Мухтарка

Мне очень хотелось собачку. А мама все не покупала. Почти у всех ребят нашего двора были собаки. У Светки – Лада, такая блестящая, коричневая, будто облизанная. У Геры – овчарка Ральф. Гера на нем зимой катается. Специальную упряжку сделали из крепких ремней. И можно хоть пять санок паровозиком прицепить – Ральфу нипочем: мчится по всему бульвару, встречные прохожие только успевают отскакивать.

Даже у пятилетней Женьки есть собачка – Пунька, пушистая смешная собачонка, у нее челка на глаза как лапша свешивается, а когда бежит, то шерсть за ней летит, как ковыль по ветру. Она служить умеет. Встанет на задние лапки и ну кружиться. Женька сахар на нос ей положит, скажет: кушай! И Пунька сразу хоп – подбросит кусочек носом, поймает и съест.

Вот и мне хотелось, чтобы и у меня собака была, чтобы я ее гладила, гуляла с ней, кормила, а она бы меня любила, слушалась и охраняла. И все-все понимала бы, как маленький человечек. Я у мамы уже и просить устала, а она – ты и за собой-то не убираешь, а хочешь собаку заводить. А Толик говорит, что некоторым малявкам вообще доверять собак нельзя.

Это я-то малявка! Да я уже читать умею! Я скоро в школу пойду.

И вот однажды я нашла в парке лягушку. Она сама на меня напрыгнула, я чуть не заорала от неожиданности. Вообще-то, я лягушек не боюсь. Тараканов – тех да, а лягушек и мышек нет. Ну, я взяла лягушку и положила ее в карман сарафана. Придерживаю ее рукой, а она там ворочается.

Фото: photosight.ru, Дмитрий Просветов.

Прибежала домой и бабушке на стол – плюх! Бабушка так и села:

– С ума посходили! Это ты что это выдумала! Убери эту гадость со стола!

А лягушечка моя сидит возле сахарницы и смотрит на бабушку. Бока у нее так и ходят ходуном, а под горлышком что-то дрожит, будто она быстро-быстро глотает.

– Бабуся, – говорю, – ну ты только взгляни, какие у нее красивые глазки! У-у-у ты хорошенькая моя! Будешь моя доченька!

Взяла я лягушку и понесла ее в свой кукольный уголок. Там у меня на игрушечном диванчике кукла Барби развалилась. Спит! Ну я ее из кроватки вытащила: выспалась – дай другим поспать. Бросила эту Барби в кресло, а лягушечку мою уложила в кроватку, накрыла одеяльцем. Спи.

Лягушка сидит, молчит. Потом ка-а-а-к прыгнет, даже перевернулась, и стало видно ее желтое в крапинках брюшко.

– Не хочешь спать, пойдем купаться! Надела я на нее кукольные трусики и понесла в ванну.

Посадила я ее на белое дно и пустила воду. Лягушка дрыг-дрыг лапами, все норовит из ванны выбраться. А стенки у ванной скользкие – не удерешь. А тут бабушка с тряпкой.

– Ты что ж это животину-то мучаешь! Ведь это не игрушка! Ну-ка, убирайся отсюда! Ишь, воды на полу надрызгала, три тут за тобой! Мать придет, все про тебя скажу!

Взяла я лягушечку свою – пойдем лучше погуляем!

Сняла я с нее мокрые трусики и надела другие, белые с кружавчиками. Взяла длинную тонкую ленточку и обвязала ее под лапками вокруг брюшка крест накрест.

– Теперь ты у меня будешь как будто собачка! Надо тебе имя дать.

Мне нравилось одно собачье имя – Мухтар. Я его давно для своей будущей собаки облюбовала.

Я вышла с лягушкой во двор и опустила ее на землю. Ребята сбежались.

– Лягушка в трусиках! Лягушка в трусиках!

– Вот! Это моя Мухтарка. И не надо мне никакой собаки.

– Моя Мухтарка умеет все команды выполнять, а еще она ест с ложечки и запивает из рюмочки. Спит она в кукольной постельке. Я ей платьице сошью, штанишки, бабушка ей носочки свяжет, а мама шубку сошьет.

Женькина Пунька потянулась к Мухтарке носом.

– Мухтар, ко мне! – крикнула я и дернула за ленточку. Лягушка дрыгнулась и неловко прыгнула. – Это еще что, она у меня даже летать может! Вот, глядите! Раскрутила я лягушечку свою над головой, а она летит – лапки в стороны. Потом — шлеп в траву. Я пошевелила ее – лягушка глазки открыла, сидит, дышит.

– А еще она у меня водолаз. Вот спорим, что она в бочке с водой сколько хотите просидит!

Фото: photosight.ru, Nadja Baum.

Мы побежали к детскому саду. Там, возле заднего крыльца – бочка с дождевой водой. Я бросила Мухтарку в бочку и начала считать. Мы досчитали до двадцати, но тут из-за угла вышел дворник дядя Боря и заругался на нас. Все ребята разбежались, а я не успела: лягушку из бочки выматывала. Дядя Боря меня за руку и схватил.

– Что же ты делаешь! А? А сам за руку так крепко держит, и прямо к моему лицу наклонился. Чесноком от него пахнет, и нос большой, толстый. Я так испугалась! А лягушка у меня на веревочке болтается.

– Ай-яй-яй! Замучила! – покачал головой дядя Боря, глядя на мою Мухтарку.

Замучила? Разве я ее мучила? А потом вижу, моей лягушечке совсем плохо, еле шевелится.

– Отпусти ее, – стал просить дядя Боря. А сам головой качает: – Эх, мучители-черти…

Взял он у меня лягушку, на ладонь к себе посадил. Лягушка сидит, дышит, а рука у дяди Бори большая, как совок.

– У тебя пальчики потоньше, попроворней, ты веревочку-то развяжи.

Ну я развязываю, а она мокрая, никак.

– На-ка, ножичком поддень, только осторожно, лапку не порань!

Потом лягушку на травку отпустил.

– Может, отдышится. И опять вздохнул. И ушел, ругаясь себе под нос.

Помчалась я домой. А во дворе ребята.

И толик первый подбежал, спрашивает:

— А где лягушка?

— Я ее отпустила.

Гулять что-то расхотелось. Я шла домой и думала: а вдруг, Толик прав, и мне нельзя доверять собаку?