Мой ангел папа

Писатель, сценарист, автор повести «Мой сумасшедший папа» Ирина Андрианова-Голицына о своем отце. 

Анатолий Андрианов. «Мой папа сегодня мог войти в топ самых красивых мужчин Москвы

Кем был мой папа? Очень скромным человеком. Работал всю жизнь методистом по лечебной физкультуре в одной из московских поликлиник.

Друзей не имел. Любил только узкий круг, свою семью – меня и маму.

К родственникам относился настороженно: сначала тянулся, общался, но если возникали какие-то претензии, конфликты, мгновенно закрывался, уединялся, как улитка в дом-ракушку, и больше не делал попыток завоевать расположение родни.

Может быть, я сейчас думаю, неприятие близких отношений у папы появилось в детские годы? Он жил, как я уже писала, в доме кремлевских работников на улице Качалова, куда почти каждую ночь во внутренний двор проскальзывали на тугих, хорошо накачанных шинах черные «воронки». И каждую ночь из этого помпезного по тем временам дома забирали людей. Забирали навсегда… Те, кто оставался, ждали беду изо дня в день, из часа в час, из минуты в минуту. Такое ожидание корежит человека, учит намертво молчать и смертельно бояться.

Толя Андрианов в три года

Моя бабушка Анастасия Афанасьевна сначала работала на кондитерской фабрике «Красный Октябрь» — варила конфеты, а потом попала на службу в московский Кремль, делопроизводителем, в секретариат Михаила Ивановича Калинина. Когда папа подрос и хоть что-то начал соображать об окружающем мире, она все чаще говорила ему с горечью одну и ту же фразу:

— Толя, если бы ты знал, что ТАМ творится.

ТАМ – это в Кремле.

Папа принимался расспрашивать мать, про что она? Хотел понять, пожалеть. Но она молчала, лежа ни диване, и курила одну папиросу за другой…

До войны у моего папы было два домашних друга – рыжая немецкая овчарка Альма и молодая слоновая черепаха размером с блюдо для плова. Черепаху подарили знакомые, считая ее оригинальной живой игрушкой для московского мальчика.

С Альмой папа каждый день гулял по улице Качалова, давал команду: «Беги до Никитских ворот!». Она срывалась, неслась, папа долго следил за огненной точкой, затем точка увеличивалась, возвращалась, появлялась энергичная Альма – язык набекрень, преданность в глазах – и жаждала поощрения.

Молодую слоновую черепаху папа просто самозабвенно разглядывал. Это занятие напоминало медитацию: вот черепаха открыла черные бусинки-глазки, встала на короткие в кожаных складках ножки, вот почапала в сторону миски, чап-чап-чап несколько минут, затем приземлилась у миски, подышала на молоко, подумала, начала молоко лакать.

Когда началась война, папу, как и других кремлевских детей, эвакуировали в детский лагерь на Урал. Альма голодала. Однажды она подстерегла, когда черепаха высунула голову в солнечный луч, чтобы погреться. Альма снайперски откусила черепашью голову. Финал был таков: немецкую овчарку моя бабушка отдала на дачу Калинина – сторожить усадьбу, а из черепахи сварила суп и съела его с родственниками.

На Урале папа провел почти три года. Он очень тосковал по матери, по Москве. Жить в общежитии, на виду у всех было непросто. Однажды летом врачи детского лагеря явились на завтрак воспитанников и объявили, что сегодня все будут собирать в лесу лекарственные растения для раненых, сбор в 11.00 у медпункта… Из ста ребят к медпункту пришел один мой сердобольный папа, медики расстроились, хотели отправить его в корпус, но он попросил объяснить ему, как выглядит мать-и-мачеха, и три часа рвал лекарственное сырье один…

Мой папа был необыкновенным красавцем. Мама не прогадала, когда встретила его и дала согласие на брак. Когда они шли по улице, их провожали восхищенные взоры. Мама иногда говорит, что в молодости она была «ничего себе», я верю, да, конечно, но твердо знаю: большинство взоров были обращены на моего обалденного папу.

В 1947 году режиссер Герасимов и его помощники начали готовиться к съемкам культового фильма «Молодая гвардия». Папу остановила на улице ассистент режиссера и пригласила на студию, на пробы… Спустя много лет папа шутил, что он мог бы сыграть Олега Кошевого, но строгая мать Анастасия Афанасьевна не пустила его в Краснодон на съемки фильма… А что? Я верю, из папы получился бы отличный Кошевой!

Анатолий Андрианов

…Когда я появилась на свет, папа обрел смысл жизни: он стал верой, любовью и правдой служить мне.

С моих пяти лет мы начали обходить Москву. И не просто обходить, а с познавательными разговорами. Папа отлично знал город, обожал его и показывал разные московские тайны.

Папа водил меня по всем музеям Москвы.

Таскал в театры.

Нашим любимым местом был сад имени Мандельштама (бывшая усадьба Трубецких в Хамовниках). Там было много мостиков, воды, старых деревьев, немосковская тишина, там жили кролики и ежи в «живом уголке». Именно они меня манили как магнитом!

Папа хотел, чтобы я стала особенной. Однажды привел в хореографическое училище, тайно надеясь, что во мне разглядят балерину. Но нас отправили восвояси. Кто знает меня лично, тот согласится с педагогами-хореографами: мне лучше сидеть в зале, а не махать ножкой в кордебалете!

Папа так надеялся, что я – звезда, лучшая из лучших, самая прекрасная на свете девочка, что его мечта материализовалась и по сути дела сбылась. С семи лет я начала сочинять – стихи, сказки.

Анатолий Андрианов с дочкой Ирой

Моя первая учительница Нина Петровна, прочитав сочинение «Муха», написанное мною в первом классе, вызвала родителей и сообщила: «У Иры – литературный дар. Его надо развивать».

Что мог сделать в этом направлении папа? Он начал собирать библиотеку. В нашем доме всегда считалось, что книга – лучший подарок… Сейчас папина библиотека насчитывает более восьми тысяч томов, потому что вслед за папой в собирание книг втянулась я.

Когда я стала писателем, папа был бесконечно счастлив. Он освободил в книжном шкафу полку, куда ставил мои новые книги. Часто вечерами он осторожно, как драгоценную вазу, брал ту или иную книгу, рассматривал ее и потом просил маму «почитать вслух хотя бы одну страницу». Почему вслух почитать? Потому что папа был инвалидом второй группы по зрению.

Очень давно я написала повесть «Мой сумасшедший папа». Это произведение надело шуму и до сих пор подкупает читателей своей искренностью. Меня часто спрашивают: «Это ты о своем отце рассказала? Он сумасшедший?».

Да, в папе из той повести есть черты моего отца. Но ни тот, ни другой не сумасшедшие. Оба трепетные, очень одинокие, трогательные. Мне удалось создать образ второго Акакия Акакиевича (читайте повесть Н.В. Гоголя «Шинель», когда в отрочестве я читала эту историю, то буквально заливалась слезами), чем я бесконечно довольна.

Анатолий Андрианов

Кто такой ангел? Это тот, кто всегда рядом, всегда за плечом. И это мой папа. Его восхищение, любовь, надежда и вера в мою исключительность укрывали меня, будто невидимыми волшебными крыльями от всего зла мира.

…Папа долго болел перед уходом. Мама все время была с ним. Я приезжала, навещала. Мы с папой говорили обо всем, такая степень доверия существовала между нами.

Я знала, он боится смерти. Он мог заплакать по любому горькому поводу. Я придумала, КАК говорить с папой об уходе. Говорила ему, что когда нас не станет, мы больше НИЧЕГО не почувствуем и не узнаем, и опасаться нечего. Может быть, мои мысли неправильные, кому-то покажутся кощунственными, но папе они помогали. Я брала его за руку, сдерживала слезы и говорила успокоительно:

— Папа, ты ничего не бойся.

Он чувствовал, что я вот-вот могу заплакать и отвечал:

— Дочка, я не боюсь.

-Я люблю тебя, — говорила я.

-И я тебя, моя дорогая, — отвечал он.

За день перед уходом папа впал в кому. Он ничего не чувствовал, не слышал и не знал. Как я говорила ему совсем недавно…

Знаете что? Прошло уже больше десяти лет с того дня, как папы не стало. Но я знаю – он никуда не исчез, он всегда рядом, за моим плечом. Иногда я ощущаю его невидимые огромные крылья, они очень надежные и необыкновенной красоты.

Папа, я ни разу за эти десять лет не заплакала по тебе!

И сразу неосязаемое объятье невидимых крыльев.

Он здесь. Мой ангел папа.

Публикется с разрешения автора, источник