Бедная пчелка

У дедушки были ульи. Восемь домиков для пчел стояли в дальнем углу сада. Дедушка огородил их низеньким заборчиком с калиткой, чтобы заходить к пчелам лишь самому и чтобы никто случайный их не беспокоил. Мне туда ходить не разрешалось.

– Деда, ну, почему мне нельзя?

– Пчелы народ серьезный, – повторял всякий раз дедушка. – Покусают. Они чужого духа не любят.

– А как же ты?

– А я свой. Они меня давно знают. Вот погоди, сейчас пойду переоденусь и попробую в ульи заглянуть. Я их еще с весны не проверял. Может, уже медку и натаскали. Он скрылся в сарае и вышел вскоре оттуда в белом халате и в шляпе с сеткой, накрывающей плечи. В руке было ведро, из него торчала ручка длинного ножа, похожая на еловую шишку.

– Вот, подержи-ка, – дал он мне ведро, а сам опять нырнул в темноту сарая и появился снова уже с каким-то кофейником. – Дымарь это, а не кофейник, – засмеялся, – а зачем? Вот гляди, зачем.

photosight.ru. Фото: Drokos

Он взял из корзины большую гнилушку, поколотил ею об лавку, кроша труху на мелкие кусочки, потом наполнил ими дымарь и поджег зажигалкой. Он начал дуть, и вот затеплился огонек, гнилушки задымились, и тогда он закрыл крышку и стал нажимать на ручку, и из носика зафукала дымная струйка. Дедушка дал и мне пофукать. Потом он вынес из сарая две рамки, точь-в-точь, в какие вставляют картины. Мы забрали все это хозяйство и пошли к пасеке. Я нес дымарь и все нажимал на ручку, чтобы он лучше разгорелся.

– А зачем дым?

– Пчелы дыма боятся, улетают… Я сниму крышку с улья, там на сотах сидят пчелки, я на них подымлю – они улетят, тогда я ножиком разъединю рамки с сотами. Они от воска склеиваются между собой. Потом выну их и вместо них поставлю новые, и опять крышкой накрою: мне пчелки снова меду натаскают. Ну, вот и пришли.

Он забрал у меня дымарь.

– Я пойду к пчелам, а ты тут останься. За мной не ходи, – сказал дедушка, опуская сетку со шляпы на лицо, а калитку захлопнул перед моим носом.

Хуже всего ждать… Ну, я сначала посидел перед калиткой, потом полежал на травке, с муравьем поиграл. Он со своим яичком сунется налево, а я ему щепочкой – стоп, хода нет! Он вправо – я опять: стоп, нельзя! Он назад – я и тут его не пускаю. Потом мне это надоело, и я перестал его преследовать. Ух, как он обрадовался! Свобода! Надо же, такой крошечка малюсенький, а соображает! И мне дедушка калитку перед самым носом закрыл. Тоже нельзя. Как я муравьишку понимаю! Мы с ним похожи.

А за калиткой, совсем рядом, только руку протяни, малина! Ягоды большие, и почему-то здесь, у пчел, она такая крупная и спелая. Я подумал-подумал и решил чуточку открыть калитку. Я только один шажок сделаю, сорву ягодку и назад. Дедушка и не увидит, он там далеко, над ульем склонился. Я шагнул, потом еще, и вот она, ягодка-малинка: темно-красная, тяжелая! Сладко как! И тут меня в лоб как стукнет, как кольнет, как обожжет, как защиплет!!! И все это сразу. Я заорал. Дедушка бросился ко мне со всех ног:

– Ясно! Куснула! Куда!?

Я орал и только показывал, что, мол, в лоб.

Он схватил меня за плечи и смотрел, стараясь понять где укус.

– Стой! Вижу! Жало торчит. Эх, бедняга.

Я думал, что бедняга – это я, что он меня пожалел, а он пчелу жалел.

– Бедняжка, вместе с жалом и кишочки свои оставила.

Дедушка аккуратно ногтями выдрал из моего лба пчелиное жало и показал мне. На широком ногте был маленький черный крючочек с капелькой чего-то белого.

– Здорово всадила, глупенькая, из-за тебя, неслуха, пострадала. Пчела – не оса, та укусит – и полетела, а пчелка – в бою погибает… Ведь не велел заходить – не послушался. Вот и наказание получил.

Я плакал от боли и от обиды, что дедушка меня во всем обвиняет. Я не виноват, она сама на меня налетела, она сама и виновата, а я ничего ей не сделал. Бабушка положила мне на лоб раздавленную луковицу, крепко примотала её бинтиком, и я сидел на кухонном диванчике и ждал, когда перестанет болеть. А дедушка меня так и не пожалел:

– А как ты хотел?! Ты же непрошенный гость! Ты для нее кто? Чужой, пробрался тайком, через границу! А она защищала своих. Вот и жизнь отдала. А виноват кто? Ты виноват. И плакать не смей. Тебе наука: слушайся, когда говорят «нельзя», и помни эту пчелку.

И тут я увидел под потолком бабочку. Я раньше видел такую только на картинке. У нас в саду летали всё белые да жёлтые бабочки, а эта коричневая, бархатная, кружевная. Она летала по кухне и то и дело садилась мне на голову, не плечо, а в окно улетать не хотела.

– Она меня полюбила! – сразу понял я.

– Ишь ты! – смеялась бабушка. – И в правду, ты ей понравился.

Она перетирала полотенцем чисто вымытые банки для мёда и ставила их рядом на столе.

– Ах, какая красавица! Кажется, это махаон. Надо её выпустить.

И бабушка пошла к окну.

– Я первый её увидел! Она ко мне сама прилетела, я не хочу её выпускать! Она моя! Моя! Моя!

– Отпусти её, лучше будет, – настаивала бабушка и загораживала мне дорогу.

– Нет-нет-нет! Не отдам! Моя!

Бабочка перелетела на окно и стала биться о стекло. А я захотел её поймать и схватил со стола банку.

– Я домик ей сделаю! Положу конфетку, травки, цветов…

Но бабушка рассердилась:

– В банку нельзя, ей там душно будет!

Я стал оттаскивать бабушку от подоконника. А она уже не шутила, а очень даже сердилась на меня:

– Божья тварь. Живёт, летает сама по себе. Гляди – любуйся. А рукам воли не давай!

Она открыла створку окна пошире и стала легонько подхлёстывать полотенцем, стараясь выгнать пленницу на волю. И ругала уже не меня, а её:

– Вот ведь! Открыто же! Открыто! Свобода перед носом, а она в своё упёрлась – тычется в стеклао и ничегошеньки не видит!

Бабочка, будто упрямясь, сползла вниз по стеклу, и снова в который раз, трепеща крылышками, лезла вверх.

photosight.ru. Фото: Смирнова Мария

– Видишь! Видишь! Она сама не хочет от меня улетать, – кричал я.

И тут в кухню на наш крик вбежала Полинка. Всё поняла и поступила решительно. Она подкараулила бабочку, когда та сползла вниз, цепкими пальчиками ухватила её в горсточку и выбросила вон.

– Что ты наделала?!

– Ничего. Я просто спасла её, – испуганно смотрела она на меня огромными глазами. И, не дожидаясь, когда я опомнюсь, бросилась бежать. Я за ней:

– Ну, держись! Не удерёшь! Поймаю – получишь как следует!

– Не поймаешь – не догонишь, не поймаешь – не догонишь! – дразнила меня Полинка и быстро неслась по дорожке прямо к дедушкиному сараю.

– А! Прибежали! – обрадовался дед. – Вот кстати. А я уже хотел за вами идти: помощь мне нужна.

Он вытащил медогонку из сарая. Большая железная бочка едва пролезла в дверь. Сбоку у неё была ручка, как у колодца.

– Пчелки спать легли, – приговаривал дедушка, – они рано ложатся, наработаются за день, и чуть солнышко на закат наладится – они уже спят. А мы тут как тут!

Он установил медогонку у стенки сарая, где у него был столик, накрытый клеёнкой, взял таз и ушел на пасеку.

А я дал Полинке щелчка в лоб.

– Это тебе за бабочку!

– А мне и не больно – курочка довольна! – засмеялась Полинка и показала мне язык. – Зато бабочка жива! А ты – мучитель!

Но я уже не злился. Мы заглянули в бочку. Там, внутри, с боков были какие-то железяки.

– Э-э! Не баловать! – прикрикнул дедушка. Он уже вернулся с тазом, прикрытым простынёй. – Это пчелиный подарочек всем нам, – сказал он, ставя таз на стол, и снял с него простынку. Никакого мёда не было. В тазу лежали какие-то квадратные серые бугристые куски.

– Вто они, твои рамки, Коля. Помнишь, утром тебе показывал?

– Это что, уже мёду натаскали? – удивился я.

– Нет. Те в другом улье стоят. А эти такие же. Пчёлки с ранней весны работали. С первых жёлтеньких цветочков мёд собирали. Вот сейчас мы их распечатаем.

Дедушка взял длинный нож и провел им по серым буграм, срезая их и складывая в отдельную миску.

– А это чегой-то серое? – спросила Полинка.

– Это воск. Каждую капельку мёда пчёлка сверху воском закрывает, запечатывает, как бутылочку, чтобы мёд не пролился.

Очищенные от воска соты заблестели светлым чистым мёдом. Снимая прилипшие кусочки воска с ножа, дедушка аккуратно очищал его другим ножиком.

– Вот вам, ребята. Берёте из миски, кладёте в рот, жуёте, а что останется, кладёте вот сюда.

И он поставил нам большую стеклянную банку.

Мы с Полинкой принялись за дело. Хорошая работа – мёд выжёвывать! Серые комочки воска уже наполнили банку до половины. Здорово! Вкуснее любой жвачки.

– Деда, а зачем воск?

– А свечи в церкви, как ты думаешь, из чего? Из воска. Ценная вещь! – отозвался дед.

Он ставил обрезанные соты наискосок внутрь бочки, располагая их по стеночкам, потом накрыл бочку крышкой.

– Ну? Кто будет первый крутить?

– Я! Я! – мы я Полинкой, оттирая друг дружку, бросились к ручке.

– Коля! Ты же мужчина! Когда научишься уступать Плинке? – застыдил он меня.

Полинка, сияя, начала крутить. В бочке зашуршало, задвигалось, поворачиваясь.

– Быстрее! – скомандовал дед. – Ещё быстрее! Тут скорость нужна!

И, перехватив ручку из слабых кулачков Полинки, крутанул как следует. И сразу же там, в бочке, заурчало, затарахтело. А дед ещё наддал.

– Коль, хватай! – крикнул он мне.

Я подскочил. Дед ухватил мою руку и быстро передал мне тёплую ручку медогонки. И я стал наяривать.

– Ого! Молодец! – радовался дедушка. – Сильный ты!

А Полинка тоже подначивала:

– Давай! Давай! Давай!

– Хватит! – наконец сказал дед.

Я отскочил, и ручка еще крутилась немножко, теряя скорость. Всё!

Дед снял крышку с бочки, вынул рамки с опустевшими сотами.

– Хорошо откачали, чисто!

И он бережно понёс их в опустевший таз и накрыл простынкой.

– Это вам, ребята, будет на завтра.

– А куда делся мёд из сот? – не понял я.

– А он на дне бочки.

Я заглянул. Там блестело от мёда круглое дно.

Потом мы смотрели, как он бережно очищал рамки от восковых трубочек, пропитанных мёдом. По краям остались соты, полные, мёд из них вышел не весь. Дедушка эти сочные куски сложил в миску.

photosight.ru. Фото: Darja Bassus-Kasperoviciene

– Это нам к чаю. Теперь пошли к бабушке. У неё уже и пончики готовы. С мёдом-то как хорошо! А спасибо – пчёлкам.

Чай мы пили долго. Дотемна. Мы с Полинкой так усердно добывали воск, что даже челюсти заболели. И дедушка нас похвалил, принимая полную банку.

– Это все назад пчёлкам отдадим. Они из этого воска новые соты слепят. Уж они знают, как.

И провожая Полинку домой, бабушка дала ей полную миску медовых сот, накрыв их салфеткой.

– Неси маме! Подарочек от нас.

И мы с дедушкой проводили её до самого дома.