Илья Оводов: «Папа — это круче, чем заместитель мамы»

Жизнь Ильи Оводова полна дел и забот. Илья – квалифицированный программист. У него и его жены Ольги трое родных детей и трое – приемных. Младшая приемная дочка – инвалид. У них дом, в который семья решилась несколько лет назад переехать из квартиры и ничуть не жалеет, но с которым, по признанию хозяина, он не справился бы без своего «лучшего в стране технического образования» (окончил МФТИ). У Оводовых есть забавный семейный проект — небольшой инкубатор, который они дают в аренду семьям с детьми, чтобы те могли увидеть, как появляются цыплята. Вместе с единомышленниками Илья организовал трудовой подростковый лагерь в Воронежской области. Он играет на гитаре, сочиняет стихи и песни.

 

Когда он отвечает на вопросы и рассказывает, он часто задумывается и замолкает, чтобы точнее сформулировать ответ, к месту вставляет анекдот или притчу. И понятно, что жизнь его, может, и нельзя назвать легкой и гладкой, но точно можно назвать полной.

 

Илья Оводов рассказал «Бате» о том, как принимались непростые решения о приемных детях, об отцовских успехах и неуспехах, о своем взгляде на правильное соотношение работы и семьи в жизни мужчины, о творчестве и о Божьих дарах.

 

Статистика и математика

 

— Илья, а можно немного статистики?

 

— Конечно. С моей дорогой женой Ольгой мы вместе с начала 1995 года. Мы учились в одной школе с интервалом в пять лет, в физико-математическом интернате при МГУ (ФМШ №18, сейчас – СУНЦ МГУ). Это особый мир, точка отсчета. Эта школа удивительная. Ее организовал академик А.Н.Колмогоров. Там принято, что выпускники продолжают общаться друг с другом и с «текущими» школьниками, поэтому даже после выпуска я иногда бывал в интернате. И вот приехал как-то на последний звонок и познакомился с Ольгой.

 

Помню, меня покорило в ней полное отсутствие жеманства. Если она опаздывала на свидание, я мог быть уверен, что для этого существует веская причина. Сейчас, прожив столько лет вместе, я, конечно, знаю о многих ее недостатках, но я совершенно точно могу сказать, что если она на чем-то настаивает, это не глупость и не женская прихоть.

 

У нас шестеро детей. Сереже, первому из приемных детей, исполнилось 23, с нами он с 10 лет. Андрею, старшему из родных — 21, Саше – 17, Ане – 14. Арине 12, она в нашей семье с 8-ми. Варя с нами с 6 лет, сейчас ей 10.

 

— Вы изначально хотели много детей?

 

— Не то чтобы вообще особо хотели детей, или думали, что без этого никак. Но как-то так получилось, что у нас их шестеро.

 

Мне очень нравится фраза, которую я услышал на курсах для приемных родителей от психолога Людмилы Петрановской. Родительская любовь – это такой золотой шар, который всегда катится от родителей к детям и никогда обратно. Это грустно, конечно.

 

Но нельзя понимать эту мысль слишком буквально. Напротив, я как-то сделал такое наблюдение (все-таки техническое образование дает о себе знать). Два человека встречаются – возникает любовь — одна, появляется один ребенок – любви уже 3, два ребенка – 6. А с шестью детьми, представляете – уже 28 ниточек любви! В математике это называется квадратичный рост.

 

Шутка шуткой, и, конечно, мы не этими соображениями руководствовались, когда рожали и брали детей. Но жизнь наполняется, и трудности этим компенсируются.

«Я не вижу повода отказываться»

 

— Когда Ольга предложила взять младшую — Варю, сомнения были очень серьезные. Было чувство: «Это не для нас». Вообще, это было больше Ольгино желание.

 

Она увидела видеоанкету Вари еще до Арины, когда искала ребенка в семью. Увидела, всплакнула и закрыла страницу. Уж очень тяжело больной ребенок. Руки и ноги не работают, и при самом прекрасном уходе и лечении полноценно не заработают. Тогда в семье появилась Арина. Но даже после этого Оля нет-нет, да и заглядывала посмотреть, не исчезла ли из базы данных Варина анкета. Но снова и снова видела, что никто ее не взял. Прошел год, и Оля мне призналась, что ей не дает покоя эта девочка. Показала мне. Мы долго думали, обсуждали все «за» и «против» уже вдвоем и никак не могли решиться.

 

Пошли к нашему духовнику с прямым вопросом: брать или не брать? Но батюшка наш прямых указаний обычно не дает, «выкрутился» и здесь: «А вы ребенка видели? Вот езжайте, посмотрите, а потом поговорим».

 

И мы поехали – аж в Новочеркасск. И уже сама дорога была очень запоминающейся. Мы по дороге много говорили, вместе читали общую книгу друг другу через плечо. А книга, совершенно случайно, оказалась «Поп» Сегеня. Там герой одного за другим берет в семью детей, оказавшихся без родителей. И условия не то, что у нас: война, однако. Мы как-то дозревали… Поездка все поставила на свои места: мы увидели реального ребенка, который нуждается в персональной заботе. Вопрос встал не абстрактно, а конкретно. И уже через полчаса исчез. Положенных по закону 10 дней на принятие решения как-то не потребовалось.

 

А вот за год до этого с Ариной как раз было наоборот. Мы совместно решили, что можем взять в семью ребенка, выбрали три анкеты. Первый раз Ольга поехала знакомиться без меня, и вышло так, что сначала она приехала в детский дом, где была Арина. Но, по существующему порядку, чтобы посмотреть следующего ребенка, надо написать отказ от предыдущего. С одной стороны, отказ – чистая формальность, просто бумажка. Можно посмотреть всех и вернуться за тем, кто больше понравился. Но Ольга ясно почувствовала, что это не магазин, и она не в примерочной: принесите другой размер и другой цвет. Это же живой ребенок. И пусть отказ — это просто бумажка, но даже формально сказанные слова имеют тот смысл, который имеют. И Ольга написала мне смс: «Я не вижу повода отказываться».

 

А потом мы вместе поехали забирать Арину домой. И через пару часов общения у меня было ощущение, что этот ребенок был со мной всегда. Это было такое неявное, глубоко внутреннее, но очень поразившее меня чудо.

 

— Если не я, то кто же?

 

Илья даже морщится, как от кислого:

 

— Не люблю эти слова. Здесь конкретно ты и вот живой человек рядом с тобой. Без громких слов.

Родные и приемные

 

— Хорошо. Без громких слов. Существует мнение, что приемные родители потому берут детей, что за них платят деньги.

 

— Я как раз ничего не имею против тех, кто получает зарплату за свою работу родителя, если они делают это добросовестно. Тут ничего аморального нет. Для нас приемные дети – точно не способ заработка. Я простой советский программист с не самой низкой зарплатой, Ольга педагог внешкольного образования. За ребенка-инвалида – да, существенная поддержка. К огромному сожалению, только в Москве и области. И если бы не было этой поддержки, решение взять в семью Варю, вероятно, далось бы еще сложнее. А так выплаты за детей позволяют не уронить уровень жизни семьи при приеме ребенка. Деньги не играют в этом главную роль, но все-таки играют. Тем более, что ради Вари Ольге пришлось существенно уменьшить нагрузку на работе.

 

По моему глубокому убеждению, родного ребенка-инвалида растить труднее. Ты не получаешь помощи от государства в таком объеме, как приемные родители. Но даже не это главное. Бывает, люди сами идут на трудности и терпят лишения: лезут в горы, пересекают в одиночку океаны, но им всегда легче от сознания, что они это выбрали. И совсем другое – оказаться в такой ситуации по воле Божьей. Смириться и терпеть гораздо сложнее. Я однозначно считаю, что большего признания и благодарности заслуживают родители, у которых эти дети – родные.

 

Сюжет о семье Оводовых фонда содействия семейному устройству «Измени одну жизнь»

 

— Вы себя героем не считаете?

 

— Да, были такие мысли, что мы берем на себя очень тяжелую ношу, по выражению героя Лескова, «протягиваемся на подвиг». А оказалось, что Варя — это такое солнышко, всю семью осветила. Иногда мы в шутку говорим: «Выходит, нас обманули».

 

— Вы советовались с детьми, когда девочек брали?

 

— Родители могут так посоветоваться, что неправильного ответа и не будет.

 

Активного противодействия не было. Саша – ему было 14 лет, и он всегда отличался умением сказать правду и не обидеть – сказал приблизительно так: «Вот у нас есть такие-то и такие-то прекрасные знакомые, детей должны брать такие как они, а мы – не потянем». Так или иначе, мы стараемся помнить о том, что это наш выбор, а не их обязанность. При этом дети включены в заботу о младших девчонках.

— Вы разделяете детей на родных и приемных?

 

— Не разделять – это самообман. Я стараюсь вести себя с ними так, как веду с остальными, но иногда это бывает очень трудно. Особенно со старшим сыном Сережей. Ему было уже 10 лет, когда он пришел в семью, при этом он не хотел предать родную маму, которая на тот момент была жива и лишена родительских прав. До сих пор мы остаемся для него дядей и тетей, а не родителями. Мы и сами чувствовали, и в умных книжках пишут, что к этому надо относиться с пониманием. Сейчас ему 23, он работает на складе, у него есть своя комната в доме, свои друзья-подруги. Он единственный в семье курит. Его жизнь несколько обособлена от нас, но в целом получился неплохой парень. Хотя в подростковом возрасте «зажигал по полной программе». С ним меня по-настоящему утешало сознание, что его отчуждение и подростковые «закидоны» — это не обязательно наше плохое воспитание. Если бы так вел себя родной ребенок, это было бы тяжелее. Хотя умом-то понимаешь, что может и с родным быть так…

 

Работа и семья: Змей Горыныч с двумя головами

 

— Что бы вы хотели видеть в детях?

 

— Перечислять эти качества – банальность, любой родитель вам такой список наговорит. Хотя главное все-таки скажу. Мне бы хотелось видеть их внутренний мир, выстроенный в виде правильной пирамиды, во главе которой — искренняя вера в Бога, на следующем уровне — доброжелательное отношение к ближнему, а уже ниже, на личном уровне – интерес, упорство, жизнерадостность, умение ставить цель и добиваться ее исполнения. В общем то, о чем любой родитель мечтает.

 

Сказать, что у них нет этих качеств, я не могу. Но если каких-то нет, то это во многом моя ответственность и моя вина, в конце концов – надо уделять им внимание, заниматься. Когда росли старшие ребята, я слишком много времени тратил на работу. И Сережа мог бы быть ближе к семье, наверное… Это мое упущение. С другой стороны, если бы я столько не работал, не было бы этого дома, и девочек бы мы, скорее всего, не взяли. Впрочем, это, как говорится, не освобождает от ответственности.

 

— А сейчас в приоритете семья?

 

— Это постоянный выбор! Змеем Горынычем бы быть с двумя головами — вот тогда можно было бы успевать и там, и там.

 

— Вы чуткий родитель?

 

— Я недостаточно чуткий человек вообще и родитель в частности.

 

— Может, это нормально для отца?

 

— Нууу… Видал я и похуже, и это утешает. Но видал и получше.

 

В этом плане мне есть, к чему стремиться. Очень сложно отделить свое желание «поиграть» по-взрослому – я имею в виду работу – и поучаствовать в жизни семьи.

 

— Приходится себя заставлять?

 

— Иногда и заставляю, вообще есть ощущение, что недодаю, потому что мне попросту лень.

 

— А в каких мероприятиях надо обязательно участвовать?

 

— Критерий – то, что важно детям. Тут два варианта: или они нуждаются во мне, или я понимаю, что для них это будет важно и радостно. Вот, например, Саше нужно физикой заниматься перед поступлением, или Аня поехала на соревнования, для нее это впервые и очень волнительно. А вот 1 сентября – смотря по обстоятельствам: если для ребенка это формальность, то и я не иду.

 

Я не могу похвастаться опытом как правильный отец. Как-то умудряется Ольга все контролировать, вот она – чуткий родитель, да.

— Я знаю, вы каждый год выезжаете всей семьей в лагерь?

 

— Да, уже 10 лет каждый год выезжаем с друзьями и детьми помогать восстанавливать разрушенный при Советской власти монастырь в Воронежской области. Одно из самых ярких впечатлений: приезжаем и видим храм, построенный там, где в прошлом году мы копали траншею под фундамент. Тогда старший сын, обычно не склонный к сентиментальности, как и положено 16-летнему подростку, сказал: «Когда-нибудь я приведу сюда сына».

 

Но тут у меня тоже двоякое чувство. Сейчас видно, что во многом лагерь – это тоже работа с чужими детьми в ущерб своим. Хотя как с чужими?! Они нам не чужие – за 10 лет общения. И сложившаяся в лагере компания очень живая, дети дружат, ходят друг к другу – теперь уже на свадьбы. Получается, мы через это сформировали детям круг общения.

— А чисто семейных отдых у вас бывает?

 

— Конечно. Хотя и приходится экономить. Вот, в прошлом году мы ездили в Крым, жили там в палатках, в том числе потому, что в гостинице дорого: нас же много. Хотя и сама жизнь на природе нам нравится. Мы хотели показать детям Крым – и показали.

 

А еще сейчас крамольную мысль скажу: отдохнуть родителям от детей бывает иногда еще полезней для самих детей, чем совместный отдых. Из опыта говорю.

 

Ольга подсаживается рядом и смеется:

 

— Целых два раза мы без детей отдыхали — за 22 года! Свадебное путешествие у нас случилось — через 17 лет после свадьбы.

 

Илья подхватывает:

 

— Раз уж на то пошло, то я вообще не считаю, что у мужчины на первом месте должна быть семья!

 

Ольга опять смеется:

 

— Ты что! В журнал теперь не попадешь!

 

— Ну и пусть!

 

Очень давно прочитал и запомнил такую фразу: «Детей воспитывает свет из-под двери отцовского кабинета». Так и есть. Мужчина должен работать — не только для того, чтобы обеспечивать семью. Наша работа – это то, что выходит за рамки семьи, выводит семью на какой-то другой уровень – наружу, в мир, в общество. Такой простой вопрос: папа, кем ты работаешь? И он – очень важен! Во всяком случае, для меня при выборе, чем заниматься, важно, как я объясню детям, какую пользу людям я приношу своей работой, за что мне платят деньги.

 

Жизненные радости и их суррогаты

 

— Вы много за компьютером, и потому вопрос: компьютерные игры вредят или помогают?

 

— Встречный вопрос: вино – вредит?

 

— В умеренных количествах – нет.

 

— Вот и я не помню, когда я последний раз напивался пьяным, но есть люди, которым это страшно вредит.

 

Мне кажется, тут дело в отношении к себе и во внутреннем устроении. То, что до поры не приносило вреда, в какой-то сложной жизненной ситуации может стать способом убежать от реальности, «засосать», будь то вино, компьютерные игры или что другое. Если только нет какого-то внутреннего стержня, привычки держать себя в руках, оценивать себя как бы со стороны. Вот именно в том, чтобы «отрастить» в детях этот внутренний стержень, я и вижу задачу. Хотя, с учетом возраста, мы и ограничиваем в определенной мере их компьютерные игры.

 

Я сам через это прошел в свое время. Мог простоять несколько часов за спиной игрока или провести ночь за виртуальной битвой. В какой-то момент на это просто не стало времени. Слава Богу, что у меня в тот момент было много других реальных интересов, которые отвлекали от виртуальных. И все-таки жаль времени, какими-то более интересными вещами можно было жизнь наполнить.

 

Младший сын Саша был одно время очень увлечен игрой в танки, вплоть до конфликтов. Когда он серьезно занялся музыкой, начал петь в церковном хоре, стал готовиться к поступлению, он игры забросил.

 

Дело в том, что компьютерные игры затягивают, а чтобы найти что-то свое, надо пробовать, искать, время тратить на это в реальной жизни. В жизни что-то должно быть не менее интересное, чем виртуальная реальность, какие-то другие радости. Жизнь должна быть наполнена, тогда и суррогат реальности не страшен.

 

— Родители должны искусственно наполнять жизнь детей какой-то деятельностью?

 

— Нет! Это похоже, но не одно и то же. Не искусственно наполнять, а найти то, что наполняет интересом. Вот, например, Ане интересна не музыка, а лошади. Но мы бы этого не узнали, если бы не разрешили ей бросить музыкальную школу!

 

Нужны свобода и время, чтобы была возможность выбирать. А если все время занять придуманными родителями занятиями, то откуда появиться собственным интересам?

 

— А вот лежит ребенок на кровати. Надо его гонять?

 

— Ну, иногда и полежать надо.

Творчество: «могу не писать!»

 

— Сами вы авторской песней увлекаетесь. Я знаю, что и чужое поете, и свое…

 

— Я в юности определенное количество песен сочинил, некоторые до сих пор люблю. Но это как-то не было востребовано, а я не нашел в себе достаточно интереса, чтобы искать круг общения, в котором это было бы важно. И забросил и гитару, и песни. И вообще, зачем сочинять свои, если есть хорошие чужие песни? Но через сколько-то лет, постепенно становясь воцерковленным христианином, стал сталкиваться с тем, что хотел бы, чтобы была песня на такую или другую тему, а песни такой не было. Пробовал писать – получались какие-то кусочки, но чаще чувствовал себя как собака, которая все понимает, а сказать не может.

 

С другой стороны, есть же мысль, что это некий самообман, мечтания о себе, что можешь сочинять. В этот период я однажды поехал в Оптину Пустынь (один, что вообще редкий случай). А когда зашел к могиле отца Василия Рослякова (одного из убитых там монахов, который сам был хороший поэт), стал молиться: «Отец Василий, если ты обрел благодать у Бога, помоги разобраться – в фантазиях я пребываю о себе, или стоит мне прислушаться к этому желанию писать стихи?» Как ответ, в автобусе по дороге обратно закончил два стихотворения, которые до этого очень долго не складывались. После этого как-то стало легче и понятнее. Выступал на некоторых фестивалях, даже иногда с успехом.

С другой стороны, когда мы купили дом, 5 лет я просто не мог ничем кроме стройки заниматься. За это время не сочинил ни одного стихотворения. Не было сил, времени, да и количество детей увеличилось. Есть такая писательская мудрость: «можешь не писать – не пиши». В общем, я могу. Вообще, думаю, человек, написавший несколько стихов, пусть даже неплохих – это не обязательно поэт.

 

А вот с год назад так получилось: прибились мы к новому храму в Зеленограде. Я там взялся вести гитарную студию для подростков. И как-то настоятель спрашивает: «А когда мы ваш сольный концерт сделаем?» Пришлось «проявить послушание» (смеется). Потом к спектаклю «Снежная королева» две песни написал. Получилось неплохо. В общем, вспомнил, как это делается. Ну а что в плане творчества будет дальше, увидим. «Что создадим мы впредь, на это власть Господня».

 

— А вот Варя хорошо поет, заразились от вас?

 

— Да нет, у нас дома музыка мало звучит. Оля водит девочек на занятия, хотя ей самой это неинтересно. Я ей очень благодарен за это. А вот я как-то не участвую. Напрямую от меня дети не получили того, что я от своих родителей – круг песен, на основе которых я строил потом свои вкусы музыкальные.

Как строится семья

 

— Семья – это дар Божий?

 

— Я могу чем-то быть недовольным в семье, но я четко понимаю, что это не всегда дар как Рождественский подарок, но это всегда благословение. Помню, в детстве день рождения приближается, хочешь машинку, а тебе дарят штаны…

 

— Это разочарование!

 

— О, да! Но с другой стороны, штаны – вещь полезная. Правда, в детстве это не очень понимаешь.

 

Люблю один анекдот. Его часто рассказывают с другим смыслом, с обидой, что нет никаких «равных возможностей» и что просто трудом ничего не добьешься. А для меня он хорошо показывает отношения человека с Богом.

 

Миллионера спрашивают: «Как вы стали миллионером?» Он отвечает: «У меня был доллар. Я купил на него яблоко, помыл и продал его за 2 доллара. На эти деньги купил 2 яблока, помыл и продал. К концу недели у меня было уже сто долларов. И тут умерла моя тетя и оставила миллион».

 

Бывает, даешь сыновьям какое-то поручение, они бьются, у них не получается… Так же и наш Отец, смотрит, как мы над чем-то мучаемся, потом подходит и говорит: «Ну, молодец, вижу, стараешься. Давай теперь Я немного помогу».

 

Так было с нашими многолетними попытками устроить трудовой подростковый лагерь. Так было с творчеством. Так происходит и в семье.

 

— А конфликты в семье продуктивны?

 

— Я не понимаю этого вопроса. Ссора – это взаимная обида. Это издержки нашего несовершенства. Чем раньше, тем лучше, надо загладить этот конфликт. Чего у Ольги не отнять, она никогда не настаивала на какой-то глупости. Поэтому если не согласны друг с другом, стараемся просто выяснять, понять друг друга. Понятно, это не всегда проходит без эмоций.

 

Очень полезная мысль есть у о.Тихона (Шевкунова) в книге «Несвятые святые» в рассказе про епископа Василия (Родзянко). Когда священник о.Василий овдовел и постригся в монахи, его сразу возвели в сан епископа. И у него возник вопрос относительно монашеских обетов: «Ну, с обетами безбрачия и целомудрия все понятно. Но как я смогу выполнять обет послушания, если как епископу мне будет положено не слушаться, а руководить?» И его духовник, митрополит Антоний Сурожский ответил так: «А ты считай себя в послушании любому человеку, который от тебя чего-то хочет, что в твоих силах и не противоречит Евангелию». А первый раз подобную же мысль я прочитал в жизнеописании иеромонаха Серафима (Роуза) лет 15 назад. Такой взгляд на
христианское послушание мне кажется более глубоким, чем распространенная идея искать духовного отца, по благословению которого быть готовым сажать саженцы вверх ногами, по примеру древних подвижников.

 

А в многодетной семье поводов для подобных упражнений обнаруживается в избытке. Разумеется, речь не идет о готовности исполнять любые прихоти жены и детей. Но очень часто встает выбор между своими желаниями и тем, что нужно твоим ближним. Конечно, не всегда получается следовать описанному правилу, но когда получается, возникает внутреннее чувство правильности происходящего. Его невозможно ни с чем спутать.

Идеальный папа

 

— Что такое хороший отец?

 

— Ну, есть у меня представление о некоем идеале. Опишу, хотя сам ему, конечно, не соответствую. Начиная с менее важного, на мой взгляд, и кончая главным.

 

Первое (самое простое) — это сочетание успешности в том, что за пределами семьи — не в денежном эквиваленте, а в реализованности, с тем, что внутри.

 

Детям важно видеть, что их папа в чем-то крут: крутой водитель, механик, программист. Ему могут в 4 часа утра позвонить, и он сядет за свой компьютер и решит проблему. Папа — это важнее, чем заместитель мамы или машинка для зарабатывания денег. Но при этом должно быть и увлечение совместными проектами с детьми: клеить модели, лепить снеговика, ходить в поход на байдарках.

 

Более важный критерий правильного отца – это нравственный пример. Хочется, чтобы для детей был естественным вопрос: а как бы в такой ситуации поступил папа?

 

И самое главное. Для современного общества это не совсем обычно, но отец должен быть прежде всего – основой религиозной жизни семьи. Не мама, а отец. Женщины больше склонны к внешнему устроению, к бытовым обрядовым действиям. У отца эти отношения с Богом должны быть более глубокими. Как говорили в древности, «ходить пред Богом», сопоставлять с волей Божьей свои решения, поступки. Отец должен быть проводником к вере, к наполнению ею жизни.

 

Вот и это очень хочется детям передать. Хотя в отношении себя я иллюзий не строю. Ну, может, хоть что-то из перечисленного получится…