Дорогая вещь

Утром я не вышла гулять, и мы с мамой поехали в «Детский мир» покупать мне новое пальто. Уж мы мерили-мерили, сто штук перемерили. Наконец выбрали. Розовенькое, с пушистым капюшоном. Такого у меня никогда не было! Продавщица улыбнулась и вручила пакет не маме, а мне.

Во двор я вышла королевой красоты. Ребята играли в прятки, и я сразу же пошла «на новенького». Водить пришлось долго. И все из-за Толика. Ух, и хитрый он: знает, где прятаться! То залезет в пустой помойный бак, то в щель между гаражами, а тут забрался под мотоцикл, накрытый брезентом. Но меня тоже не проведешь — я наблюдательная. Где это видано, чтобы у мотоцикла кроме колес ещё и ноги были, в красных носках?!

— Все! Попался Толик! Теперь тебе водить!

photosight.ru. Фото: Валентина Донейко

Толик всё водил и водил.

— Обознатушки-перепрятушки, — орали ребята и хохотали над растерянным Толиком, который то и дело ошибался.

— Палочка-выручалочка, Катька! — кричал он. А это была вовсе не я, а Наташка в моем пальто! Чтобы Толик подольше ее не узнавал, она нарочно пониже опустила капюшон и задом-задом, выползала из большой трубы, лежавшей возле нового дома.

— Палочка-выручалочка, Наташка! — кричал в другой раз Толик. А мы с ней уже давно переоделись. Наташка в платочке до самых бровей неслась выручать «за всех». Ух и весело было!

Когда прятаться надоело, мы решили строить шалаш. Тут много чего осталось после стройки: проволока, ведра из-под краски, всякие ящики. Ребята притащили старую железную кровать с сеткой. Сперва, конечно, на ней все попрыгали, а потом перевернули вверх ножками и стали прилаживать к ней со всех сторон фанеру. Получились стенки.

Мне сразу повезло: я нашла в строительном мусоре ржавый лист железа. Грохоту было на всю улицу, когда я волокла его к нашему шалашу!

-Ура! Крыша едет! — закричали все, увидев, что я тащу. Дружно ухватившись за ржавые края, мы втянули «крышу» на верх шалаша. Потом нашли совсем еще хороший матрац. Все! Крыша над головой есть. Сидеть тоже есть на чём, можно влезать.

Хорошо! Будто в норке. Рядом — Толик, Славка, Светка, сзади к спине тоже кто-то привалился. Дождичек накрапывает, а здесь тепло, таинственно. Ржавые капли иногда за шиворот падают, но это ничего: отодвинуться можно чуточку — и снова сухо. Сиди и смотри, как злится непогода, да слушай страшные истории.

photosight.ru. Фото: Тураев Илья Алексеевич

Рассказывали долго. Уже зажглись фонари и окна в доме напротив. Я отсидела ногу, и ее покалывало иголочками. Я стала ее вытаскивать из кучи-малы, все завозились, и тут шалаш не выдержал — с лязгом рухнул. Когда я вылезла из-под щепок и железок, то увидела: уже почти ночь! И побежала домой.

Мама как открыла дверь, так и зажмурилась. Потом втащила меня в прихожую и поставила перед зеркалом.

Я не узнала себя. Из волос торчали стружки, на лбу и щеках размазались коричневые полосы, а новое пальто было без пуговиц. И уже не розовенькое, а какое-то пятнистое в полосочку.

От ремня мне удалось улизнуть под кровать. Я забилась в дальний угол, и мама пыталась меня выковырнуть оттуда щёткой. Но у неё ничего не получилось.

— Вот только вылези! — стучала она рукой по полу.- Будет тебе. Вылези только!..

Потом она села на кровать, и мне теперь были видны одни её пятки.

— Это что же за чудовище такое на мою голову! Ну ничего не жалеет! Что ни купи! Такое пальто уделать! А?! Такую дорогую вещь!

И мама заплакала.

Мне и маму стало жалко, и пальто, и себя. Я тоже стала потихоньку плакать.

— А когда ты вчера подметала, чулок разорвала, — припомнила я ей, — то сама себя не ругала! И когда папа двери красил и весь вымазался, ему тоже ничего не было. Помнишь?

— Это же другое дело! Это нечаянно, во время работы! А ты… ты…

— Я не нарочно! Мы строили шалаш!

Мне было очень обидно. Вот так и останусь здесь навсегда, и есть не буду, и пить не буду… Ничего не буду. Так и умру… Потом сами же плакать будете, да поздно…

…Проснулась от того, что кто-то крепко ухватил меня за ногу. Сразу и не сообразила спросонок, где это я и что происходит. А тем временем меня уже вытянули на середину комнаты. Это был папа. Он с работы пришел.

— Я то думал, что под кроватью наш кот Бублик спит. Он как нашкодит, так сразу же под кровать прятаться. А это, оказывается, ты! Кто же тебя так вымазал? — папа смотрел на меня с нескрываемым удовольствием.

Мама вошла в комнату.

— Плюбуйся! Какая у нас умница подросла. Вот! — Мама бросила на пол моё новое пальто. — Сегодня купили. Как отделала! Шалаш они, видите ли, строили. Строители.

— Видела бы ты меня, каким домой приходил я, когда был маленький!.. Что ж ты от ребека хочешь? Не надо было выпускать на улицу в новом пальто. Надела бы на неё комбинезон, каску, перчатки рабочие.

Мама отмыла меня мочалкой, папа почистил пальто бензинчиком, и они с мамой уже посмеивались и о чем-то шептались, пришивая на место пуговицы. А я ходила на цыпочках. Помыла стаканы из-под киселя и поставила чайник, чтобы после такой работы вместе попить чайку с вареньем, будто никакой ссоры и не было, а наоборот, праздник.

Пришла зима. Снег завалил двор и мотоцикл соседа под брезентом, и кучку железок и фанерок в углу двора, где был наш шалаш.

Я вышла с санками. Дворничиха тетя Таня разметала дорожку, оставляя за собой полукруги чистого асфальта, а немного погодя всё снова покрывалось снегом.

— Ну что за пропасть! — ворчала тетя Таня. — Будто и не мела.

А я села на санки и съехала с горки прямо на дорогу.

— Куда тебя несет на проезжую часть! Под машину захотелось?! — закричала она, не переставая скрести лопатой.

— А машин-то нет…

— Когда будут — поздно будет! Давай, давай отсюда!

Дворничиха нагрузила снежные комья в старую большую корзину и, ухватившись за обмороженную веревку, поволокла ее со двора. А я – шмыг! — мимо неё и опять на горку. Мне с высоты хорошо было видно, как тетя Таня перевернула корзину у края дороги.

Приехал снегоуборочный комбайн. Вот хищник! Во обжора! Чав-чав-чав! — и от огромного сугроба только пара комочков осталась!

Прокатилась я еще несколько раз и пошла под окно Толика покричать, чтоб выходил. Толик высунулся в форточку, но ничего крикнуть не успел — его кто-то ухватил сзади и оттащил от окна. Форточка захлопнулась. Всё! Толик не выйдет, это точно. Тогда я поднялась на пятый этаж во втором подъезде, где живет Наташка. Сердитая девушка, отперев дверь, сказала, что Наташка уехала к бабушке.

Я стала смотреть, как тетя Таня убирает двор. Нагнувшись, она долго шарила по земле, отыскивая веревку. Я-то вижу, что конец веревки под корзиной. Мне смешно стало. А Тётя Таня медленно разогнулась и сказала:

— Чем сидеть-то сложа руки да надсмехаться, лучше бы помогла веревочку-то поднять. Ишь расселась… Барыня.

Стыдно как! У меня даже уши под шапкой стали горячие. Тетя Таня вернулась со своей корзиной. Она волокла ее за собой. Корзина моталась из стороны в сторону и подпрыгивала. И тут я одну вещь придумала.

— Теть Тань! Я помогу! Вот!

И, схватив корзину, я втащила ее на свои санки.

— Ишь ты! Шустра! — засмеялась тетя Таня. Потом мы вместе насыпали снег в корзину и отвозили со двора.

— Гляди-ка, дело-то как продвинулось! — радовалась тетя Таня.

— А можно, я немного ломом лёд потюкаю?

— А подымешь?

— Это я-то?! Да вы бы знали, какая я силачка!

Я подняла лом и ударила. Откололся маленький кусочек.

— Ну, когда так, поработай чуток, а я домой сбегаю.

Раз, два, три… После пятого удара я поняла, что больше не могу. Тогда я прижала лом к себе и, ударяя всякий раз, приседала. Стало намного легче.

Когда тетя Таня вернулась и отобрала у меня лом, я даже обрадовалась. И руки мои сразу стали такими легкими, что, казалось, сами поднимаются вверх.

И тут я увидела свои варежки. Из красных они превратились в коричневые. А обледеневшие рейтузы в снежных катышках напоминали люстру с висюльками. Я взглянула на свои окна. Там горел свет, пришла с работы мама. Что-то теперь будет?!

Снег повалил сильнее, и я в заснеженной шубе стала как белый медвежонок. И вдруг я увидела возле нашего подъезда еще одного белого медведя.

— Папа!

— Пора домой, работяга!

— Пап, я опять вся измазалась. И шуба, а варежки — лом-то ржавый.

— Да… дела… Теперь влетит! Ты, как домой придешь, сразу лезь под кровать, а я начну за тебя заступаться. Потом он крепко взял меня за руку, подхватил мои санки, и мы пошли.

Когда мама открыла, папа сказал:

— Мы пришли с работы, устали и хотим щей.

— Раздевайтесь, работнички! — вздохнула мама.

И она стала меня раздевать.

— Устала? — спросила мама и прижалась ко мне горячей щекой. И мы крепко обнялись.