Материал продолжает серию публикаций Всероссийского проекта «Быть отцом!», инициированного Фондом Андрея Первозванного, интернет-журналом «Батя» и издательством «Никея», и опубликован в газете «Сельчанка» № 43 от 3 ноября 2017 года. После выхода книги о «звездных папах» журналисты из разных российских регионов рассказывают о менее известных отцах, но эти истории не менее вдохновляющие, чем истории Федора Конюхова, Николая Валуева, Захара Прилепина…
«Среди кедрачей, нахмурив брови, задумавшись о вечном круговороте жизни, в шапке из лисьих лапок сидит могучий, седой старик, подобный духу самого Алтая. Высокий, широкоплечий, с мужественным коричневым лицом. Его руки с необычайно крупными и сильными пальцами, такими только подковы гнуть да цепи рвать, сноровисто вяжут уздечку» – так описал легендарного кайчи* – Николая Улагашевича Улагашева писатель П.В. Кучияк. Слепой сказитель оставил после себя мириады легенд, четырех детей, восемь внуков, 37 правнуков и 87 праправнуков. Талантливая кровь уже разлилась по жилам продолжателей легендарного рода числом не менее 300. Один из потомков великого рапсода – Михаил Карманович Улагашев живет в небольшом селе Майминского района. Правнук «алтайского Гомера» 13 раз становился отцом и уже 22 – дедушкой. В поисках загадочного гена гениальности, а заодно и многодетности, я отправилась в Урлу-Аспак.
У алтайского народа всегда были духовные наставники, которые в трудные времена своими деяниями, творчеством и личным примером поддерживали, помогали терпеть неизбежное и жить с верой в светлое будущее. Один из них – слепой сказитель Николай Улагашевич Улагашев. Для страны его открыл фольклорист, актер и режиссер П.В. Кучияк, познакомившись с 76-летним кайчи в 1937 году. «Большой знаток ойротского эпоса, мастер исполнительского искусства – мог петь семь ночей подряд одну сказку», – так он скажет позже.
В 39-м, вручая орден «Знак Почета», Председатель Президиума Верховного Совета СССР М.И. Калинин пожал руку алтайскому старцу и спросил: «Сколько сказок знаешь?» Улагашев ответил: «Много. Все петь – года два надо. Не меньше». Тогда же Максим Горький наречет его «алтайским Гомером».
За сравнительно небольшой период (1937–1946 гг.) со слов Николая Улагашевича записано три тома былин, десятки сказок и песен. Они составили основу алтайского героического эпоса.
Родился Мыклай (Николай) в семье Улагаша и Паачак. На свадьбе молодым традиционно желали бессчетное количество скота и полную юрту детей. Но не сбывалось: жили в нищете, дети умирали в младенчестве. В юрте из древесной коры зимой промерзала земля. Чтобы спасти малышей, отец выкопал яму возле очага. Их укладывали туда ночами, накрывая шкурами. Но выжил только Николай, с детства обладавший богатырской силой, здоровьем и, как покажет время, поразительным интеллектом.
К охоте Улагаш приучал сына сызмальства, крепкому мальчику она давалась легко. Уже в 9 лет ходил с отцом на лыжах в тайгу. Ружье, висевшее за спиной, прикладом бороздило снег. Мужики, наткнувшись на этот след, подшучивали: «Здесь прошел большой охотник Николай! Всех белок перестреляет, нам не оставит!» Белок, кстати, он бил отменно: только в глаз – шкурка оставалась целехонькой.
Там, у ночных костров, мальчик услышал первые былины о жизни и подвигах алтайских алыпов. Сказители были частыми гостями на таежных станах. Когда заканчивался сезон заготовок, управившись с домашними обязанностями, Николай отправлялся в другие села, где кайларили известные кайчи. В 14 лет он уже был признанным в округе талантом, в 15 женился, в 16, переболев трахомой, ослеп. Для иных трагедия, но в юноше слепота лишь обострила восприимчивость, укрепила веру в силу слова, еще больше развила врожденную памятливость. Теперь красоту родных гор, восходы солнца и луны, блеск воды он видел только в своих сказках. Тем живее они становились: Николай странствовал со своими богатырями, пел с самыми прекрасными алтайскими девушками, боролся с баями, шаманами и даже злыми богами. Все это помогало жить ему и страдающему народу, находящему утешение лишь в сказаниях талантливого кайчи.
Даже ослепнув, не чурался работы: по орех ходил с поводырем, плел уздечки, в советские годы трудился наравне со всеми в колхозе. Не сломили сказителя ни болезни, ни крайняя нужда, ни издевательства баев и зайсанов – рубцы от плети одного из них остались на спине на всю жизнь. Тяготы, невзгоды проложили тропу к его юрте и непрошенными гостями обитали там. Лишь к концу жизни он получил государственное признание, а за ним и обеспечение.
Я решила отправиться в гости к одному из 37 его правнуков, внуку Григория (Чанчу) Николаевича, сыну Павла (Кармана) Григорьевича – Мандышу (Михаилу) Кармановичу Улагашеву в село Урлу-Аспак, что можно перевести с алтайского как «много осин». На горизонте времен все еще маячил эпический образ легендарного предка – судя по годам, правнук застал 10 лет его жизни. Сам М.К. Улагашев становился отцом 13 раз, что тоже обещало богатейшую почву для разговора.
Героя статьи я ожидала встретить примерно как П.В. Кучияк его легендарного предка: сидящего под вековым кедром седого старца, занятого шорничеством или погруженного в глубокомысленные размышления. Удар о реальность перевернул восприятие – правнук великого сказителя строил у себя во дворе деревенский нужник.
Родился он в 1936 году четвертым ребенком, после у родителей появилось еще двое. Однако день Великой Победы довелось увидеть только Михаилу: как и в семье его знаменитого предка, судьба забирала детей, не щадя родительских сердец. Позже в беседе Михаил Карманович вспомнит, как лежала рядом уже неживая старшая сестра Анна, а в люльке оставшаяся навсегда двухмесячной Нина. Отца с войны комиссовали с осколком в груди, он умер дома в 42-м. Мать от горя и слез ослепла. Так и жили вдвоем: мальчик стал для женщины единственной опорой и поводырем. Тем не менее, она многому его научила, в том числе аккуратности и чистоплотности, которые отмечают близкие.
Рассказ о детстве моего героя сводится к нескольким более-менее ярким воспоминаниям. Когда заболел корью – было четыре года. Не мог встать, ползком добирался к роднику и пил воду «до потери сознания». Мать приносила домой, он приходил в себя и снова стремился к воде. Говорит: «Она и спасла». В бреду мерещились чудовища и ползучие гады. Отец брал, бьющегося в горячке, мальчугана на колени, свободной рукой начинал колоть ножом пол и стены, по которым метались зловещие образы. Мальчик успокаивался и засыпал.
Второе и последнее воспоминание о родителе еще короче:
– Отец поехал на работу на коне. Ветер сорвал шляпу. Она покатилась по земле. Я поймал и вернул. Вечером его привезли в бричке мертвого.
Быть может, это события не одного дня – очень уж спутаны воспоминания 75-летней давности. Да только у кого теперь спросишь? У мальчика, замершего у забора в ожидании телеги, на которой привезли тело его отца? Так нет его, там и остался стоять, в последнем дне детства.
О дальнейшей жизни Михаила можно прочитать в любой книге, посвященной тем, кто родился незадолго до или во время четырех самых страшных и кровавых лет в истории нашей страны, тем, кого называют «дети войны». Голод, нужда, план по обеспечению фронта. Ружье выменяли на масло – корова их спасала не раз, старшие научили охоте. С 12 лет пошел работать в леспромхоз. Слепая мать трудилась на молотилке. Отсутствие зрения не мешало ей крутить ручку барабана с утра до ночи.
На вопросы о великом предке отвечает: «Да, был у меня дед, в 39-м его Кучияк в город увез. А потом мы с матерью к нему за 50 верст пешком ходили, он нас кормил». Пел ли дед свои сказки – не помнит, читать книги, записанные с его слов, было некогда.
Фрагмент документального фильма Михаила Кулунакова «Кайчи».
Рассказывает Михаил Улагашев
После службы в армии женился на девушке из Александровки Галине Уланкиной. Молодые переехали в Урлу-Аспак. Дальше судьба тоже не принесла особых сюрпризов: работали, рожали детей, держали скотину и огород. Жили как все.
В разговоре о тяжелых годах и о том, как решился взвалить на себя ношу многодетности, он не видит сути. «Так уже времена-то полегче были. Это сейчас молодым трудно: кредиты всякие, образование дорогое…» А ему было некогда думать о трудностях своего бытия. Вода на другом краю деревни, дрова в лесу, там же и большая часть семейной потребительской корзины.
Словно открытка из другой жизни, в беседу врывается воспоминание о тайге.
– У меня там была избушка – второй дом. Всем хорош, только жены в нем нет. Вокруг море цветов. И озера в тайге очень красивые, чистые, тоже в цветах тонут. Девчонкам своим всегда привозил кувшинки, анютины глазки, огоньки – в лесу их много.
Михаил Карманович и сейчас тянется к нежной красоте. Как рассказывают родные, вокруг дома устроил клумбы, за которыми с присущей ему аккуратностью любовно ухаживает летом. Говорят, о цветах с ним можно беседовать долго. А вот о секретах воспитания детей особо не рассуждает:
– Они как-то сами друг за дружкой глядели. Жена, конечно, тут больше бы рассказала. Она настоящий герой (прим. автора: заявление вполне обоснованно и подтверждено документом советского образца – удостоверение о вручении ордена «Мать-героиня» хранится вместе с памятным знаком в семейном архиве): и детей родила, и дояркой всю жизнь работала, и депутатом была! А пенсия восемь тысяч. Я же их только учил не баловаться и работу любить.
Привить любовь к труду действительно удалось: практически все Улагашевы выбрали рабочие специальности, без хозяйства и скота тоже жизни не представляют. Огород у Михаила Кармановича и сейчас загляденье, и в стайках под горой скотина не переводится. Кстати, путь от дома до живности, около километра, хозяин преодолевает минимум трижды в день. Запасов на зиму делает столько, что весной к ним обращаются все дети, исчерпавшие свои закрома.
– Мы на него смотрели и тоже шли в огород, в поле, к коровам, – рассказывает подоспевшая на подмогу дочь Светлана. – С детства усвоили, что главное в семье – это поддержка. Даже если окружающие в чем-то не понимают, то у нас всегда есть мы – большая семья Улагашевых – и это тоже целое общество. Иногда в деревне зовут «кланом», но мы не обижаемся, так и есть. Еще отец научил не жаловаться и не провоцировать неприятности. Мне кажется, что родителей даже в школу никогда не вызывали.
Продолжаем «перебирать» младших Улагашевых. На одного внука дед по-стариковски ворчит: языка-то не знает, все спрашивает «Нени jаана айтты?» (с алт. «Что баба сказала?»). О другом с отцовской гордостью говорит: «Спортсмен, учится хорошо, говорит по-алтайски». Спрашиваю: «Кого больше любите?» отвечает после паузы, искренне удивляясь вопросу: «Как больше? Все мои, всех люблю».
Вокруг нас все время крутилась «общая доча» Есения, которая бабушку зовет «jаана» – большая мама. Дяди и тети, часто бывающие в отчем доме, тоже привыкли относиться к ней как к дочери, а не племяннице. Дед в малышке и вовсе души не чает: рисует палочки в тетради, смотрит мультики, подарками балует. Может, все-таки, не хватило отцовскому сердцу времени, чтобы отдать заложенное в нем? Нашло оно отдушину во внуках, которые сейчас в самой счастливой поре.
Казалось бы 87 лет – возраст, вполне располагающий к посиделкам и задушевным беседам. Однако на поверку выяснилось, что словам мой собеседник предпочитает труд – привычка работать не покладая рук тянет во двор, где кипит небольшая, но все-таки стройка. На просьбу поделиться опытом с молодыми семьями, уходя, отвечает: «Да какой им от меня, старого, совет может быть, они умнее, сами разберутся».
Уезжала в растрепанных чувствах: познала ли секрет многодетного отца, нашла ли след великого сказителя, отголосок его крови в потомках… Лошадиные силы, скрытые под железным чехлом, уносили меня все дальше от обиталища Улагашевых, а мысли возвращали назад.
Еще в начале беседы зашел разговор о том, думал ли, для чего судьба оставила в живых его одного. «Некогда было думать», – отмахнулся он, но не выдержала супруга: «Как же?! Нет-нет, да и скажет: «Надо же, ведь один остался!» Ответом стало молчание. Такие моменты терзают душу всю жизнь: разгадал ли знаки судьбы, не зря ли годы прошли, вдруг у брата или сестры лучше бы вышло. Молчит мой собеседник, только до конца разговора в уголках мудрых стариковских глаз так и застряли маленькие росинки. А может быть – померещилось?
Вопросы, призванные раскрыть секреты семьи Улагашевых, рассыпались, только-только слетев с уст, как будто были предназначены для другой реальности, а в этой они как в разряженной атмосфере – оказались недееспособными.
Весь рассказ многодетного деда, от детства до старости, в моей голове ложится словно масло на холст. Правда, картина выходит, что называется, безрадостная: нет в ней ярких красок, эмоций, четких линий, светлой перспективы, центрального акцента… Все какое-то приглушенное. XXI век не стал для него новой эрой, он как будто остался в своей прежней жизни, которая нами воспринимается как прошлая… Зато этот человек минувшего века видит красоту близкую и реальную. Интересно, например, Казимир Малевич дарил своей дочери хотя бы полевые цветы? Вряд ли – судя по биографии, хорошего семьянина из него так и не вышло.
В целом же у Улагашевых как-то все ровненько. Среди детей и внуков мальчиков и девочек примерно поровну. Нет выдающихся личностей: ни великих научных открытий, ни произведений искусства, ни политиков, ни отъявленных негодяев… Лечат животных, разводят маралов, работают в школах и магазинах. Так и персонажам былин великого кайчи неведомо, что сказания о них разлетаются по всему Алтаю. И мальчик-пастушок Ырысту, и охотник Састава, и красавица Сынару живут своей жизнью и не знают, что певцы алтайского эпоса передают историю их жизни из уст в уста, фольклористы усердно заносят в блокноты и тетради, издатели печатают в книгах, ученые-исследователи описывают в диссертациях. Да, были там и герои-богатыри, но не они составляют основу великого алтайского народа.
В честь знаменитого сказителя Николая Улагашева в Республике Алтай названо множество улиц. Его внук Михаил таким почетом похвастать не может, зато лет через 100 в маленьком селе Урлу-Аспак просто не будет улиц, на которых не живут Улагашевы. А если другие регионы России станут брать пример с нашего, то и разговоры об излишних территориях Сибири и Дальнего Востока вскоре рассеются.
И, может быть, в большом роду Улагашевых еще появится потомок слепого Мыклая, который сложит и пропоет песнь о простом отце тринадцати детей, жившем в маленьком селе со множеством осин. О том, кто был и мужем, и отцом. Нет, не выдающимся, не лучшим из лучших, вообще не великим. Просто отцом. Отцом, каких мало.
Не бойтесь ходить пешком. Путь от любого села до райцентра вполне преодолим для пешехода.
Алкоголь и табак в преклонном возрасте лучше бы позабыть.
Зарядка нужна, поэтому хозяйственные постройки лучше ставить подальше от дома. Голодная корова – отличная мотивация для прогулки.
Ешь то, что сам приготовил, вырастил, добыл.
Хорошо развитое терпение прибавит вашей жизни минимум пару годков.
Жизнь в настоящем моменте – единственно настоящая. Прошлого уже нет, будущее может и не настать.
Справка: По итогам 8 месяцев 2017 года показатель рождаемости по Республике Алтай составил 15,9 на 1000 населения. Регион по-прежнему входит в пятерку лидеров, значительно превышая аналогичные показатели по Сибирскому Федеральному округу и Российской Федерации. В 2016-м рождаемость в стране снизилась на 51 тыс. за год и стала самой низкой за последние пять лет. Это свидетельствует о том, что начинается новая демографическая яма.
Примечение: кайчи — сказитель у тюркских народов Южной Сибири, исполняющий героический эпос (кай).
Актер театра и кино Сергей Перегудов о зрелом отцовстве и о том, как востребованному артисту успевать быть папой и как быть родителем в тревожные времена.
Дочка изобретателя, правнучка знаменитого скульптора, потомок древнего английского рода Виктория Шервуд уверена: историческая и семейная память помогает человеку лучше понять самого себя.
От экологии насекомых к изучению поведения людей – крутой поворот на профессиональном пути произошёл, когда выяснилось, что у сына аутизм…
Сложно понять и принять, что деменция неизлечима, но можно продлить светлый период.
Актер театра и кино Сергей Перегудов о зрелом отцовстве и о том, как востребованному артисту успевать быть папой и как быть родителем в тревожные времена.