Режиссер по профессии, он стал известен благодаря своим рассказам, которые расходятся по сети и неизменно набирают тысячи лайков, но часто читатели даже не знают, кто их автор. Он был успешным столичным преподавателем, но после произошедшей в семье трагедии уехал с семьей в небольшой крымский поселок. Он живет, работает, любит жену и воспитывает двух дочек. Режиссер и писатель Борис Мирза поговорил с «Батей» о вдохновении и профессионализме, педагогике и вере, а также о том, «лечит ли время» боль потери.
Борис Мирза – драматург, актер, режиссер. Родился в 1971 году. В связи с болезнью отца в 17 лет начал трудовую жизнь. Первые театральные роли сыграл в юности, но поступил во ВГИК на режиссерское отделение. Короткометражная картина «Мертвое тело», созданная им в годы учебы, была отмечена жюри нескольких кинофестивалей. Окончил ВГИК в 1998 году. Работал режиссером документальных и художественных фильмов и сериалов. Лауреат Первого Международного Евроазиатского кинофестиваля стран СНГ и Балтии, Восток-Запад «Новое кино. 21 век». В 2008 году вышел первый сборник его рассказов «Родина». Преподаватель режиссуры, актерского мастерства и теории драматургии. Женат. Отец пятерых детей.
Мы встретились в уютном кафе в центре Феодосии. Я ожидала увидеть знакомого по фото длинноволосого писателя в темных очках, а встретила коротко стриженого очень живого и открытого человека с подвижной мимикой и говорящими движениями. Борис располагает к себе с первой минуты общения. Но «милым» или «приятным» собеседником его не назовешь. Он не щадит себя, и вместе с ним ты то утопаешь в чувстве вины и жалости, то усилием воли выныриваешь – не на поверхность, а прямо ввысь – дерзновенно и решительно.
На мой вопрос, часто ли он дает интервью, Борис шутит:
— Часто – это когда часы интервью специально расписаны на каждый день? — смеется очень заразительно. Я включаюсь:
— А вы уже достигли такой степени популярности?
— Нет, конечно! И вряд ли достигну. Но все же мне не впервой интервью давать! И если уж говорить о популярности, то все знают не меня, а «Мост для Поли». Причем под разными названиями. Я даже коллекционирую. «Полюшка», к примеру, или разные «Мосты» чаще всего. А еще смешно, когда иллюстрируют этот рассказ фото розовощекой полнокровной женщины, если учесть, что героиня умерла от рака крови. Да что говорить, даже имя автора частенько перевирают.
— Но вы к этому с юмором относитесь? Не раздражает этот интернет?
— Я люблю интернет! Я поклонник Фейсбука! – смеется очень искренне, — да как бы я работал без него? Я же и преподаю через интернет сейчас.
— Преподаете?
— Сейчас я веду писательский курс прямо из дома, – Борис воодушевляется, глаза загораются: – Сижу в Приморском, веду лекции, и меня слушает 60 человек. Кто бы мог подумать, что такое возможно! Занимаюсь любимым делом – и с огромной отдачей! Зрелые люди на моих глазах начинают писать, и пишут очень хорошо, и когда я говорю «хорошо», это и значит хорошо! Я с 2004 года преподавал в институтах, выпустил три курса, вел драматургию, режиссуру, сценарное мастерство. Теория драматургии – мое хобби. Я впахивал каждый день по 6-8 часов, был завкафедрой, занимался своей карьерой и творчеством. Все боялся что-то пропустить, куда-то не успеть, — тут Борис вздыхает и опускает голову. — А главное-то было не это. Не могу себе простить… И вот после смерти Сони я все это бросил и уехал сюда, в Крым. Я сказал себе: будь что будет. Я буду жить в своем доме, ходить в храм, причащаться, все время буду проводить с семьей, с дочками. А получилось, что я могу и тут работать. Преподаю, пишу рассказы. Вон целый двухтомник написал!
— И скоро выйдет книга?
— Первый том через два месяца. Причем я сам ни за что бы этим не стал заниматься. У меня такой принцип: на свои нужды из семьи деньги не брать.
— Издатель сам нашелся?
— История удивительная. Это мой одноклассник Тимофей Главатских. Он с другими моими одноклассниками работает в одном холдинге. Гениальный человек. Мы за одной партой сидели. Он всегда был очень умным и очень правильным. Всегда делал уроки. А я был неправильным и уроки у него списывал. И вот однажды мы встретились, и я подарил ему книжку, которую издала моя мама. Моих рассказов. Ему понравилось. Так мы стали общаться. Он стал моим читателем. И всегда говорил: «Это надо издавать!» Так и получилась эта книга. Он все сделал, я только дал рукопись. Тысяча страниц коротких рассказов.
— А почему именно рассказы?
— Рассказывание историй – это в природе человека. С тех самых пор, когда человек сидел у костра и рассказывал соплеменникам, что с ним на охоте приключилось. Мифы. Схема всегда одна и та же. «Парис и Елена», «Ромео и Джульета», или «Колобок», или «Властелин колец»… Классическая американская пятичастная структура: побудительное событие, прогрессия усложнений — ряд испытаний, кризис, кульминация и развязка. Авторство заключается не в слове, не в стиле, а в отборе событий. Человек должен просто уметь увидеть событие.
Дайте сюжет «Трех мушкетеров» трем разным писателям – все напишут по-разному. Я сто раз предлагал друзьям сделать такой эксперимент: под одной обложкой три текста на одну тему. Придумать схему, систему ограничений, обговорить. И все! Будет три совершенно разных произведения!
— Это очень интересно! Получается, что буквально каждый может написать оригинальное произведение.
— Именно это и подтверждает мой сетевой курс.
— А как вы набирали группу?
— Через ФБ. Произвольно и добровольно. Я вообще думаю, что сейчас все самое важное происходит в соцсетях, и кто этого до сих пор не понял, тот просто обкрадывает сам себя и обрекает на забвение.
— И как вы продвигаете свое творчество в сети? Печатаетесь, чтобы имя было на слуху?
— Печататься где попало? Нет, это не для меня. Это в юности можно было бы, а сейчас – зачем? Вообще меня много печатали, даже в Израиле. Правда, денег я за это не получил не копейки – вплоть до прошлого года. А сейчас у меня с «Преданием» договор, что они покупают все мои рассказы о святых. Это очень удобно для меня. Раньше с «Матронами» был договор, что я пишу им по рассказу в неделю. Я же профессионал. Дайте мне тему и сроки, и я напишу вам рассказ. Вдохновение мне не нужно.
— То есть это работа? Определенное время от звонка до звонка?
— Ну, не совсем, — опять смеется, — не как у Толстого. У него же как было? Никто не смел даже ходить по этажу, где он писал! У меня не так. Я могу писать, а дочка в это время стучит меня игрушкой по голове. Все нормально! Мне это не мешает, потому что я знаю точно, о чем и как писать.
— То есть дети и писательство вполне совместимы?
— Ну как? Я же начал писать, когда еще моя первая дочка не родилась. Сыновья уже были, но они росли без меня, мы жили отдельно. Сейчас им 18 и 20 лет.
— Так вы сыновей не воспитывали?
— С ними по-разному. Со старшим как-то я связь потерял. Очень жалею, конечно. Он повар в ресторане. Второй учится в МГУ на искусствоведа. Ссылается на меня иногда в своих работах, это приятно. Вот с ним мы общаемся.
— Часто?
— Да ведь это такое дело: если ты с сыном не общаешься каждый день, то это уже редко. Поэтому да, не так часто, как хотелось бы. Хотя он и сюда ко мне приезжал, и вообще стараюсь быть в курсе его дел. Но мне вообще с сыновьями как-то трудней, с дочками контакт лучше. Конечно, и потому, что живем мы вместе, но еще и то, что я девочек как-то чувствую, понимаю. Особенно мне Соня была близка. Она была как я, только лучше.
Борис задумывается, молчит. Мне не очень удобно задавать следующий вопрос. Я вижу, что при одном имени Сони Борис погрустнел и опустил глаза. Его любимая дочь умерла из-за врачебной ошибки в возрасте 9 лет.
— Я понимаю, что ответа на этот вопрос может и не быть… Борис, может быть, вы поделитесь с нашими читателями своим непростым опытом: как пережить горе утраты?
— Тут невозможно давать советы. Нет никаких лайфхаков. Мне знаете, что писали — типа в утешение? «У вас есть еще две дочери!» Это ж надо такое сказать!
— Тот, кто не пережил такого, не имеет права давать советы.
— А тот, кто пережил, советов давать просто не будет! Каждое горе очень индивидуально. Это невозможная боль… Мне было легче – мировоззренчески. Потому что верующему человеку проще это принять. Вот представьте, что ваш ребенок уезжает за границу на 10 лет, и даже позвонить ему вы не сможете. А если навсегда? Но все равно у вас есть знание о том, что он есть, что он жив…
— Говорят, время лечит… Нет?
Он мотает головой.
— Нет. Чувства притупляются, конечно. Боль. С этим можно научиться жить. Без ноги же можно. Значит, можно и без любимого ребенка… Я не знаю, как неверующему пережить. Не знаю. Я бы застрелился тут же… А с молитвой – другое дело.
Я где-то читал, что Небо приоткрывается. И я могу свидетельствовать: первые полгода после смерти Сони Небо было открыто. Я чувствовал, что меня слышат: буквально все сказанное туда доходит и, главное, возвращается назад. Труднее всего пережить, что потом оно начинает закрываться.
У Бориса слезы на глазах. Он молчит, и я не могу найти слов сочувствия.
— Если пытаешься забыть, только хуже делаешь, — наконец говорит Борис. — Это борьба. Если ты хочешь понять духовный смысл того, что произошло, это одна история. А если ты впадаешь в отчаянье – это другая. И справа, и слева тебя будет давить. Ведь вот что я вспоминаю? Это или моменты нашего единения, того, что было после ее смерти, или я вспоминаю, как я несу ее на руках в больницу. Совершенно разные состояния. Что-то я описал, но это далеко не все. Я человек очень откровенный, но некоторые вещи остались со мной — даже я не хочу об этом говорить, выносить на люди.
— Говорят, что какие-то духовные события и не надо всем рассказывать.
— Не знаю, я просто не могу. Я же не экзальтированный родитель, я помню, что у нее была масса недостатков. Она, например, все забывала. Могла выйти зимой на улицу без сапог. И таблицу умножения во втором классе выучить не умела, плакала. Не дано было. Зато многое другое ей давалось. Она прекрасно рисовала. И была по-настоящему верующей. Умела молиться. Вы читали «Кораблик»? Вот там случай описан с испорченным диском, который по ее молитве начал работать. А сколько еще такого было! Когда разряженные телефоны начинали звонить и много вообще разного случалось. Она действительно была очень необычный ребенок и очень светлый человек.
— Вы человек верующий. Наверное, замечаете, сейчас много говорят об упадке веры, обсуждают «попов на мерседесах»…
— Да не знаю. Я таких не встречал, хотя много батюшек повидал. Мне не попадалось ни стяжателей, ни крохоборов. Ни в Крыму, ни в Москве. Вы знаете, сколько с меня взяли за отпевание Сони? Ни копейки! Священник вышел из алтаря и вынес мне деньги! И не важно, какую сумму – и 30 рублей было бы больше, чем я заслуживаю! И каждый раз на панихиде я слышал, как он поминал Софию. Я этого человека искренне полюбил. И до сих пор ему благодарен. И буду благодарен.
А все эти разговоры про «не таких, как надо» батюшек – это знаете, разговоры о винограде: мол, и не спелый он, и гнилой. Да пойди и поищи тот, что тебе по вкусу: не нравится здесь, пойди в другой храм, съезди в монастырь – можно выбрать себе духовника по душе. Я вообще не думаю, что качество моей исповеди как-то зависит от личности священника. Так что все это досужие разговоры. И мне искренне жаль людей, которые в церковь не ходят и пытаются найти этому интеллигентские внешние оправдания. С другой стороны, не нужно думать, что ты умнее и сильнее Бога.
— В том смысле, что Он знает времена и сроки?
— Да! У меня есть очень приятная история про это. Я очень уважал – нельзя сказать, дружил, но всегда мне этот человек нравился и как режиссер, и как личность, я следил за его творчеством – Александр Васильевич Бурдонский. И всегда было грустно, что он не верующий. Он недавно скончался. И буквально за неделю до смерти принял таинство крещения.
— А вы хотели стать многодетным отцом? Строили какие-то планы?
— Я относился к отцовству довольно легкомысленно. Не могу сказать, что я детей любил. Мне рождение детей вообще казалось больше данью традиции, необходимой больше для матери: есть семья – пора заводить детей.
И вот моя жена забеременела первой дочкой, и в какой-то момент нам сообщают, что ребенок родится с синдромом Дауна. Жена начинает молиться, женщины вообще в этом плане сильнее. А я пребываю в шоке. Стал заикаться. Нервничал. Курил. Все эти 4 месяца прожил в ужасе. И я изменился. К моменту рождения я любил этого ребенка всей душой. Я не был равнодушен. И мне было все равно, мальчик или девочка. Главное – здоров! Это было абсолютное счастье. Я это в рассказе «План» описал. Не читали? Я потом не спускал ее с рук, нянчил. И с тех пор мое отношение к детям изменилось. И когда Соня умерла, больше всего я казнил себя за то, что мало времени ей отдавал. Мне ее очень не хватает…
— И младшим девочкам сестрички не хватает, наверное?
— Совсем маленькая ничего не поняла, ей всего два годика было, а Таня переживала очень сильно и тяжело. Она очень боялась заболеть. У нас выработался ритуал: каждый день мы с ней говорили про болезни, от которых можно умереть. Она страшно боялась микробов. Ладно, руки можно помыть, а если в рот попало? Это был ужас непередаваемый. Убеждения и уговоры не помогали. – Борис привстает с места и оживляется: — Сейчас насмешу вас, наверное! Расскажу, как я победил ее страх.
Однажды я поехал с Таней на машине, и когда зашел разговор о микробах, я просто взял на ходу и языком провел по пыльной грязной торпеде – просто слизнул всех этих микробов, сглотнул и сказал: «Вот видишь, я не умер от микробов, и ты не умрешь!» И когда мы приехали домой, первое, что она радостно закричала: «Папа съел всех микробов!»
— Это потрясающе! Но как вам вообще в голову пришло такое решение?
— Потому что я знаю: если ты боишься черного монстра, который сидит в углу, надо просто показать ему язык! – смеется. — Я же режиссер, я должен быть убедительным.
— А в чем самом важном вы хотели бы убедить своих детей?
— Детям своим я хотел бы дать всего один совет. Это то, о чем мне в свое время не сказали. Причем я очень благодарен родителям за свое воспитание. У нас была хорошая настоящая семья. Но тогда просто не принято было об этом беседовать.
— Родители тоже творческие люди?
— Смешное слово – «творческие». Папа был рабочий на автосервисе. Но если бы вы его спросили, он бы сказал, что он человек творческий! Я уже учился на режиссера, а он мог мне давать советы, как снимать кино. А мама – политик, блестящий организатор, очень скромный и независимый человек. Она оказала на меня огромное влияние, больше, чем папа. Работает до сих пор по 10-12 часов в день, я не шучу, а потом дома вышивает полотна. А когда я приезжаю, еще и готовит, и продукты закупает. Успевает и работать, и помогать нам, и указания давать. Мы с мамой настоящие друзья. С рассказами мама всегда меня поддерживала. Направлять здесь довольно трудно, а вот поддержка нужна. Знаете, как: похвали мужчину – он тебе горы свернет.
— Так какой же совет детям?
— А вот я своим бы сказал о том, что надо найти в жизни единственную любовь и не тратить себя на многочисленные связи. Мой личный опыт говорит: попробовать все, это очень часто означает убить в себе все. Не нужно знать 25 или 50 женщин для того, чтобы понять, какие они. Нужно жить с единственной женой – и быть счастливым. Вот это нужно знать молодым обязательно – заранее, чтобы не уничтожать чужие жизни.
— А как вы думаете, для чего нужна семья в современном мире? Ведь экономически мужчина и женщина уже не зависят друг от друга.
— Когда я женился первый раз, я говорил, что не могу жить без этого человека и хочу быть всегда с нею, вот тогда будет счастье. А во второй раз я спрашивал себя о другом: готовы ли мы и вообще — хотим ли мы вместе нести тяготы этой жизни. Потому что в этом временном мире мы прежде всего помогаем друг другу пережить эту жизнь, а не наслаждаемся ею бесконечно. Потерю ребенка легче пережить вместе. Я не представляю, как можно с этим справиться одному. А если говорить о будущей жизни – о жизни будущего века, то и там мы будем вместе или врозь по законам любви. Вот это я хотел бы донести до детей.
— Каким должен быть хороший отец?
— Я знаю! Я скажу. Хороший отец просто должен быть всегда рядом с ребенком.
Актер театра и кино Сергей Перегудов о зрелом отцовстве и о том, как востребованному артисту успевать быть папой и как быть родителем в тревожные времена.
Дочка изобретателя, правнучка знаменитого скульптора, потомок древнего английского рода Виктория Шервуд уверена: историческая и семейная память помогает человеку лучше понять самого себя.
От экологии насекомых к изучению поведения людей – крутой поворот на профессиональном пути произошёл, когда выяснилось, что у сына аутизм…
Сложно понять и принять, что деменция неизлечима, но можно продлить светлый период.
Актер театра и кино Сергей Перегудов о зрелом отцовстве и о том, как востребованному артисту успевать быть папой и как быть родителем в тревожные времена.