Он воевал, переезжал вместе с семьей из гарнизона в гарнизон, больше пропадал на службе, чем проводил времени дома, и при этом сохранил крепкий брак и воспитал двоих сыновей. Об уроках собственного отца и своих принципах воспитания подполковник запаса Олег Николаевич Алёхин рассказал «Бате».
Олег Николаевич Алёхин родился 1963 году. Окончил Алма-Атинское высшее общевойсковое командное училище. Военный разведчик, ветеран войны в Афганистане, участник первой чеченской кампании. В 1998 году окончил Военную академию им. Фрунзе. Подполковник запаса. С 2002 по конец 2003 года работал заместителем директора по воспитательной работе Третьего московского кадетского корпуса «Налоговой полиции». С февраля 2004 года директора социального приюта для детей и подростков «Красносельский». Женат, отец двоих сыновей.
— Олег Николаевич, как часто проблемы детско-родительских отношений связаны с отсутствием отцовского воспитания?
— Очень часто. Многие сейчас говорят, что у ребенка должен быть родитель. Неправильно говорят! Не родитель должен быть у ребенка, а семья: мать, отец. Слава Богу, я вырос в такой семье, и до сих пор помню один случай.
Я уже учился в училище, собрался жениться, а мама мне говорила: сынок, ты с ней всё равно жить не будешь. Дело в том, что у этой девушки (мы с ней в одной школе учились) мама четыре раза была замужем, от всех мужей имела детей – какие уж тут семейные ценности? Я этого тогда не понимал, но мама чувствовала и предупреждала, что нет у моей избранницы представления, что женщина – хранительница очага, что семья – это на всю жизнь. Родители не давили на меня, но мама твердо сказала: «Сынок, если ты сейчас женишься, это твой выбор, мы должны его уважать, свадьбу сыграем, как положено, но запомни: если у вас появятся дети, я никогда не дам тебе свое добро уйти из семьи, не позволю, чтобы мои внуки росли без отца. Бросишь их – уйдешь из нашей семьи, но я своих внуков буду воспитывать». И я понял, какая это ответственность — семья.
— Так и не женились тогда?
— Нет, хотя, повторяю, родители на меня не давили, не препятствовали мне, просто мама так категорично предупредила, что я задумался. Женился позже, когда служил на Дальнем Востоке. Моя жена родом оттуда, училась в медицинском училище, приехала к нам в гарнизон на практику. Она, несомненно, дана мне Богом. Никому не пожелаю испытать то, что она испытала, пока я служил в Чечне: даже без вести я пропадал. А когда после тяжелого ранения московские врачи не могли меня на ноги поставить, она повезла меня в Петербург в итальянскую клинику. Девяностые, денег не было, а лечение там платное – так она продала всё, что можно продать.
Она выросла в полной семье, причем наши судьбы в чем-то схожи: я младший сын – сестра моя, которой уже нет, была на 13 лет старше, брат – на 12, и она младшая в семье – брат (ныне покойный) и две сестры намного старше. Тёща моя жива, ей 85 лет, работала учительницей русского языка и литературы, была и директором школы, сейчас, конечно, на пенсии, по четыре-пять месяцев в году гостит у нас, мы уговариваем ее переехать в Москву, но она не хочет уезжать с малой родины, где прожила всю жизнь, где могилы мужа, сына. Моих родителей уже нет, поэтому теперь она и моя мама.
— Вы рассказали, как мама предостерегла вас от брака, в котором вряд ли были бы счастливы, и вы ей за это благодарны. А чему научил вас отец?
— Отец был человек строгий, властный. Генерал МВД! Со мной, по словам брата, менее строг, чем с ним, и это понятно. Старшим часто больше достается от родителей, а я к тому же был ближе отцу в том смысле, что пошел в военное училище, а брат быть военным категорически не захотел. Каждому свое. У меня лежала душа к военной службе, а у брата нет, он по складу своему человек гражданский, романтик, с детства бредил геологией. Срочную, правда, отслужил, отец надеялся, что после армии он всё-таки поступит в военное училище, но он «соскочил» — из армии сразу поехал в Москву и поступил в институт нефтехимической и газовой промышленности имени Губкина.
А я поступил в Алма-Атинское общевойсковое училище и хочу рассказать вам, какой урок преподал мне отец, когда я там учился. Я занимался спортом, офицерским многоборьем, входил в сборную училища, и мы три раза в неделю ездили тренироваться на стадион «Динамо». А стадион этот находился метрах в двухстах от нашего дома, и как было не зайти и не поесть маминых котлет! И вот после очередной тренировки ребята поехали в училище, а я зашел домой, только разогрел обед — отец приходит. Он уже не служил, а работал директором военного санатория, и в тот день освободился чуть раньше, чем обычно. Поздоровались, и он спрашивает: «А ты чего здесь? Где твоя увольнительная?». Говорю: «Был на тренировке, у меня командировочная до девяти вечера, ребята поехали в училище, а я решил зайти покушать».
Он молча пошел в комнату, позвонил в комендатуру, вызвал их на дом, а потом позвонил начальнику комендатуры – это его друг был – и говорит: «Сейчас моего обормота привезут, определи его на 10 суток». Меня забрали, и отсидел я на гауптвахте 10 суток. Так я обиделся, долго не мог смириться. Ни за что 10 суток отсидел!
— Как же удалось оформить арест, если не было никаких нарушений?
— Формальное нарушение было. Нам же не увольнительные выписывали, когда мы ездили на тренировку, а командировочные, там указан конкретный маршрут: из училища на стадион и обратно. С маршрута я сошел, но, конечно, если бы отец не позвонил в комендатуру, никто бы этого не заметил, ни один патруль меня просто так не забрал бы.
С увольнениями же тоже было непросто. По уставу одновременно в увольнение могут идти не более тридцати процентов курсантов, а увольнения только по субботам и воскресеньям. Таким образом, за выходные в увольнение ходило 60 процентов курсантов. Естественно, отпускали лучших по успеваемости и поведению, но в военном училище, как везде, есть блатные. У кого папа полковник, те ходили в увольнение каждые выходные, даже если на неделе двойку получили или что-то нарушили. У меня папа генерал, но мне из кожи приходилось вылезать, чтобы попасть в увольнение, бывало, что и за четверку без увольнения оставался.
Первый и последний раз отец воспользовался своими связями, чтобы мне помочь, когда я заканчивал училище. Он хотел, чтобы я остался в училище командиром взвода. Это считалось самым перспективным назначением: капитанская должность, курсантами командовать – не солдатами… Но именно потому, что у меня была обида, я сам от этого назначения категорически отказался. Узнав, что меня хотят оставить при училище, я сразу догадался, что это отец подсуетился, пришел к начальнику и прямо сказал: «Если меня оставят в училище, я сюда ни разу не приду. Можете меня судить. Хотите, чтобы я не состоялся как офицер – подписывайте приказ о назначении!». Он не подписал. Я вообще хотел в Афганистан – заканчивал горно-разведывательный факультет, нас готовили к службе в горах, — но попал туда не сразу. Сначала меня в Калининград распределили.
Уже после выпуска отец спросил меня: «Почему ты не захотел в училище остаться? Тут и дача, и квартира, и родительская поддержка». Я ответил: «Папа, ты меня 4 года гнобил, я в увольнение редко когда мог сходить, на гауптвахте ни за что сидел….». Тут он меня перебил: «Стоп! Давай теперь вспомним, за что я тебя посадил на 10 суток». Я начал опять доказывать, что ни за что, что у меня до 9 часов была командировочная. «Вспомни, что ты мне тогда сказал». – «Я сказал, что ребята поехали в училище, а я сюда». – «Значит, твои друзья, у которых здесь нет родителей, поехали есть солдатскую кашку, а ты решил мамиными харчами полакомиться! Если бы я пришел, а вас здесь было пять человек или семь, сколько там вас в команде, я бы вам слова не сказал. Но ты пришел один». Вот это был урок!
И тогда же он спросил меня: «Скажи, кто из блатных, которые, независимо от успеваемости, каждую неделю ходили в увольнение, пришел на праздничный вечер?» После вручения дипломов группы разъезжались праздновать по ресторанам. Я подумал: действительно, никто из блатных в ресторан не пришел. Чужие они были коллективу. Не только в армии, нигде таких не любят. Вот отец не дал мне стать таким же чужаком.
Как ни строг был отец, с годами я дорос до понимания его правоты. И брата я недавно спросил: «Чему научил тебя отец?». «Он сделал из меня человека», — сказал брат.
— Когда вы родились, он, наверное, был уже полковником?
— Да.
— И, наверное, больше времени проводил дома, чем когда родились и росли ваши брат и сестра?
— Я бы не сказал. Конечно, у полковника больше возможностей, но как вы поняли, отец мой служебным положением не злоупотреблял, а служил на совесть.
Родился я в Шевченко (сейчас это город Актау), там тогда строилась атомная электростанция, одновременно со станцией строился город, отец был начальником ГУВД (должность тогда называлась по-другому, не помню, как), работал день и ночь. Но если выдавалось свободное время, уделял его мне.
Например, на охоту он меня первый раз взял, когда мне было 10 или 11 лет, подарил мне ружье двенадцатого калибра, оно до сих пор у меня хранится. Ходили они тогда с друзьями на кабана, меня на лабаз посадили для безопасности, но так получилось, что именно я из своего ружья убил кабана. Это, конечно, случайность, просто повезло мне, но отец не просто похвалил меня, а потом еще много лет восхищением рассказывал об этом друзьям, знакомым. Рыбак он тоже был страстный и меня на рыбалку брал. И даже если приходил с работы ночью, находил время поговорить со мной.
Когда я пошел в 8 класс, отца перевели из Еревана, где он служил, в Алма-Ату. Мы с мамой переехали раньше, отец еще оставался в Ереване, сдавал дела, а я уже пошел в новую школу. Другая республика, с другими традициями, да еще попал в образцово-показательную школу. Если в Ереване никого не интересовало, какой длины у тебя волосы и в какой рубашке ты пришел, то тут строго следили за внешним видом, требовали, чтобы все стриглись, носили белые рубашки.
Директор меня невзлюбил. Он преподавал историю, и я у него не вылезал из двоек, хотя предмет мне нравился, я его учил. Во второй четверти приехал отец, я ему жалуюсь, а он мне: «Зря ты так. Он заслуженный учитель. Ты сам, наверное, не выучил». Меня это так задело! Проходили мы тогда 1812 год, в учебнике было об этом страниц 20, я за три дня всё выучил, и не ограничился учебником, в энциклопедии тоже проштудировал про 1812 год, потом полтора часа отцу рассказывал, он говорит: «Вот теперь вижу, что ты готов к уроку». Прихожу на урок, директор вызывает меня к доске (он всегда меня первого вызывал), рассказываю, он не останавливает, проходит 45 минут, звенит звонок. «Вижу, — говорит директор, — что вы что-то читали, но для ученика 9 класса это слабоватый ответ. Садитесь, два».
У меня слезы, я из класса вышел и домой. Отец сказал: «Я могу вмешаться, и его уволят, но ты там после этого учиться не сможешь». Посоветовал потерпеть, а экзамен за 8 класс сдать комиссии. Так я и сделал, комиссия поставила мне четверку, после этого отец перевел меня в другую школу. Без моральной поддержки отца я бы с этой ситуацией не справился. Он помог мне выйти из нее, ни с кем не поссорившись, выйти не потому, что у меня крутой отец, а потому, что я сам что-то из себя представляю. Отец учил меня никогда никому не мстить, говорил, что если человек поступает несправедливо, жизнь сама его накажет.
— А с сестрой он был помягче?
— Я бы не сказал. Понимаете, отец был семиреченский казак, родился в станице Верной, которая уже потом стала Алма-Атой. Сам он рос без отца – мой дед рано погиб, и бабушка одна воспитывала детей (их было пятеро), но всё равно сохранялись традиционные представления о семье, а у казаков женщины традиционно на втором плане. Ну и не забывайте, что это Восток, а там еще строже, во многих домах женщин даже за стол не сажают. И служил отец преимущественно на Востоке: начинал, правда, на Урале, а потом в Грузии, Армении, Казахстане.
Поэтому в нашей семье мама и сестра особого голоса не имели. Отец ни разу в жизни не оскорбил маму, даже голос не повысил, но если что-то решал, просто говорил: «Лида, я сказал». Мама понимала, что решение принято, и ее мнение уже никто не спрашивает. Я всё это впитывал, но у нас с женой не так, у нас полное равноправие.
— Вам не пришлось жить в военном городке, где вокруг никого…
— В детстве нет, но когда служил в гарнизоне, где и познакомился с женой, мы именно в таком городке жили, там наш старший родился.
— Наверное, там воспитывать детей в чем-то сложнее?
— Конечно. Это замкнутое пространство, нет детских центров, секций, кружков. Когда я поступил в академию Фрунзе и мы переехали в Москву, поселись в общежитии на проезде Девичьего поля – в центре, рядом с Парком культуры, — для сыновей моих был шок, особенно для старшего. Младшему 6 лет было, а старший уже в 3 класс пошел. В военном городке в школе учился хорошо, а тут стал отставать – другие требования в московской школе. И не только мы с такой проблемой столкнулись – многие офицеры приехали в академию из таких же военных городков. Нанять репетиторов тогда было нереально – в то время нередко зарплату на три месяца задерживали. Надо отдать должное моей жене, она прошла по всему общежитию – 12 этажей, – выяснила, кто что преподает (среди офицерских жен много учителей). Ее сестра живет в Подмосковье, замужем тоже за военным, муж заведовал офицерским клубом, он помог с мебелью, и в фойе общежития офицерские жены-учительницы стали проводить дополнительные занятия по всем предметам с детьми, которые по этим предметам отставали.
А мы, офицеры, провели субботник, повесили в коридорах качели (в Парк культуры, хоть он и рядом, не находишься – за каждый аттракцион платить надо), теннисный стол поставили. Зимой семьями в Лужники выбирались на лыжах походить, конкурсы устраивали «Папа, мама, я – спортивная семья». Не каждые выходные это удавалось, но хотя бы раз в месяц.
Тогда же мне пришлось наверстывать упущения в мужском воспитании.
Дело в том, что до академии я несколько лет – как раз когда дети росли – больше времени проводил не в гарнизоне, а в командировках, в горячих точках. По семь, по девять месяцев отсутствовал. А это даже когда у ребенка такая замечательна мама, как моя жена, даром не проходит, особенно для мальчиков. Скажешь ему что-нибудь – он бежит к маме: «Мама, меня папа заставляет то-то и то-то делать».
Конечно, я мог взять ремень и выпороть его, но понимал, что это только увеличит дистанцию между нами. Отцовский авторитет нельзя навязать, его можно только приобрести. А как? Стать ребенку другом, найти с ним взаимопонимание. Это не значит, что совсем не надо наказывать. Младшему от меня один раз и ремешком досталось. Теперь он вспоминает об этом с улыбкой, говорит: папа, ты был прав.
— За что же вы его так сурово наказали, если не секрет?
— Никакого секрета нет. Мы купили ему платный абонемент в бассейн «Чайка». Как-то едем с женой на машине, дождь, а у него тренировка в тот день, я и говорю: «Давай заедем за Денисом, заберем его». Подъезжаем к бассейну, ждем, ребята из его группы выходят, Дениса нет. Дожидаюсь тренера, спрашиваю, а он мне говорит, что Денис уже месяц не ходит в бассейн. Во как! Домой он каждый день приходил будто с тренировки, вешал на батарею мокрые плавки, а на самом деле ходил с другом в кино.
Всыпал я ему, но потом проанализировал ситуацию: конечно, то, что он нас с женой обманывал и деньги, которые мы ему давали на секцию, тратил на кино и мороженое, плохо, поэтому наказать его следовало. Но секцию эту он не сам выбрал, мы его заставили туда ходить, а ему это не очень интересно было. Он и не вернулся в бассейн, пошел заниматься кунг-фу – в бесплатную секцию при академии. Надо же учитывать склонности и интересы ребенка, особенно когда речь идет не о школе, а о секциях, кружках. Часто мы не учитываем их, и это тоже дает трещину в отношениях с детьми.
Например, у нас в центре сейчас больше даже детей не из асоциальных семей (где родители алкоголики, наркоманы), а из нормальных, где родители работают, дети сыты, одеты, обуты, ходят в школу, в секции, в кружки. Почему же возникают проблемы и в их поведении, и в отношениях с родителями, проблемы настолько серьезные, что сами родители решить их не могут? Основных причин, по моим наблюдениям, две.
В первом случае на ребенка давят, хотят, чтобы он достиг всего, о чем родители сами в детстве мечтали и чего не достигли, чтобы и отличником был, и спортом занимался, и музыкой, загружают его так, что у него ни минуты свободной не остается, причем не спрашивают, интересно ли ему в этой секции, в музыкальной или художественной школе. Пока он маленький, боится ослушаться, а потом наступает момент, когда может огрызнуться, и моментально происходит разрыв отношений, потому что отношения эти не были доверительными, строились только на давлении.
Второй, не менее распространенный случай, когда детей балуют, потакают всем их прихотям. И вот это как раз чаще всего бывает, когда женщина в юности была нацелена не на семью, а на карьеру, потом замуж так и не вышла, но решила родить ребенка для себя, воспитывает, ни в чем ему не отказывая. Если девочка, еще куда ни шло, хотя тоже бывают проблемы, а для мальчиков такое воспитание просто губительно: не мужчина растет, не защитник, не опора, а потребитель, и к родной матери, ничего для него не жалевшей, он тоже начинает относиться потребительски, она интересует его, только когда ему что-то от нее нужно.
— А часто бывает, что семья полная, но отец уходит на работу, когда дети еще спят, возвращается, когда уже спят.
— Да, но время для общения с детьми всегда найти можно. Это всё отговорки. Выходные бывают. Ах, ты любишь в баню сходить? Ну так возьми с собой сына. Или три выходных в месяц проведи с семьей, а один раз, так уж и быть, встреться с друзьями. Иначе зачем ты вообще семью заводил? Конечно, замечательно, когда есть время и погулять с ребенком, и поиграть, и сходить в кино, в театр, на выставку, выехать на природу, но если даже это нечасто удается, всегда можно найти 15-20 минут в день, чтобы поговорить с ним, понять, что его волнует, какие у него трудности. И это очень много для взаимопонимания, доверия. Я уже сказал, что отец мой тоже работал с утра до ночи, но всегда находил время поговорить со мной, понять меня.
Вспоминаю еще один случай. Попробовал я пару раз коноплю покурить. В Казахстане это распространено. Там меньше пьют, и если, допустим, в Москве в то время старшеклассники распивали бутылку портвейна, там набивали беломорину коноплей (это на жаргоне «косяк» называется) и пускали ее по кругу, «ловили кайф». Как первый раз попробовал, даже не помню, а второй раз собрались мы компанией у кого-то на квартире, гуляли, и пошел косяк по кругу, девчонки тоже затягивались. Домой прихожу, глаза шальные, отец, естественно, всё понял, но ни слова не сказал, а на следующий день сидели мы вдвоем…
Дословно не помню, что он говорил, но дал он мне понять, что знает, что я покурил травку, и какие могут быть последствия. Не кричал, не угрожал, просто объяснил, как это опасно, потом еще в мединститут свозил, там нам показали уродцев в пробирках — какие дети рождаются у наркоманов. Если бы он меня отлупил, я бы, возможно, еще раз-другой-третий попробовал, потому что это был бы для меня запретный плод, и неизвестно, чем бы всё кончилось, а он нашел нужные слова, и как отрезало. Ведь я же попробовал не потому, что нравилось, просто все пробовали, и я не хотел быть белой вороной. А отец научил меня, как грамотно от этого уходить, уходить достойно и без вызова. Просто сказать: ребята, я пробовал, не прикалывает меня это…
У моих сыновей с наркотой, слава Богу, никаких проблем не было, и оба почти непьющие – если только в праздник бокал вина могут выпить. Но был момент, когда старший покуривал. Я его как-то спросил, курит ли, он ответил: нет. Но потом увидел его идущего по парку с друзьями, все курили. По примеру своего отца я не скандалил, просто рассказал ему про наркотики, объяснил, что сигарета тот же наркотик. Сам я ни в училище не курил, ни в Афганистане, а после закурил, втянулся, несколько раз бросал, но снова закуривал. Посоветовал ему: «Коля, не повторяй моих глупостей, одни проблемы от этих сигарет: удовольствия никакого, а куча денег уходит, здоровье портится». Убедил его, что не курить круто!
Ребёнок фантазирует или уже обманывает — где грань? Как реагировать родителям, когда дети говорят неправду? И как самим не провоцировать на ложь?
У меня не было такого, как в фильмах, когда сын и отец у костра сидят, и отец говорит: «Сынок, когда-нибудь ты станешь взрослым…» Поэтому приходится внутри своей семьи постоянно биться об углы непонимания. А мы, взрослые верующие люди, должны стараться своих детей к браку подвести максимально подготовленными.
Семь из семи человек, честно прочитавших эту книгу единодушно говорили о том, что будто заново пережили яркие моменты своего детства – пусть фрагментарно, пусть отрывочно, пусть неполно, но зато как правдоподобно!
Сложно понять и принять, что деменция неизлечима, но можно продлить светлый период.
Актер театра и кино Сергей Перегудов о зрелом отцовстве и о том, как востребованному артисту успевать быть папой и как быть родителем в тревожные времена.