Манекены и макеты Кемала Турманидзе можно увидеть в краеведческих музеях Аджарии, его художественные работы – на выставках, а во всей полноте его труды представлены в этнографическом музее «Борджгало», расположенном неподалёку от Батуми. Посмотреть, как и чем веками жили люди в юго-западной горной Грузии, ежедневно приезжают сотни туристов и десятки местных школьников. Создатель музея народный художник Грузии Кемал Турманидзе смеется: «Почти все у меня уже есть государственные награды». И признается: «Без поддержки семьи ничего бы этого не было».
64 манекена ручной работы, каждый из которых занят своим делом, костюмы, домашняя обстановка, галерея люлек, миниатюрные дома, характерные для высокогорья, и даже водопад. Особое место в музее – салон-мастерская, где можно увидеть не только работы Кемала Турманидзе из дерева, но и его детские рисунки, а также архивные фото, в том числе и фотографии с занятий детского кружка резьбы по дереву, преподавателем которого был художник в 80-е годы. Обычно в мастерской и небольшой лавке, где можно приобрести на память оригинальные сувениры ручной работы (таких не найти больше нигде в Грузии), экскурсия заканчивается. А вот начиналась все именно с этого – с дерева.
Мы сидим на резной скамье в окружении удивительных по своей красоте вещей, сделанных Кемалом, и беседуем с ним как с мастером и как с отцом троих детей – двух дочек и сына – о грузинских традициях, о семье и о том, как мечта о музее превратилась в реальность.
— Кемал, расскажите, как появился музей?
— Я не заканчивал ни художественную школу, ни училище, ни академию. Мой друг был мастером резьбы по дереву, у него я научился, а потом продолжал уже сам. Это было в 1983 году, когда я учился в педагогическом техникуме. А после этого я постепенно делал все то, что можно здесь увидеть. В 1986 году у меня было уже несколько сот экспонатов, но в то время и разговора не могло быть о частном музее. Сначала у меня был отдельный уголок, потом появилась мастерская в центре Батуми, подвал в 150 кв. м. В 2007-2008 году я начал делать манекены и макеты домов и сельскохозяйственных построек. Было много желающих посмотреть мою коллекцию, но это было невозможно – больше 5 человек не могло разместиться в мастерской. И тогда государство сделало мне такой подарок – выделило эту землю под музей. Я взял кредит и за три года создал инфраструктуру, построил забор и здания и перенес сюда всю коллекцию. Так появился первый частный музей в Грузии. Сейчас здесь много всего – рассказывать это все очень трудно, недели не хватит, кто заинтересуется, пусть приедет, все покажем и все объясним…
— Я знаю, что ваши дети также участвуют в жизни музея…
— Всего вместе со мной в музее 8 сотрудников, и две мои дочки тоже работают тут. Одна – экскурсовод, другая – помощник бухгалтера и, когда людей не хватает, тоже водит экскурсии.
Все это – моя жизнь, и дети каждый день смотрели, чем я занимаюсь, участвовали и вместе со мной полюбили это дело. Я их не заставлял. У одной из дочек была хорошая зарплата, а она перешла ко мне на половину от нее, потому что мне было трудно справляться и потому что она тоже все это любит. Когда мы рассчитаемся с банком, я тоже буду платить больше.
Семья меня понимает. Если семья не поддерживает, такое дело никак нельзя делать. Часто спрашивают: «как вы все это собрали?» Сказать – легко. Конечно, что-то было подарено, но остальное – за каждый экспонат я заплатил и никому не остался должен. Все, что было, каждую лишнюю копейку, которую я зарабатывал, целых 30 лет я тратил на экспонаты.
— Ваша жена – героическая женщина…
— Моя жена – преподаватель, она преподает искусство, и ей все это близко. Когда она выходила за меня замуж, она была студентка, и я сразу ей говорил — и с самого начала она привыкла, — что мы не будем богатыми людьми, но будем творческой семьей. Заранее она знала, но и ей это не было чуждо.
— Вы спорите в семье о чем-то?
— С детьми или с женой споров я не помню. Обычно вечером мы решаем, как следующий день справлять, как второй, третий, кто когда отдыхает, у кого какое дело… Мы друг другу помогаем. А все свободное время мы думаем о музее, каждый вопрос, который касается музея, решаем вместе.
— Ваш сын умеет резать по дереву?
— Мой сын не умеет (вздыхает). Когда я активно занимался резьбой по дереву, мы жили на седьмом этаже, а мастерская была в 5 км от дома. Он был маленький и не ходил со мной, не видел этого. А когда он подрос, я уже меньше занимался. Знаете, когда частный дом – здесь же ты чем-то занимаешься и дети видят – это совсем другое.
— Жалеете, что сын не научился?
— Жалею, конечно, жалею… Мастеру важно, нужно передать свой навык. Сейчас у меня времени нет кого-то учить. Но у меня есть бывший ученик и есть помощники, которые делают заготовки для сувениров и несложные работы. Одна из моих дочек, когда у нее есть свободное время, режет рюмки и маленькие тарелочки. Мы справляемся.
— Кемал, расскажите про своего отца.
— Мой отец был плотником, работал в колхозе, в нашем селе построил несколько десятков домов, и редко было, чтобы в селе он кому-то не помогал. Сейчас, когда кто-то что-то делает, услуга стоит 10 лари, 20 лари… Мой отец, когда помогал соседям, деньги не брал никогда. Сейчас люди друг другу тоже помогают просто так, но часто уже – за деньги… Я не помню, чтобы отец у соседа деньги брал. Отцу было 68 лет, когда он умер, и до 66 он работал.
Нас – шестеро братьев. У каждого своя жизнь, каждый по-своему чего-то добился и чего-то достиг, у каждого – квартира или дом. У нашей семьи не было столько возможностей, чтобы каждому купить отдельное жилье. Как мог, отец всем нам помогал, и воспитывал нас так, что мы стали теми, кем стали. Братья мои женаты, у многих есть внуки. У меня пока нет, но будут (смеется).
— В музее есть вещи вашего отца, в галерее люлек – люлька, в которой когда-то лежали ваши братья и вы сами…
— Да. И все, что вы видите в экспозиции, от начала и до конца, было у меня перед глазами в детстве.
У моего отца были ульи. У нас был сад и была соковыжималка. Мы так же плугом обрабатывали землю – я в этом участвовал. Когда отец строил дома – я смотрел. В нашей деревне на высоте 1800 метров над уровнем моря разводили скот. Один наш сосед был кузнецом. Другой – содержал мельницу. Быт семьи среднего достатка мне было легко воссоздать, потому что это мне было не чужое. Единственно, что было мне не знакомо, это граммофон, драгоценности — то, что было в богатых семьях, этого я не видел.
— Сохранилось ли в быту современной Грузии что-то из того, что представлено в музее?
— 70% из этого уже нет, это уже история. Земледелие, садоводство, пчеловодство уже другие сейчас. Везде новые технологии. Такие дома, макеты которых здесь есть, уже никто не строит или строят очень редко. Раньше корзины делали сами – теперь перешли на покупку готовых, пластиковых. Деревянную посуду никто не делает, только, у кого пока осталась, используют на дачах, в горах. Керамика стала лишь декоративной, используется для оформления интерьеров. Кузнечное дело практически исчезло, редко где найдется в большом селе один кузнец.
Раньше в Батуми был единственный в Грузии базар люлек, и я помню, как за один день женщины там продавала люлек по 50-55. Сейчас люльками уже никто не пользуется – есть удобные кроватки, памперсы, у женщины другие домашние нагрузки и ей не надо качать люльку и одновременно работать руками.
И базара уже нет, сидит одна старая женщина, ей уже под 80, и, может, изредка продает одну люльку в неделю, когда кто-то покупает символически. Я постепенно покупал эти люльки, у меня их около 20-ти, все разные и они выставлены в галерее люлек.
У нас здесь сохранено и можно увидеть, как жили наши предки, что ели, как работали, чем занимался каждый член семьи. Ни в кино, ни на телевидении, ни в интернете не увидишь все это именно так – в одном месте, наглядно. Через 10-20 лет этого уже совсем не останется…
— Мир так быстро меняется: мы помним, когда не в каждом доме телефон был, а современные дети уже не знают, как жить без мобильного телефона…
— Да, я помню, когда света не было у нас в селе и как электричество провели…
— В бытовом смысле многое уже не актуально сейчас, а много ли сохранилось семейных традиций в Грузии?
— Раньше, я помню, два-три поколения вместе жили в одном доме и понимали друг друга. Теперь это не в моде, и, когда женятся, молодые пары хотят отдельно жить. Трудно им будет? Это уже другое дело…
А сохраняется – уважение к старшим. Как раньше было уважение к маме, папе, бабушкам и дедушкам, так оно есть и сейчас.
— А как принято в грузинских семьях: как мужчина сказал – так и будет? Или принято мужу и жене вместе решать?
— Я могу о нашей семье сказать. Мы вместе решаем и договариваемся.
Бывает и так – как мужчина сказал, так и надо делать. Но, думаю, на второй-третий день этой семьи уже не будет. Потому что развод будет. Сейчас же нет такого, как было раньше, что нельзя разойтись. Когда любят друг друга, вместе решают всякий вопрос, понимают друг друга. Это не только в Грузии, это везде так. Но в Грузии мало разводов.
— В чем секрет крепости грузинской семьи?
— В том, что муж и жена понимают друг друга, заранее договариваются, сначала друг друга узнают – и только потом женятся. Без понимания семья не создастся. И лучше не жениться, чем потом разводиться…
Раньше было иначе – старые люди решали судьбу молодых. Любят или не любят, их никто не спрашивал. Но разводов тоже не было – это было очень стыдно. Приходилось все же учиться понимать друг друга – и семьи хорошо жили, имели по пять-шесть детей.
А сейчас – друг с другом познакомятся, характер узнают друг друга, и только после этого идут замуж и женятся.
— Это мудро.
— Правда? Так правильно?
— Мне кажется, да.
— Правильно, так и есть!
Адрес Этнографического музея «Борджгало»: Грузия, Аджария, Хелвачаури, ул. М. Шарашидзе, 14.
Актер театра и кино Сергей Перегудов о зрелом отцовстве и о том, как востребованному артисту успевать быть папой и как быть родителем в тревожные времена.
Дочка изобретателя, правнучка знаменитого скульптора, потомок древнего английского рода Виктория Шервуд уверена: историческая и семейная память помогает человеку лучше понять самого себя.
От экологии насекомых к изучению поведения людей – крутой поворот на профессиональном пути произошёл, когда выяснилось, что у сына аутизм…
Сложно понять и принять, что деменция неизлечима, но можно продлить светлый период.
Актер театра и кино Сергей Перегудов о зрелом отцовстве и о том, как востребованному артисту успевать быть папой и как быть родителем в тревожные времена.