Что значит быть отцом для человека, привыкшего быть бойцом? Об этом на первой встрече Клуба отцов культурно-просветительского пространства «Фавор» рассказывали глава глава UFC в России и СНГ Андрей Громковский и боец ММА в тяжелом весе Александр Волков.
Встречу провел руководитель журнала для настоящих пап «Батя» священник Дмитрий Березин. Публикуем видеозапись и текстовую версию беседы.
Андрей Громковский: ММА (mixed martial arts, смешанные боевые искусства) – это очень молодой вид спорта, которому всего 27 лет. Первый турнир прошел в 1993 году. Его организатором стал UFC (Ultimate Fighting Championship – спортивная организация, базирующаяся в Лас-Вегасе, и проводящая турниры по всему миру). Возник этот вид спорта как результат популярности боевых искусств в конце 80-90 гг. ХХ века. Тогда были популярны фильмы, компьютерные игры и в массовой культуре присутствовала идея, что мужчина должен себя дисциплинировать и быть сильным.
Сначала ММА называли бои без правил, но правила появились довольно быстро. После первых турниров стало понятно, что, когда встречаются каратист и сумоист, то правила нужны, иначе будут проблемы.
Со временем этот вид спорта стал признаваться в разных странах. В России он был принят в 2010-х годах, и сейчас по российскому законодательству с определенными ограничениями могут заниматься даже подростки.
По большому счету, для молодого поколения это один из самых популярных видов спорта. На сегодняшний день мы оцениваем общую базу болельщиков смешанных единоборств в России примерно в 30-35 миллионов человек. Наверное, это второй-третий по популярности вид спорта. А количество российских спортсменов, выступающих на международной арене в ММА, может соревноваться с НХЛ, где играет много наших хоккеистов.
Это редкий вид спорта, который не относится к юрисдикции WADA (Всемирное антидопинговое агентство) и наши спортсмены выступают под нашим флагом. Мне кажется, это важно. Вот недавно Александр Волков выходил в Абу-Даби под флагом России и под песню российской группы «25/17» и победил.
К тому же есть много спортсменов российского происхождения, которые выросли в разных странах, и это тоже показывает многообразие русского мира в широком смысле.
Спортсмены приходят в ММА из разных видов боевых искусств, большинство из которых требует дисциплины. Есть стереотип, что бойцы – «сумасшедшие» и неправильно себя ведут. А на самом деле, чаще всего ровно наоборот: это супердисциплинированные люди, которые уважительно относятся к другим, и в обычной жизни никогда не скажешь, кто они. И у бойцов, и у людей работающих в индустрии ММА, есть семьи и дети – и иногда мне кажется, что даже в большем количестве, чем у обычных людей.
Андрей Громковский: Если изучить историю, то в разных регионах – традиционно русских, на Кавказе, на Дальнем Востоке – всегда присутствовал интерес к поединкам. Такое мужское дело – будь то потешное занятие или реальные состязания. Мне кажется, это в некотором смысле форма работы с внутренней энергией. У нас не принято, особенно среди мужчин, делиться своими переживаниями. А это форма разгрузки психологической. Люди смотрят как боец дерется и представляют себя на его месте – и это уже снимает часть напряжения. Человек, который позанимался в зале под надзором тренера, прошел через спарринги и тренировки или даже просто посмотрел дома турнир, – уже намного более спокойный.
Мы живем в мире, который очень сильно изменился даже за последние 50-70 лет. Уровень насилия – и это научный факт – сильно снизился. Если спросить в практически любой аудитории, когда вы последний раз дрались, большинство мужчин скажет, что достаточно давно. А если бы мы спросили об этом 50-70 лет назад, это было намного более частым явлением. При этом энергия сохраняется, у мужчин все равно есть желание смотреть или каким-то образом участвовать в каких-то соревновательных или боевых историях. Поэтому ММА – отчасти это психотерапия.
Андрей Громковский: На самом деле смешанные единоборства не самый травмоопасный спорт. Есть и более травматичные (те же горные лыжи). Или есть виды спорта, где бьют все время в голову. В смешанных единоборствах бои очень часто заканчиваются болевым приемом: один другому делает неприятно и спортсмен стучит три раза. Человеку больно – он сдался, и такие бои заканчиваются вообще без травм. Или, например, когда «отправляют спать» – удушающий прием. Это не опасно и в большинстве случаев не имеет никаких последствий для проигравшего, и нет травм.
Самые распространенные травмы – травмы ног. Бывают рассечения лица, но то, что часто выглядит наиболее страшно, часто как раз мелкие травмы, которые быстро устраняются. Бывают переломы. UFC берет на себя медицинское вмешательство.
Я нигде не вижу такое количество медиков, как на профессиональных турнирах. Есть постоянные врачи, которые приезжают на турниры. Но присутствуют и местные бригады. Спортсменов осматривают и до турнира, и после того, как они выходят из октагона (площадка для боя, огороженная сеткой). UFC регулярно тратит средства на то, чтобы заниматься вопросами, связанными с травмоопасностью и ее снижением. Безопасность, здоровье спортсмена являются самым важным приоритетом.
Александр Волков: В том виде, как это происходит сейчас, это в какой-то степени цирк, но в хорошем смысле этого слова. Это выступление, а мы, атлеты, показываем некоторые вещи, которые не могут делать простые люди. И им интересно посмотреть. Мы показываем некоторый уровень физических, волевых, психологических возможностей, настроя, эмоций, того, чего у обычных людей мало в жизни, но, может быть, им хотелось бы это проявить или посмотреть.
Плюс еще имеет место некоторая предыстория боев и бойцов. Это не просто какие-то спортсмены, а это личности, за которыми многие люди следят, на них равняются. В этом плане на каждом из нас есть некоторая ответственность, несмотря на то, что я не хочу, чтобы на меня кто-то равнялся и не хочу быть для кого-то примером, но косвенно это все равно получается. Дети подрастают (не только мои, но и чужие) – родители показывают им бои, мы представляем Россию, и естественно с нас пытаются брать пример. И я понимаю, что у нас, спортсменов, есть некоторая морально-этическая ответственность.
Андрей Громковский: Конечно, без спортивного результата не может быть и медийного продукта. Это же не постановка. Есть очень строгие стандарты, связанные с допинг-тестами, весовыми категориями, взвешиваниями и т.п. Когда видишь спортсмена, который проходит, например, через весогонку, понимаешь, что это достаточно тяжелое физическое и моральное испытание (бойцам-тяжеловесам не так сложно с весоконкой, а вот в других категориях это бывает очень и очень тяжело). Спортивный результат определяет перспективу и развитие бойца как знаменитого человека, который может чего-то добиться. Дальше уже возникает вопрос про медийную часть – как это преподносится и как это презентуется.
Мы всегда стараемся это преподносить, не подчеркивая как раз элемент насилия, а в большей степени обращая внимание на уважение. Я не устаю повторять, что в большинство боев, когда они заканчиваются не нокаутом, а судейским решением, бойцы обнимаются и ведут себя очень человечно, гуманно. Потому что это не вопрос ненависти. Они дерутся потому, что спортсмены, а не потому, что испытывают негативные чувства по отношению друг к другу. Хотя, бывают исключения…
Александр Волков: Надо сказать, что в тяжелом весе хамство встречается редко. Тяжеловесы в основном все добрые, потому что, когда набирают вес, могут кушать все, что захочется, от этого их доброта. А вот те, кому приходится сгонять килограммы, находятся на взводе перед боем, возникают перепалки. Это, конечно, частично правда, частично юмор. Но многие бойцы хайпятся на агрессии.
В некоторой степени это тоже часть боя – поединок до поединка: момент агрессии, момент трэшш-тока, перепалок. Бывают бойцы, которые психологически сдают, перестают верить в себя, видя, что соперник такой уверенный, «а я вот не такой…» Эта бравада до боя на очень многих действует, и поэтому многие это применяют. Я считаю, что конкретно мне это не нужно. Мне хватает уверенности в своих физических силах. Я все делаю в октагоне непосредственно. Ну и встречаюсь я с таким очень мало, потому что зачастую, когда это проявлялось в мою сторону, я очень быстро это купировал либо ответными фразами, либо своим поведением.
Наоборот, если у меня получается видеть своего оппонента где-нибудь до боя – в столовой, в отеле, – я стараюсь себя вести культурно, здороваюсь, желаю удачи, чтобы его расположить к себе, чтобы он меня потом не так сильно бил. Потом это все минут на 15-20 забывается и во время поединка мы друг друга сильно бьем. А потом вспоминаем опять, что мы обычные люди, и опять дружим (улыбается).
Культура трэш-тока больше пришла к нам с запада. Почему – не знаю. Может быть, потому что на английском языке это все звучит немного иначе, чем на русском. Может быть, культура шоу там более развита. В основном, зарубежные бойцы и фанаты больше расположены к такому поведению. Все это для того, чтобы зрителям было интересно смотреть бой, у которого есть предыстория, конфликт, один парень плохой, другой – хороший. Это же интереснее, чем когда два хороших парня. Плохие парни тоже нужны. Конечно, хотелось бы, чтобы больше побеждали хорошие парни, как в сказке, чтоб побеждало добро. Но сказка эта, скажем так, бесконечная, и всегда будут зло и добро. Это противостояние происходит в том числе и в октагоне.
В моем понимании, плохо, когда фанаты воспринимают это всерьез, переносят это на личное поведение и в обычную жизнь. В основном бойцы после поединка показывают уважение друг к другу. Был бой – было шоу. После боя – обычная жизнь. Но некоторые фанаты не понимают, и правильное поведение, наверное, зависит уже от воспитания. От того, как воспитали родители и как научили смотреть на то, что люди делают в телевизоре. Объяснили ли им родители и старшие товарищи, что это на самом деле в некоторой степени игра, которая недостойна того, чтобы ее копировали в обычной жизни.
Александр Волков: Когда родился первый ребенок, я присутствовал на родах и хотел присутствовать и со вторым. Но перед боем (имеется в виду турнир UFC 267, проходивший в Абу-Даби 30 октября 2021 г.) я понимал, что подходит срок и есть вероятность, что рождение сына я пропущу. Мы немного расстраивались из-за этого. Но получилось, что роды произошли немного раньше, и я между двумя тренировками на них присутствовал, а через несколько дней забрал супруги с сыном из роддома и уже потом полетел на бой.
Это дало мне дополнительную мотивацию, но главное – еще большее спокойствие. Потому что, если бы сын еще не родился на тот момент, я бы все время думал, как там, все ли хорошо. А так я поехал со спокойной душой: дело сделано – я поехал делать другое дело. Конечно, от меня тут мало зависит, все зависит от моей жены, но поддержать – это тоже немаловажно. Вот так все случилось – и так даже лучше.
Боец сам по себе – это в некотором смысле вершина айсберга. Под вершиной еще очень много всего – это и вся команда людей, которые работают, партнеров, тренеров, и, конечно же, семья. Те бойцы, у которых есть семья, не могут исключать из своего графика то, что происходит внутри семьи. Обязательно есть поправка на все, что происходит дома. Поэтому семья – это тоже часть команды, которая может ощутимо повлиять на поединок, на его ход.
Александр Волков: Конечно, с появлением детей состояние мое изменилось – сложно объяснить словами, как это произошло, что произошло… Я просто стал понимать, что отвечаю теперь не только за самого себя, но и за кого-то. То есть, наверное, философия жизни изменилась – так можно сказать громко. Все, что я делаю, – я вкладываю в будущее своих детей. И это ощущение всегда внутри. До рождения детей не совсем понятно, что такое родительская любовь, и любовь человек до этого момента воспринимает по-другому, а после рождения открывает для себя еще один вид любви — отцовской. И когда начались первые хлопоты с малышом, я начал оценивать, насколько много родители вкладывали труда, чтобы я был тем, кто я есть. И хочешь лишний раз позвонить, внимание проявить. Все многослойно, но в большей степени открывается какой-то следующий уровень любви. Ну и ответственности, конечно.
Александр Волков: Вопрос, хотел бы я, чтобы мои дети пошли по моим стопам, очень часто мне задают, как вы понимаете. Ответ стандартный, но я постараюсь рассказать поподробнее. Конечно, я хочу, чтобы мои сыновья могли за себя постоять, чтобы они выросли мужчинами, чтобы в любой сложной ситуации могли это мужество проявить, могли защитить себя, свою семью будущую или кого-то еще.
В этом плане необходимо заниматься если не единоборствами, то каким-то спортом, который бы человека укрепил, позволял ему проходить внутри спорта через трудности, чтобы другие жизненные трудности ему потом уже трудностями не казались.
Спорт дисциплинирует человека и ставит мозги на место. В этом плане спорт очень полезен. Мне больше нравятся восточные единоборства – карате, дзюдо, где очень четко выстроены рамки от младшего к старшему. Уважение и дисциплина передаются в жизнь. Этого у нас сейчас в жизни очень мало.
А в вопросе быть ли ребенку именно бойцом профессиональным, наверное, от меня мало что зависит. К возрасту, когда он будет принимать решение, у него будет свое мнение по этому поводу. И я не хочу на него влиять. Мне хотелось бы сделать так, чтобы к моменту, когда он будет выбирать себе профессию, он бы сам выбрал, и мне было бы за его решение не стыдно, потому что до этого я вложил в него какие-то правильные вещи. Кем он будет – спортсменом, ученым, разнорабочим – его дело. Моя главная задача – чтобы он просто стал хорошим человеком.
Андрей Громковский: Хотел бы я, чтобы мои дети стали бойцами? Мне кажется, к этому должна быть некая склонность. И вот какая. Когда я занимался боксом, кикбоксингом, моя основная проблема была очень простая. Когда меня били и у меня шел вброс адреналина, я понимал, что мне не очень приятно и хочется побыстрее выйти и избавиться от этой ситуации. Это продолжалось долго. Я упорно пробовал – думал, может быть, привыкну. Но так и не смог к этому привыкнуть. Мне нравилось тренироваться, нравилось бить грушу, делать упражнения, заниматься с тренером. Но когда бьют по печени и по голове, мне не очень нравилось. Мне кажется, к этому должна быть склонность – когда человек чувствует азарт от этого адреналина, так устроен гормональный фон.
Думаю, у моих детей, скорее всего, то же самое, что у меня. Но если вдруг по-другому, ну, значит такая судьба. Главное – с добрыми намерениями, с верой в душе и профессиональным подходом делать свое дело, и неважно, по большому счету, в какой профессии.
Андрей Громковский: Для того, чтобы достичь высоких результатов, нужна очень высокая мотивация душевная. И разные спортсмены делают это по-разному, все зависит от опыта – не только спортивного, но и метафизического. В современном спорте, где разница может составлять тысячные доли секунды в скорости движения, это еще и во многом связано с верой. Насколько человек верит и насколько способен чувствовать свою сопричастность к чему-то большему. Одна из важных вещей в спорте вообще – и это подтверждают многие спортсмены, не только бойцы – войти в определенное состояние. В научной литературе это называется состояние потока, в христианстве – это, наверное, некое ощущение максимальной формы смирения, когда ты можешь отсечь все лишнее и полностью погрузиться в то, что делаешь, понимая, что ты просто исполняешь нечто, что задумано свыше.
Бывает, спортсмен добивается успеха, становится знаменитым, и кажется, что он на вершине, и ровно в этот момент он может все потерять. А человек, который долго идет по определенному пути и путь его непростой, у него совершенно другое отношение. Он понимает, что есть не только его воля и его ощущения, и он должен тренироваться, готовиться, добиваться, но Кто-то еще есть. Думаю, это очень важный фактор, который надо учитывать.
В разные периоды карьеры, в разные периоды духовного подъема или, наоборот, отсутствия веры, люди по-разному себя ведут. И в этом смысле спортсмены такие же люди, как и большинство.
Александр Волков: Действительно, есть некоторое состояние отрешенности, холодной головы во время поединка. Но не всегда. Иногда спортсмен испытывает некоторую степень эйфории или такое легкое волнение приятное. Бывает и неприятное. Все зависит от дополнительной психологической подготовки до боя.
Это состояние очень сложно сравнить с чем-то. Именно поэтому многие спортсмены не могут закончить карьеру, потому что это состояние сложно где-то еще получить.
С одной стороны – адреналин, с другой стороны – сохранение в голове спокойствия и умения быстро анализировать ситуацию, потому что всегда это принятие решения в очень короткий момент, когда многие зрители еще не понимают, что оно уже принято. Когда очень сильно увлечен делом и не обращаешь внимания ни на что вокруг, это можно, наверное, сопоставить, может быть, с глубокой молитвой, с медитаций, с чем-то таким, что тебя очень сильно увлекает. Но не уверен, что это сравнимо. Потому что в этот момент ты не находишься с собой – в этот момент на тебя смотрит еще полмира, на тебя смотрит огромная арена. Спортсмен всегда понимает это, даже оставаясь внутри себя. Такое состояние двоякое, интересное. И именно за ним выходят бойцы в октагон.
Александр Волков: Каким я вижу будущее наших детей и что мы, родители, можем сделать для него? Интересный вопрос. На самом деле я не думал об этом. Потому что будущее меняется постоянно. Еще полтора года назад мы не думали, что будем жить в том мире, в котором живем сейчас.
Часто родители делают ошибку, потому что хотят, чтобы будущее детей было похожим на их прошлое. Люди более старшего возраста говорят: «Раньше, в наше время, было так и это было хорошо». Но время меняется. Я бы, наверное, хотел быть тем человеком, который, когда мой ребенок вырастет, не разбирался в тенденциях, но гордился бы сыном, который разбирается и который может меня чему-то научить. Такое будущее я хотел бы для своих сыновей и для всех.
Конкретно говорить о глобальных вещах очень сложно, потому что через 10-20 лет, может быть, и очень сильный технический прогресс и все поменяется еще сильнее, а может, и не будет прогресса. Все будет зависеть от следующего поколения и так далее. От меня, наверное, тоже пока в какой-то степени зависит (смеется). Но все, что я могу сделать, – это делать свое дело хорошо. Пропагандировать, может, что-то, как я уже и говорил, хотя я этого и не хочу, но так получается. И воспитывать своих детей. А будущее строить уже им.
Андрей Громковский: Когда я пришел в UFC, для меня было удивительно, какое количеств детей со своими отцами-бойцами выходят в октагон. Вот недавно наш Петр Ян выходил с сыном после боя. Есть папы, которые выходят с несколькими детьми. С мамами. Особенно бразильцы этим славятся. У латиноамериканцев потрясающее какое-то ощущение семейственности – это часть их культуры, во многом христианской. И это очень тепло происходит, когда семьи выходят. И это всячески поддерживается.
При этом, честно скажу, мы стараемся не работать напрямую с детьми. У нас мероприятия 16+, 18+. В России мы работаем в большей степени со взрослой аудиторией. Но понятно, что дети так или иначе присутствуют. В США, например, приходят с родителями и это считается нормой. Я там спрашивал про возрастные ограничения, мне ответили: «это дело родителей».
Многие турниры в зависимости от того, где проводятся, проходят ночью или рано утром. Бывает, что я встаю в 5-6 утра и включаю турнир. Знаю, что так делают и многие спортсмены. И было несколько раз, когда приходили мои дети и говорили: «папа, а что ты делаешь? что это такое?» Однажды дочка лет в 6-7 увидела, как я смотрю женский бой. И она говорит: «Пап, я тоже хочу вот так!» А я: «Нет, не надо ни в коем случае смотреть», – и ее прогнал.
Я понимаю, что есть возраст – наверное, подростковый, — когда в любом случае дети это увидят. И поэтому отношение к этому такое: до определенного возраста лучше ограничивать любую картинку, где есть какое-то насилие и которая может быть интерпретирована не совсем корректно ребенком. Лучше детей от этого беречь. Но это каждый родитель решает для себя. У меня вот такая позиция. Со многими коллегами говорил – многие так же смотрят.
Но после какого-то возраста невозможно это скрыть. Все это есть в массовой культуре, есть в обществе. Просто надо объяснять так, чтобы у ребенка было спокойное рациональное отношение.
Андрей Громковский: В смешанных единоборствах пока еще не так много примеров династий. Но есть преемственность, когда спортсмены из другого боевого искусства приходят в UFC. Самая известная история – Абдулманапа и Хабиба Нурмагомедоваых. Это история, в которой есть и отец, и сын, и тренер, и спортсмен, и очень много граней. Она, к сожалению, трагически закончилась…
Я думаю, дети многих нынешних спортсменов будут заниматься. Это вопрос времени. Лет через 10-15 таких случаев будет все больше.
У нас даже есть история, когда наша спортсменка из Питера вышла замуж за бразильского борца и родила ребенка. Вот интересно посмотреть, пойдет ли их сын в ММА. Наверное, «химия» у них должна быть бойцовская.
Александр Волков: Конечно, я тоже очень устаю. И, конечно, хочется иметь личное время, которое давало бы возможность отдохнуть, сделать свои дела, подумать о чем-то. Но когда подходит ребенок и просит поиграть или еще что-то, я вспоминаю свое детство, и понимаю, что то, что происходит сейчас, он запомнит, и потом эти яркие моменты будут с ним всю жизнь. Это меня мотивирует. Его первые впечатления, эмоции, игрушки останутся с ним навсегда. Второго детства у него уже не будет. Лет в 10-14 с ним уже так не поиграешь, и вот в такой роли я ему уже нужен не буду. Буду нужен как друг, как советчик. А сейчас нужна моя любовь, мое внимание, которые оставят отпечаток на будущей жизни. Потому что с какого-то возраста дети это уже больше не воспримут. Шлюзы закроются, как говорится, и уже этой любви не додаешь. А потом у детей, которым любви в этом возрасте не хватало, к сожалению, начинаются какие-то внутренние проблемы…
Вот такой спектр вопросов меня, даже если я устал, мотивирует заниматься ребенком.
Андрей Громковский: Я считаю, нельзя ничего делать, что умаляет достоинство человеческое, потому что это очень ранит. Опять же, когда люди выходят драться в октагон – это история про сохранение достоинства. Боец имеет право достойно проиграть, и он достоин уважения в любом случае.
А наказать гораздо больше можно и без физического воздействия. Читая книги о психологии и воспитании, я понимаю, что даже используя только психологические методы, я могу намного больший урон нанести ребенку. Иногда себя ругаю, что в каком-то возрасте поставил сына в угол. Можно своим наказанием травмировать ребенка, травма останется на всю жизнь, а урок он, может, и получит, но совершенно не тот… Поэтому лично я физические методы не использую, а с психологическими стал все более осторожным.
Бойцы, как мне кажется и как я вижу, очень мягкие в массе своей как родители. Дисциплина есть, но ты же не хочешь быть дома таким, какой ты на работе.
К наказаниям надо подходить творчески – чтобы и на ребенка это произвело впечатление, и не было потом мучительно больно. Знаю историю, когда 10-летний мальчик за то, что заказал в кафе что-то запрещенное, мыл на кухне этого кафе тарелки, и очень хорошо это запомнил.
Андрей Громковский: С 5 лет детей можно приводить на занятия боевыми искусствами. Иногда даже раньше. Главный вопрос – в тренере. Это самое важное. По сути он на определенный промежуток времени замещает отца. И если человек долго занимается, тренер становится суперважным человеком в жизни ребенка. Через него ребенок может познавать мир и осозновать, что означает быть мужчиной.
Сами смешанные единоборства у нас в стране с 12 лет – можно заниматься в шлемах, перчатках, нельзя определенные удары делать. Но есть секции, клубы, чемпионаты. Это вполне развивающийся очень быстро растущий вид любительского спорта. Россия – одна из топовых стран по числу бойцов и людей, которые занимаются разными боевыми искусствами. 3-5 % населения стабильно занимаются. Клубов очень много. И все спорят, когда начинаешь советоваться, куда отдать ребенка. Есть 5-6 вариантов – надо поехать самим и посмотреть, кто тренер. Важно, чтобы ребенок оказался в среде, где классный тренер, есть командный дух. Для спортсменов фигура тренера является ключевой для успешной карьеры. Если есть тренер, который ведет, – для них он как второй отец. Это очень важно. Видишь человека, веришь ему, нравится он – надо ему ребенка отдавать.
Встреча Клуба отцов в культурно-просветительском пространстве «Фавор» состоялась 9 ноября 2021 года. Следите за анонсами следующих мероприятий на нашей странице в Instagtam.
Больше фото со встречи по ссылке.
Актер театра и кино Сергей Перегудов о зрелом отцовстве и о том, как востребованному артисту успевать быть папой и как быть родителем в тревожные времена.
Дочка изобретателя, правнучка знаменитого скульптора, потомок древнего английского рода Виктория Шервуд уверена: историческая и семейная память помогает человеку лучше понять самого себя.
Сложно понять и принять, что деменция неизлечима, но можно продлить светлый период.
Актер театра и кино Сергей Перегудов о зрелом отцовстве и о том, как востребованному артисту успевать быть папой и как быть родителем в тревожные времена.