Хотя я и жил на свете со вторым высшем образованием по специализации «Религиовед с правом преподавания религиоведческих дисциплин», но у меня до поры совершенно не было никакого опыта в этом деле. Ну, не было и не было, пока… пока меня в одночасье сразу же не «занесло» параллельно на три совершенно разные по своей специфике линии преподавания.
Я стал преподавателем у детишек от 4,5 до 13 лет в одной гимназии (очень любимой мною до сих пор, хоть я оттуда и уволился). Года на два раньше у меня в расписании появилась группа молодежи на приходе, где я «приписан». (Но эти два года «до событий с малышами» пролетели незаметно: с перепугу я зарядил молодым ребятам «Толкование на Символ веры» профессора Лосского со своими пространными комментариями и разъяснениями свв. отцов, потом переметнулся на «Историю древней Церкви» по конспекту лекций, сохранившихся у меня со времен учебы в Православном институте им. Иоанна Богослова… Так что к появлению в моей жизни детей в достаточно большом количестве, с молодежью я также вышел «в ноль».) А тут еще меня благословили читать курс лекций для взрослых прихожан храма (в основном – предпенсионного и пенсионного возраста). И да, я забыл сказать, что в то же время я вел по субботам огласительные беседы для желающих принять таинство крещения или стать восприемниками.
В общем, вся палитра! От маленьких, четырех-пятилетних девочек и мальчиков до семидесятилетних и старше старушек: все возрастные ступеньки я должен был ввести в курс дела, то есть в понимание существования Церкви Христовой на земле и на небе и обучить хотя бы основным понятиям вероучительных дисциплин…
А как это сделать? Как совместить, как унифицировать подход (в разумных, конечно, пределах) к людям с разницей в возрасте 60 и более лет!? А как говорить с подростками?..
«Глаза боятся, а руки делают»: и я стал параллельно вести три курса и огласительные беседы. И знаете, к какому выводу я, в конце концов, пришел? Если вы умеете преподавать детям, вам никакие взрослые не страшны!
В общении с детьми катехизаторские шаблоны ничем не помогут, надо говорить так, как сам чувствуешь от макушки до пяток, чем сам живешь. А искренность любой ребенок понимает на раз-два-три, выкупает кривящих душой тотчас. И если ты умеешь объяснить веру в Бога детям, ты сможешь объяснить её вообще всем людям на свете.
После трехлетней практики с малышами я сам специально говорю слушателям на огласительных беседах прямо в лоб: «На любой – на любой! – вопрос я вам отвечу! Подходите!» Потому что дети учат преподавателя, прежде всего, «держать удар» внезапного удивительного вопроса.
Однажды после урока в классе, а все ребята вышли уже, осталась одна девочка Оля, первоклассница, очень тихая, маленькая, говорящая едва слышным голоском, очень хорошая девочка (мои-то дочки — хулиганки). И она спросила у меня: «Скажите, Александр Владимирович, а правда, что все некрещеные погибнут?» И вдруг заплакала.
А я – разгоряченный темой урока, весь такой на подъеме, и рассказывал, кажется, про царя Давида, про его удивительную Псалтирь и прочее, а тут вдруг такой вопрос…
Меня на долю секунды оглушило, как обухом по голове. А потом я сел напротив этой плачущей девочки, толстый такой кабан, на детский стульчик, посмотрел ей в глаза и спросил: «Ты что, Олечка?» – «Мой папа некрещеный, и бабушка говорит, что он погибнет навсегда. А я его люблю…» И снова в слёзы.
«Что ты! Что ты! – сказал я ей, обняв, – Мы, христиане, никогда не должны говорить: «Этот дядя спасется, а этот дядя обязательно погибнет!» Потому что спасает нас всех, людей, не вера и ни какие не дела, спасет только Бог Своей милостью бескрайней, бесконечной! Вот апостол Павел что говорил? «У кого дело, которое он строил, устоит, тот получит награду. А у кого дело сгорит, тот потерпит урон; впрочем сам спасется, но так, как бы из огня» (1Кор. 3, 14–15).
Видишь, детка? Апостол Павел говорит, что спасется человек, но как бы из огня, то есть: сломя голову, в чем пожар застал, в том на улицу выбежал, в тлеющей пижаме, а всё сгорело – деньги, документы, финская стенка, паркет-ламинат, фронтальная стиральная машина, тостер на кухне – всё сгорело у него! Но сам – спасся, слава Богу!
А вот еще апостол Павел говорит: «Ибо когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон: они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую» (Рим.. 2, 14–15).
Что значит «дело закона у них написано в сердцах»? А то, что Бог их будет судить по их совести! Ведь «закон на сердце»: это и есть совесть! С чего мы, христиане, решили, что мы лучше? Да мы, может, хуже, чем все эти неверующие и язычники! На то и Церковь – больница!»
Ну, и рассказал ей историю архимандрита Павла (Груздева), как стоял он в длиннющей очереди за хлебом в конце 1940-х годов. В этой же очереди стоял мужчина с папкой подмышкой, «научный какой-то». И в этой же очереди стояла женщина с тремя маленькими детьми. Продавщица вышла и сказала, что хлеба хватит на пятьдесят-шестьдесят человек, а остальным не надо ждать. Женщина стояла примерно сотая, дети надеялись, но хлеба бы им не досталось. И вот этот мужчина вдруг подошел к ним и велел встать на его место. Отец Павел говорил: «Господи! Стала она в ту очередь… А я смотрю и думаю: Господь ведь <…> ему, человеку-то этому из очереди, скажет: «Пойдем, вот тебе райские врата открыты, заходи!» — «Господи! А мне-то за что же?» — «А за то, что голоден был, а ты насытил Меня. <…> Может, читывал Евангелие-то?»»
В общем, заболтал девчонку, она успокоилась, даже улыбнулась мне и убежала ко всем остальным на переменку. А у меня сердце в груди так и бабахало в барабаны, не мог я успокоиться: зачем так люди делают? Я тут даже не про папу говорю – он-то имеет право, а вот бабушка-то – что!? Эх!..
Спрашивали меня дети о всяком, какие только вопросы не задавали! И о том, на каком языке разговаривали Адам с Евой, «на английском, да?», о том, какого вкуса была манна небесная, о том, почему Христос плакал в Гефсиманском саду… Я могу много перечислять. Но! На всё я отвечал и до сих пор отвечу.
Замечательный отец Павел Флоренский писал, что плох тот отец, никудышный тот отец, который не может ответить на вопрос своего ребенка. И своим родным детям я всегда отвечал сразу, мгновенно. Если не знал, как правильно, то отвечал сказочно или шутливо. Но никогда не молчал. «Пап, а почему у собаки четыре ноги, а не семь?» – «Потому что пока она разберется, какую из них поднимать – описается!» И так далее, и тому подобное.
Каким бы сложным вопрос не был, вы, папы (и мамы) обязаны на него ответить! Пусть не сразу, ну пусть скажете вы ему, детке: «Милый, я сейчас занят (занята), но я обещаю тебе, я отвечу тебе через два часа!» И мигом за интернет, к книгам, к переписке со знающими людьми! Потому что папа (и мама) для ребенка – должны знать всё. И вот тут уж надо постараться!
Ребёнок фантазирует или уже обманывает — где грань? Как реагировать родителям, когда дети говорят неправду? И как самим не провоцировать на ложь?
У меня не было такого, как в фильмах, когда сын и отец у костра сидят, и отец говорит: «Сынок, когда-нибудь ты станешь взрослым…» Поэтому приходится внутри своей семьи постоянно биться об углы непонимания. А мы, взрослые верующие люди, должны стараться своих детей к браку подвести максимально подготовленными.
Семь из семи человек, честно прочитавших эту книгу единодушно говорили о том, что будто заново пережили яркие моменты своего детства – пусть фрагментарно, пусть отрывочно, пусть неполно, но зато как правдоподобно!
Сложно понять и принять, что деменция неизлечима, но можно продлить светлый период.
Актер театра и кино Сергей Перегудов о зрелом отцовстве и о том, как востребованному артисту успевать быть папой и как быть родителем в тревожные времена.