Изгнание. Памяти 1812. Часть VII

Журнал «Батя» завершает серию публикаций, приуроченную к 200-летию Отечественной войны 1812 года. 

Читайте также:

Скажи-ка, дядя! Памяти 1812. Часть I

«Стоял июнь, а может март…» Памяти 1812. Часть II

Волк, думая залезть в овчарню, попал на псарню… Памяти 1812. Часть III

«Изведал враг в тот день немало…» Памяти 1812. Часть IV

«Шумел, горел пожар московский…» Памяти 1812. Часть V

Перелом. Памяти 1812. Часть VI

 

И вот 8 ноября передовые части французской армии вместе с Наполеоном прибыли в Смоленск, служивший главной базой снабжения агрессоров. Здесь находились главные склады армии – «магазины», как их тогда называли. Здесь можно было рассчитывать на отдых, пополнение запасов, здесь можно поставить в строй тех раненых, которых вообще возможно было вылечить…

 

Все это было бы просто замечательно – если бы не окончательное превращение «Великой армии» в «великую банду», свершившееся еще в Москве. Как мы уже упоминали, дисциплинированный солдат и отвязавшийся мародер – это очень разные люди. Став бандитом, солдат перестает быть солдатом. И потому передовые части, вошедшие в Смоленск, незамедлительно разграбили все накопленное на складах продовольствие. Как всякие нормальные оголодавшие бандиты.

 

Запасы в Смоленске были и без того ограничены – и интендант армии мсье Сиофф, проваливший, по мнению Наполеона, кампанию по сбору продовольствия, поплатился жизнью. Что, возможно, было справедливо – но вряд ли могло спасти положение. Почти целую неделю подходили к Смоленску уцелевшие части французской армии. В итоге, считая собственно смоленский гарнизон, у Наполеона набралось тысяч 45 солдат. Что было более чем вдвое меньше, чем при выходе из Москвы и более чем в десять раз меньше, чем при входе в Россию.

 

Периферия войны

 

Изначально у корпуса Петра Христиановича Витгенштейна была довольно ясная, хотя и непростая задача: остановить французское наступление на Санкт-Петербург. Располагал он 20-тысячным корпусом против 30 тысяч маршала Удино, к которому после взятия Риги должен был присоединиться примерно равный по численности корпус Макдональда. Конечно, для Суворова трехкратный перевес противника частенько был не самым значительным препятствием… но – все же французские войска были куда боеспособнее обычных противников Суворова (что и показала Итальянская и Швейцарская кампании нашего великого полководца). А Витгенштейн, положа руку на сердце, по воинским талантам Суворову был все же не ровней.

 

К счастью, немного «помогли» противники: Макдональд так и провел всю войну под Ригой, а Удино в свою очередь, также был далеко не Наполеоном. Потерпев поражение под Клястицами, Удино отступил к Полоцку, одной из основных баз снабжения французов. Эту базу он поначалу от Витгенштейна и отстоял.

 

Однако, уже после Бородина, после занятия французами Москвы, получивший подкрепления Витгенштейн атаковал, и после упорнейшего трехдневного боя взял-таки Полоцк. Сражение за город окончилось на следующий день после выхода агрессоров из Москвы…

 

Корпус французского генерала с говорящей фамилией Виктор (т. е. «победитель») попробовал отбросить Витгенштейна за Двину, однако после боя под Чашниками отступил. Сам по себе бой был масштабом вовсе уж невелик, зато он позволил Витгенштейну после отступления французов занять Витебск. Именно с этим городом Наполеон связывал надежду на продолжение войны, предполагая его одной из «зимних квартир» своей армии. Он, по свидетельству очевидцев, предполагал зимовать…

 

«…между Смоленском, Могилевом, Минском и Витебском… Москва не представляет больше военной позиции. Иду искать другой позиции, откуда выгодней будет начать новый поход, действие которого направлю на Петербург или Киев…»

 

Немалые запасы, накопленные врагами в Витебске, также достались русской армии. Да и перспектива объединения южной армии Чичагова, спешившей поучаствовать в деле, основной армии Кутузова и корпуса Витгенштейна, становилась все более реальна. Потому Наполеон и торопился в Смоленск.

 

Участие южной армии, тоже подходившей к театру военных действий, в свое время обеспечил Кутузов. Еще до вторжения Наполеона Турция вела войну с Россией, и перед самым нашествием блестящие победы Кутузова вынудили Оттоманскую Порту заключить мир. То есть, ещё до вторжения «двунадесяти язык» Кутузов сыграл немалую роль в разгроме «Великой армии» – старый ученик Суворова обеспечил отсутствие «турецкого фронта» в этой войне…

 

Вот только на этот раз южную армию возглавил не сугубый военный профи вроде Тормасова. Ее возглавил в общем талантливый и способный адмирал Чичагов, которому император Александр I всецело доверял. Беда в том, что Чичагов был вполне талантливым флотоводцем – а вот на суше ни до, ни после событий 1812 года ему воевать не доводилось…

 

Красный снег села Красное

 

9 ноября, на следующий день после вступления передовых частей Наполеона в Смоленск, состоялось весьма примечательное сражение под Ляхово, неподалеку от Смоленска. Силы сторон были невелики – примерно по 3,5 тысячи человек с каждой стороны. Но если у французов они составляли полноценную, сравнительно свежую армейскую бригаду, то большинство русских сил составляли партизаны и казаки, которым полагалось бы сильно уступать кадровым военным.

 

Тем не менее – французы были разбиты, чуть не половина из них во главе с «комбригом», генералом Ожеро, сдалась в плен. Повторялась история вторжения французов в Испанию – там испанским партизанам тоже случалось окружать и принуждать к сдаче французские части. Но не равными же силами! Это был весьма тревожный признак, хотя у Наполеона, конечно, хватало и других поводов для тревоги. Если уж не самые плохие солдаты его армии поднимают руки перед партизанами…

 

14 ноября, еще до подхода всех отставших по пути в Смоленск, Наполеон и его гвардия вышли из города, направившись к реке Березина.

 

Учитывая, что французы вновь растянулись на марше (последние их части оставили Смоленск только 17 ноября, через три дня после ухода Наполеона) – Кутузов решил разгромить часть французской армии, избегая главного сражения собственно с гвардией Наполеона. Вообще, генеральных сражений в этой кампании Кутузов избегал. Один из отечественных историков приводит такую фразу Кутузова: «Всё это [французская армия] развалится и без меня». Что ж, вполне логично и резонно: совершенно незачем пытаться непременно разгромить лучшие силы противника под командованием его лучшего полководца, когда можно куда меньшими усилиями и потерями добиться общей победы.

 

Трехдневное сражение под Красным, с 15 по 18 ноября, по-разному оценивалось и очевидцами, и историками.

 

С одной стороны, результаты говорят сами за себя: из 60-80 тысяч «великоармейцев» (впрочем, боеспособных среди них не насчитывалось и 50 тысяч) Наполеон потерял убитыми, ранеными и пленными примерно половину. Потери же убитыми и ранеными у русских составили около двух тысяч человек. Французская армия лишилась львиной доли артиллерии и кавалерии. Блистательный разгром, за который Кутузов стал князем Смоленским, а донской казак Матвей Платов – графом.

 

Однако встречались и другие мнения. В конце концов, Наполеон, пусть и потеряв половину армии, с другой половиной смог прорваться к Березине. А, например, Денис Давыдов писал:

 

«Сражение под Красным, носящее у некоторых военных писателей пышное наименование трёхдневного боя, может быть по всей справедливости названо лишь трёхдневным поиском голодных, полунагих французов… Целые толпы французов при одном появлении небольших наших отрядов на большой дороге поспешно бросали оружие…»

 

Что ж, мастерство полководца зачастую в том и состоит – довести противника до столь неприятного состояния, в коем французы оказались под Красным. Кутузов, как бы то ни было, одержал выдающуюся победу. При этом он всячески избегал прямой атаки на Наполеона и его гвардию. Иногда Кутузову даже приписывают намерение «выпустить» Наполеона во Францию, – мол, ослабленный и крепко битый Наполеон в Россию нипочем не вернется, зато станет серьезным противовесом Великобритании и Австрии.

 

Что ж, если Кутузов рассуждал именно так – он сильно ошибся (это в общем дело житейское – не ошибается лишь тот, кто ничего не делает). Такого врага, как Наполеон, нельзя пытаться использовать. Такого зверя нужно добивать в его логове, пока он ранен и ослаблен. Но – это тема для докторской диссертации в серьезном университете, а не для статьи в нашем журнале.

 

Впрочем, автор считает, что все было проще. Кутузов хотел выиграть сражение с минимальными потерями, нанеся противнику максимальный урон. Атаковать французскую старую и молодую гвардию под руководством лично Наполеона – не самый, право, бескровный путь к победе. Право же, соотношение потерь под Красным более чем впечатляет. ТАКОГО результата против Наполеона не добивался еще никто, и никто не добьется в будущем.

 

Коль сапоги начнет тачать пирожник…

 

Надо отдать должное Наполеону: он обладал способностью как уверенно, эффективно наступать – так и стремительно бегать. Ну, то есть, конечно, вести организованное отступление. Когда лишившаяся большей части обоза и артиллерии, бросившая всех раненных и замерзших (т.е. основных «тяжестей») наполеоновская армия подошла к переправе через реку Березина около города Борисов – передовые части Кутузова отставали от нее больше чем на 100 км. Все-таки русская армия тоже страдала от морозов, тоже теряла людей на марше, и некоторые ее полки тоже отставали от основных сил. Кутузов же предпочитал давать солдатам достаточно времени для отдыха. Небезосновательно, видимо, считая, что главная задача – не только уничтожение противника, но и сбережение своих солдат.

 

Как бы то ни было, но с учетом присоединившихся к Наполеону сил (действовавших ранее в Белоруссии и на петербургском направлении) у Наполеона перед березинской переправой под ружьем было около 40 тысяч человек. Ему непосредственно противостояла Дунайская армия, прошедшая долгий путь с южной русской границы; в ней было где-то 24 тысячи человек, и командовал ей адмирал Павел Васильевич Чичагов. Соотношение сил в общем-то не самое безнадежное: боеспособность французов, после всех их приключений оставляла желать лучшего, их артиллерия и кавалерия были уже почти в истории, да и переправа через реку с температурой воды близкой к нулю – удовольствие ниже среднего.

 

И все-таки, все-таки… вновь сыграл свою роль «туман войны». И, конечно же, репутация Наполеона. Чичагов не мог знать, в насколько плохой форме сейчас французы. Он вполне мог переоценивать численность войск Наполеона – своего «штирлица» при французском императоре у Чичагова, конечно, не было. Воевать с Наполеоном и равными силами – задача непростая, а уж при двукратном превосходстве французов…

 

Неудивительно, что Чичагов, человек, от сухопутной войны довольно далекий, «купился» на демонстрацию Наполеона. Пока император всячески демонстрировал неуклонное намерение переправляться именно напротив Борисова и даже пожертвовал практически последними боеприпасами для артиллерийского обстрела – французы налаживали переправу севернее Борисова. В итоге 26 ноября Наполеон с главными силами начал переправу через Березину – а Чичагов (у которого, заметим, было все-таки 9 тысяч конницы… вполне достаточно, чтобы организовать патрулирование и разведку) лишь 28 ноября понял, что Наполеон выбрал другой пункт для переправы на западный берег.

 

Туман войны… ну и, конечно, мастерство Наполеона. Впрочем, вряд ли справедлив Крылов, который вроде бы посвятил знаменитую басню «Беда, коль пироги начнет печи сапожник, А сапоги тачать пирожник…» адмиралу Чичагову, и впрямь не особенно удачливому в сухопутных сражениях. Уж очень сильный и умный противник противостоял Павлу Васильевичу под Березиной. Потрепанный, потерявший львиную долю своей армии – но все еще сильный.

 

Впрочем – вряд ли можно результат сражения при Березине считать победой Наполеона. По оценкам французского историка Шамбри после Березины у Наполеона осталось под ружьем 9 тысяч человек – из 30-40 имевшихся до переправы. Подошедший к вечеру 28 ноября корпус Витгенштейна серьезно потрепал отставших на переправе французов, хоть и был бессилен задержать Наполеона.

 

Фактически после Березины кампанию можно было считать законченной. Понимая это, Наполеон уже 6 декабря срочно соизволил отъехать в Париж. На почтительные возражения генералов «маленький капрал» ответил, что дальнейший путь не должен представлять затруднений для армии, и его присутствие не требуется. В общем-то, он был прав – для армии затруднений не было. Поскольку – не было уже и армии…

 

Последним эпизодом этой войны стало занятие русскими войсками Вильно – на следующий день после того, как в город вошли французы. Бросив двадцать тысяч человек, маршалы Ней и Мюрат отступили. 14 декабря они перешли пограничную реку Неман – располагая на двоих силами в 1600 человек, что как раз хватило бы на изрядно пощипанный полк. Позднее к ним присоединились невеликие силы, воевавшие на второстепенных направлениях и успевшие унести ноги.

 

Вторжение «двунадесяти язык» закончилось.

 

Итоги. И вновь приходится считать раны…

 

Главным итогом кампании 1812-го года стал полный разгром многочисленной, хорошо подготовленной армии под предводительством лучшего на тот момент полководца мира. Из 610 тысяч солдат и офицеров, после объединения всех разрозненных отрядов, вышедших из России, осталось около 30 тысяч. По свидетельствам французов – многие из них, выбравшись из России, вскоре скончались от перенесенных лишений. Еще из России унесли ноги тысяч 17 пруссаков и до 30 тысяч австрийцев – но, право же, Наполеон об этом вскоре пожалел. И те, и другие вскорости оказались в рядах антифранцузской коалиции. А возглавлявший австрийский корпус «Великой армии» Шварценбек даже стал главнокомандующим союзных сил.

 

Дорого досталась эта кампания и русской армии. Более 200 тысяч солдат, казаков и ополченцев выбыли из ее славных рядов. Впереди были новые бои, новые поражения и победы – и новые потери, конечно же. И все же – эта победа означала, что самый страшный в писаной до того истории нашего Отечества враг менее чем в полгода истреблен почти совершенно. Впереди будет еще много битв, и далеко не все окончатся победами – но зверь уже получил смертельную рану, от которой никогда не сможет оправиться.

 

Эпилог. Александр Суворов против Наполеона Бонапарта

 

У каждой ошибки, как говаривал один деятель будущей по отношению к 1812 году истории, есть имя, фамилия и отчество. Логично предположить, что фамилия, имя и отчество есть и у каждой победы.

 

Конечно, свой вклад в победу внесли многие. Барклай де Толли и Багратион вынесли на себе самый тяжелый период войны – когда французы превосходили наши войска числом вдвое-втрое. Кутузов, «избегая» решительных сражений, тем не менее добился уничтожения основных сил противника. Витгенштейн отстоял Петербург и взял Полоцк с Витебском, что было очень близко к окружению «великой армии». Генерал Тормасов уже через месяц после начала нашествия вышел к государственной границе (и, на секундочку, оказался ЕДИНСТВЕННЫМ русским военным, награжденным за ту кампанию орденом Андрея Первозванного). Русские партизаны «кусали врага за пятки», доставляли армии важные сведения, прятали и жгли фураж, столь необходимый французской армии.

 

И все-таки, все-таки… автору представляется, что имя, отчество и фамилия той победы – Александр Васильевич Суворов. Именно его воспитанники вели солдат в бой, именно воспитанные им офицеры готовили новобранцев к тяжелым боям – и выстояли в них вместе со своими подчиненными.

 

На армейских учениях нередко случается так, что в самом начале «боевых» действий между, скажем, полком А и полком Б посредник, наблюдающий за учениями, объявляет: командир полка А убит в начале боя. Товарищ заместитель командира, распоряжайтесь. Наверное, это – самая важная проверка умений того командира. Способен ли он так выучить солдат и воспитать офицеров, чтобы те справились и без командира? И, наверное, для толкового командира мучительнее всего именно такая ситуация: наблюдать, как воюют его солдаты и офицеры, будучи не в силах им помочь. Нечто похожее случилось перед наполеоновскими войнами в целом и перед вторжением 1812 года в частности.

 

Высочайший Посредник призвал к себе генералиссимуса сил морских и сухопутных, светлейшего князя Александра Васильевича Суворова, не знавшего поражений. С Наполеоном и его маршалами пришлось иметь дело воспитанникам Суворова: Багратиону и Кутузову, Платову и Милорадовичу, Ермолову и Кульневу. С солдатами и офицерами «великой армии» сражались солдаты и офицеры суворовской школы. Даже Денис Давыдов, видевший Суворова лишь однажды, девятилетним мальчиком, стал не только поэтом, но и кавалергардом фактически с благословения Суворова. Да, да, действительно Суворову случалось бывать в гостях у Давыдова-старшего, когда Денису было еще 9 лет, и он предсказал ему, пусть и в шутку, конечно, славное военное будущее. Когда пришло время определяться с профессией и судьбой – Давыдов-отец отдал сына в кавалергарды. В 1812 году Наполеон дорого бы дал, чтобы этой встречи не было, чтобы один из самых лучших предводителей партизан в нашей истории в свое время стал бы композитором, мореплавателем, торговцем или каким-нибудь, извините, менеджером…

 

В свое время Суворов так и не встретился с Наполеоном Бонапартом на поле боя. И, тем не менее, впоследствии всем желающим выпала великолепная возможность сравнить, кто же был лучшим полководцем: светлейший князь Суворов или император Наполеон. Там, в 1812 году, на полях сражений фактически сошлись армии Суворова и Наполеона. Ну а что сам Александр Васильевич при этом, так сказать, отсутствовал… так это еще красноречивее говорит о результате сравнения. Суворовские генералы справились с противником БЕЗ своего великого наставника куда лучше, чем наполеоновские маршалы ВМЕСТЕ со своим.

 

Суворов, жалевший при жизни, что ему так и не довелось столкнуться с Бонапартом, заочную дуэль все-таки выиграл. Пусть даже его воспитанники действовали далеко не безошибочно – их сил и способностей хватило, чтобы за полгода истребить «великую армию» и отправить Наполеона в Париж простым прохожим.

 

И еще его воспитанников хватило на то, чтобы добить раненного зверя в его логове. В 1812 году они сражались за то, чтобы освободить Отечество от нашествия Наполеона; в 1813-14 гг. – за то, чтобы новая «великая армия» Наполеона никогда не вернулась в Россию. «Суворовцы» в конце концов победят и войдут в Париж… но это уже совсем, совсем другая история. А в истории о «нашествии двунадесяти язык» 1812 года пора ставить точку.