питала ненависти к Сталину. В смерти отца винила только лже-товарищей, которые пожертвовали им ради спасения своих шкур — нужно было кинуть в топку системе очередное приношение.

Я понимаю, что личная правда и правда историческая — вещи слишком разные, чтобы их смешивать, но я убеждена, что никакую человеческую жизнь и судьбу нельзя приравнивать к щепке при рубке леса. Но я знаю и то, что всякая власть от Бога — тогда народ получил такого правителя, какого заслужил, как и сейчас имеем то, за что боролись.