Актер Андрей Носков на телеэкране часто появляется в образе разбитного парня или комедийного персонажа. В жизни – он серьезен, много работает в театре, кино и социальной сфере, преподает студентам и к созданию семьи подошел с большой ответственностью. «Бате» артист рассказал о традициях и преемственности – и в театре, и в семье.
Андрей Анатольевич Носков – российский актер театра и кино, режиссер, продюсер. Родился 19 сентября 1972 года в г. Новая Каховка (Украина). Окончил Санкт-Петербургскую государственную Академию театрального искусства им. Н.К. Черкасова (курс А.Д. Андреева).
Широкую известность приобрел после роли Никиты Воронина в сериале «Кто в доме хозяин». Снимается в кино и сериалах («Глянец», «Приключения солдата Ивана Чонкина», «Дом на обочине», «Как встретить праздник не по- детски», «Лондонград. Знай наших», «Любовь по контакту» и др.).
Руководитель социально-творческого проекта «Зеркало нормы» (2019-2020 гг.).
Ведет авторские актерские курсы, преподает в Санкт-Петербургском Государственном институте кино и телевидения (ГИКиТ).
Старший брат брат актера Ильи Носкова.
Женат. Отец двоих детей.
— Правда, что ваш дед хотел стать актером, но у него не получилось? А вот в вас с братом проявились его гены?
— У деда, Андрона Яковлевича Дунилина, была трагическая судьба. О его жизни мы многое узнали из его дневников. При Сталине его приговорили к расстрелу, но документы случайно потерялись, и его отправили на 10 лет в лагеря. Он отсидел срок, и если бы не это, наверное, стал бы актером…
Я помню, как он декламировал стихи на сцене в городском парке – в нем было желание публичных выступлений.
Не знаю, повлияло ли на меня дедушкино чтение стихов или то, что он ставил мне пластинки со сказками, но с детства тяга к лицедейству у меня проявлялась, и я любил выступать.
Вспоминая деда, понимаю, что главное в воспитании – личный пример, теперь и со своими детьми я придерживаюсь той же позиции. Например, дед нас с братом приучил к труду.
— Каким образом?
— Он ухаживал за общественным газоном. На выходе из небольшого дворика нашего дома люди все время протаптывали дорожку наискосок – так им было удобнее ходить. А дедушка регулярно перекапывал, поливал и снова засевал травой этот участок.
Дед любил столярничать, сооружал какие-то вещи для дома и приобщал меня к этому. Так что я уже в детстве мог хорошо забить гвоздь, что-то состругать и паял всякие микросхемы.
Кроме того, у каждого в нашей семье были домашние обязанности. У нас с братом – принести воды, нарубить дров. Поскольку у родителей одно время не было собственной квартиры, мы жили попеременно то у одних бабушки с дедом в городе, то у других в деревне. В зависимости от места проживания наши детские обязанности разнились: в одном доме я должен был подметать пол, в другом – помогать собирать урожай картошки или клубники.
— Ваши дети тоже участвуют в домашнем хозяйстве?
— Да, я считаю, что у каждого должна быть своя зона ответственности. Конечно, сейчас дети живут гораздо лучше, и, условно говоря, к колодцу за водой ходить не надо, но какие-то дела у них должны быть. Так у ребенка формируется понимание, что семья, помимо радости общения и поддержки, это также труд и обязанности.
— Вы похожи на своего отца?
— Мы с Ильей похожи и на маму – с ее терпением, и на папу – с его эмоциональностью.
Отец, Анатолий Григорьевич Носков, работал на железной дороге, перевозил грузы и в результате большую часть нашего детства находился вне дома. В то краткое время, когда папа приезжал, он, естественно, пытался наверстать упущенное. Точно так же, как я сейчас со своими детьми.
Конечно, сейчас, если случаются какие-то инциденты – неважно, неудачная оценка в школе или что-то другое, я даже удаленно веду нравоучительные разговоры. Но пока я неделями или месяцами нахожусь на гастролях или на съемках – дети растут, получают какую-то информацию… А когда я возвращаюсь, за короткий срок невозможно попытаться выстроить новый или поломать сложившийся порядок. Это неправильно, потому что детей нужно слушать и слышать всегда. Они меняются очень быстро, особенно сейчас – идет такой поток информации, что за ним не успеть. Сегодня они увлекаются одним, завтра другим, иногда парадоксальным и неожиданным, поэтому моменты чуткости очень важны.
— У вас с папой были такие моменты чуткости и понимания?
— В последних классах школы я захотел пойти учиться в фотостудию, и это было бы дополнительным отвлечением от занятий, но отец меня поддержал.
— Умение фотографировать пригодилось вам в актерской профессии? Это ведь тоже наблюдение за людьми…
— Тогда я не задумывался об этом серьезно, но это действительно фиксация жизни. Это сейчас в каждом телефоне есть функция фото, а тогда обычный фотоаппарат было сложно купить! Я все делал сам – снимал, проявлял пленку, печатал фотографии. У бабушки с дедушкой было мало фотографий, а мне хотелось запечатлеть жизнь нашей семьи.
— Делали ли родители что-то специально, чтобы вас с братом подружить?
— Фраза, что мы друг другу поддержка и опора, произносилась в семье регулярно. К счастью, мы с братом росли дружно, без ссор, но и этот тезис накладывал отпечаток.
— А как получилось, что вы оба стали актерами?
— Не знаю, у нас не театральная семья. Не думаю, что Илья меня пародировал. Я, например, хоть и любил лицедействовать, не занимался в драмкружке, а Илья туда пошел. У каждого из нас были свои увлечения. Может, и правда, дедушкины гены проявились.
— Вы много работаете в дуэте с братом, ваше творческое взаимопонимание – из детства?
— Взаимопонимание родилось в процессе совместного творчества также из ощущения, что братские взаимопомощь, доверие и терпение дополнительно способствуют продуктивности.
— Когда-то вы написали и даже выпустили небольшим тиражом книжку «Блажь. Записки неудавшегося донжуана», но уже много лет вы примерный семьянин. Почему сменили амплуа?
— Эта книга – своего рода шутка с моей стороны, такое странное признание в любви. Не знаю, хороший ли я семьянин, и тем более, совсем не уверен, что был донжуаном. Я не из тех мужчин, которые с первого взгляда производят на женщин неизгладимое впечатление. Скорее я был для них «смешным парнем».
А с моей супругой Настей мы познакомились в 1992 году и поженились в 2000-ом, через 8 лет. У нас обоих была бурная рабочая молодость: я уезжал работать в Москву, Настя – заграницу. Наше общение было эпизодическим и в хорошем смысле демократичным, т.е. мы были парой, но жили отдельно.
В какой-то момент мы осознали, что нам хочется совместного уюта, и начали строить в прямом и переносном смысле нашу квартиру. Ее еще не было, но мы стали собирать для нее детали интерьера. В общем, мы пришли к совместному быту в самом высоком смысле этого слова.
— Основательный подход…
— Думаю, мы оба поняли друг про друга, что вот это человек, с которым уютно и счастливо жить и растить детей.
— Роль в сериале «Кто в доме хозяин?» сделала вас узнаваемым для телевизионной публики. А в вашей семье кто руководит?
— Домом руководит Анастасия: я не знаю, как приходят и оплачиваются счета, когда покупаются продукты и моется пол – это происходит само собой. Глобальные решения – о крупных покупках, поездках и т.п. – мы принимаем совместно. Когда дети подросли, мы стали устраивать семейные советы – садимся и обсуждаем, например, будущий отдых: куда бы хотели поехать и что увидеть.
— Многие привыкли видеть вас на экране и на сцене как этакого весельчака, а вы в одном из интервью вы сказали, что в жизни более скучный человек, чем в театре и в кино. Почему?
— Может быть, потому, что моя актерская карьера не такая идеальная, как мне хотелось бы, и я погружен в какие-то свои думы, которые создают печать грусти на лице…
Но это не значит, что на людях я умею смеяться, а дома нет! В хорошей компании, среди друзей я и шучу, и смеюсь.
— Вы снялись в короткометражной драме по рассказу Льва Толстого «Сила детства». А в чем, на ваш взгляд, сила детства?
— Этот коротенький рассказ Толстого очень непростой, объемный, пронзительный…
Безусловно, сила детства в том, что оно обезоруживает в прямом и переносном смысле, иногда предотвращает самые страшные вещи, разряжает обстановку. В этой наивности, даже правильнее будет сказать, в вере и любви ребенка есть очень мощная сила.
— Этот фильм получил несколько призов на фестивале короткометражного кино в Каннах (Global Short Film Awards Cannes). Для вас важны награды?
— Не знаю, потому что у меня нет профессиональных наград, за исключением давнего «Золотого софита» и различных грамот с разных театральных фестивалей.
— А для вас что первоочередное – театр или кино?
— На данный момент я больше человек театра – там я как рыба в воде и произвожу эффект, как мне говорят.
А что касается кино, это такая территория, где ты «винтик», который кому-то нравится или не нравится. У нас кино продюсерское, и это тоже особенная история.
Я очень люблю работать в кино, и, как мне кажется, многое могу там сыграть, но эта сфера пока мною мало исследована. Я служу в Театре эстрады им. А.Райкина, и там предлагаю какие-то проекты, и они осуществляются или не осуществляются. В кино я не могу прийти к продюсеру или, допустим, к Никите Михалкову и сказать: «Снимите меня в своей картине!» Это глупо, так не бывает.
— А вы хотели бы сняться у Михалкова?
— Я работал с Андреем Сергеевичем Кончаловским (к/ф «Глянец» — прим. ред.) и с Никитой Сергеевичем тоже бы с удовольствием поработал.
— Вам удалось поработать со многими талантливыми артистами, в том числе с легендарным Кириллом Юрьевичем Лавровым. Чему научило вас и что дало вам это общение?
— Кирилл Юрьевич был очень внимательным, чутким человеком и прекрасным артистом. Для него главной была профессия, и когда мы работали, регалии не имели значения. Однажды на репетиции он мне сказал: «Сейчас нет худрука и молодого актера, а есть два артиста, которые должны сыграть эту сцену».
На гастролях он мог зайти в купе к молодежи, побыть с нами, но в то же время четко разделял официальные собрания, репетиции и застолья. В этом смысле он был уникальным человеком.
— Сохраняются ли эти традиции наставничества в театральной среде сегодня? Вы сами преподаете – пытаетесь ли вы сохранить эту школу как педагог?
— Я не пессимист, и в педагогику пошел именно для того, чтобы передать то конкретное понимание театра, которое мне привили и которое сейчас я мало где вижу. Театр стал очень формальным, режиссерским, концептуальным, безжизненным и зачастую безэмоциональным. А если эмоциональным, то истеричным, резким.
Я вырос на традициях игрового русского театра, где важны мизансцена, пауза, оценка. Театра, куда зритель, как говорила Фаина Раневская, «приходит плакать и смеяться, как ребенок».
Что касается преподавательских традиций, то в 90-е и в начале 2000-х очень много хороших педагогов ушло, а те, что остались, начали экспериментировать и увлекаться. Не могу судить о Москве, но в Петербурге по тому, что я наблюдаю среди молодых студентов и выпускников, многое утеряно, и восстановятся ли, не знаю. Но кто-то должен это восстанавливать…
— Кирилл Юрьевич застал ваши первые педагогические опыты, давал ли советы?
— Он застал то время, когда я учился в аспирантуре. Но была вот какая история.
Однажды я и мой брат Илья попросили у Лаврова разрешения репетировать наш сторонний проект в репетиционном зале Большого драматического театра, руководителем которого он был. Я рассказал, что мы хотим сделать, почему у нас нет места для репетиций, и Кирилл Юрьевич ответил: «Пробуйте!»
Сейчас многие художественные руководители «ревнивые» и «жадные» и никого в такой ситуации не пустили бы. Мудрость Лаврова была в том, что он понимал: актеру нужно развиваться, пробовать разное, необходимо давать ему возможность играть, самовыражаться. Он знал, что для иного актера это важнее зарплаты.
– При этом Лавров как-то сказал про вас, что ваша главная роль –отцовство.
— Так и есть. К 30 годам я уже много что сыграл в театре, многое успел, но вот детей у меня не было. И тридцатилетнему артисту Носкову рождение сына Тимофея дало возможность сыграть самую большую роль. Потом у меня появилась еще одна главная роль – родилась Глафира Андреевна.
— Ваши дети интересуются актерской сферой?
— Тимофей, которому в этом году будет 20 лет, пошел по другой стезе. Сначала он поступил в Высшую школу экономики, а сейчас перевелся и учится в университете. Хотя он увлекается сведением музыкальных треков, поэтому можно сказать, имеет отдаленное отношение к искусству.
А Глафира пока в том возрасте, когда ей кажется, что она будет актрисой. Предпосылки есть, но посмотрим, что получится. В ней присутствуют общая жизнерадостность и энергия, но это не самое важное для актера.
— По примеру ваших родителей вы пытаетесь сдружить детей?
— Есть такое. У них были разные этапы отношений, но дело в том, что мальчишкам и девчонкам меньше приходится что-то делить, чем двум братьям. Во всяком случае, сейчас у брата и сестры взаимная любовь и поддержка. Несмотря на разницу в возрасте они находят совместные занятия, и это хорошо.
— Что вы хотели бы передать своим детям, какие жизненные ценности?
— Наверное, это формула, которую я чаще всего им говорю, если они что-то делают неправильно: «Ты должен относиться к людям так, как ты хочешь, чтобы они относились к тебе». Если ты хочешь, чтобы тебя понимали, надо самому понимать других. Если хочешь, чтобы тебя любили – люби. Хочешь, чтобы ненавидели – ненавидь. Как ты ведешь себя по отношению к людям, так тебя и будут воспринимать.
Эта формула больше подходит для внешнего мира, а в семье, конечно, работают несколько другие законы, и, наверное, самый главный – внимательность друг к другу, особенно в мелочах. Невнимательность – самая большая проблема современного мира. Требуются усилия, потому что нас отвлекает все, на каждом шагу.
— Что для вас значит быть отцом?
— Я смотрю на детей – на взрослого Тимофея, на смешную еще, юную Глафиру – и для меня счастье, что они у меня есть, что они живут радостной жизнью и буду жить лучше меня. Они мне кажутся более открытыми и восприимчивыми к миру. В общем, быть отцом для меня – простое человеческое счастье.
Актер театра и кино Сергей Перегудов о зрелом отцовстве и о том, как востребованному артисту успевать быть папой и как быть родителем в тревожные времена.
Дочка изобретателя, правнучка знаменитого скульптора, потомок древнего английского рода Виктория Шервуд уверена: историческая и семейная память помогает человеку лучше понять самого себя.
От экологии насекомых к изучению поведения людей – крутой поворот на профессиональном пути произошёл, когда выяснилось, что у сына аутизм…
Сложно понять и принять, что деменция неизлечима, но можно продлить светлый период.
Актер театра и кино Сергей Перегудов о зрелом отцовстве и о том, как востребованному артисту успевать быть папой и как быть родителем в тревожные времена.