Руководитель православного лагеря «Фавор» Никита Пустовалов с 14 лет ездил в лагерь «Богослово», основанный в 1993 году протоиереем Димитрием Смирновым. Именно там у него завязались отношения с его будущей супругой Надеждой, и вот уже девять лет существует их крепкая семья, супруги воспитывают четверых детей, а с 2019 года продолжают дело отца Димитрия, но теперь под новым названием.
На встрече в рамках Клуба отцов Московского семейного лектория культурно-просветительского пространства «Фавор» Никита Пустовалов рассказал о том, как устроен лагерь, а также о том, как, меняя алгоритмы поведения, преображаются взрослые и дети.
Встречу провел руководитель журнала для настоящих пап «Батя» священник Дмитрий Березин. Публикуем видеозапись встречи и текстовую версию беседы.
Проект реализуется в рамках конкурса грантов «Москва – добрый город» Департамента труда и социальной защиты населения города Москвы.
Православный детский лагерь «Фавор» вырос из основанного в 1993 году протоиреем Димитрием Смирновым лагеря «Богослово». В 2020 году было зарегистрировано новое юридическое лицо с новым называнием. Смены сейчас проходят не только летом, но и в дни школьных каникул в течение года. Практически каждую неделю участники лагеря собираются на совместные мероприятия. Лагерь «Фавор» – это не столько организация, предоставляющая услуги детского досуга и отдыха, сколько сообщество неравнодушных людей.
Небольшой секрет: обычно правила читают родители – дети боятся. А родители читают и решают: «Да, нашему ребенку это подойдет, там его исправят, он станет лучше!»
Правила, действительно, жесткие, и в первую очередь мы следим за безопасностью. Безопасность превыше всего. Летом у нас было пять смен, и из каждой смены мы хотя бы по одному ребенку выгнали за нарушение каких-то правил. Понятно, что у нас прописано про алкоголь, курение и нецензурные слова. Но бывают разные случаи, привозили даже запрещенные вещества… Учитывая, что вожатые у нас опытные, дружные, постоянно повышающие уровень квалификации, они сразу замечают, если что-то не так. А дальше мы разбираемся и действуем по ситуации.
При этом у нас очень даже, как в любом лагере, принято хулиганить, и даже вожатые, бывает, хулиганят. У нас есть такое понятие – контролируемое безумство. Потому что необходим выброс эмоций – и положительных, и негативных.
Программа лагеря строится таким образом, что даже тот, кто приезжает и хочет вносить деструктив во все происходящее, очень быстро переключается и вливается. У нас чередуются мероприятия спортивные и умственного характера (викторины, театральное что-то и т.п.), а также походы в храм, общая молитва. Это слова, которым вы можете не доверять, но детям становится действительно интересно! А когда ребенок хулиганит, мы не ругаемся, не начинаем на него злиться или сразу выгонять, а мы с ним общаемся, чтобы понять причину его поведения. За простое хулиганство мы никогда никого не выгоняли, и практически всегда те, кто больше всего хулиганят, потом еще приезжают и становятся лучшими вожатыми.
Причины хулиганства бывают разными. Часто ребята, приезжая в лагерь первый раз, начинают прямо сходить с ума поначалу, потому что против. Против, что родители послали в православный детские лагерь, который, как ребенок думает, будет похож на монастырь, на секту, все будут только молиться, а потом снова молиться. Но мы даже думали, как бы сделать наглядное пособие про таких детей: сфотографировать, когда он приходит на собеседование и когда конец смены. Как будто два абсолютно разных ребенка. В первом случае глаза злые, полные ненависти, а в конце – это возвышенный радостный счастливый человек. У каждого своя причина плохого поведения, но зачастую в лагере это протест против родителей.
Мы обучаем наших вожатых умению определять лидера, антилидера и роль каждого ребенка в отряде. В лагере проходят разные мероприятия по сплочению коллектива.
На второй день начинается веревочный курс. Это ряд очень сложных заданий, которые ребята должны пройти все вместе. Взрослые тоже не смогут его пройти с первого, второго, третьего раза. Когда все это начинает происходить – что дети начинают делать? Они начинают ссориться. Потом появляется ребенок, который пытается всех организовать, кто-то начинает обижаться и уходить, на какого-то ребенка начинают говорить, мол, «это все из-за тебя»… В эти моменты очень наглядно, кто лидер, кто антилидер, кто еще какую роль занимает. Цель – чтобы отряд все вместе прошел, с восьмого, девятого, десятого раза в зависимости от сложности. А вожатый как раз в эти моменты умело направляет ребят и их беседу, их взаимодействие друг с другом, подсказывает, что можно ругаться бесконечно, а можно… Бывало, какие-то отряды даже пропускали обеды (потом, конечно, обедали), выясняли, в чем проблемы, договаривались. И в итоге все приходит к тому, что задание разбивают на меленькие задачи, каждый на себя какую-то из них берет, решают, кто кому в чем может помочь.
А еще в процессе кто-то может сказать: «Зачем ты на меня накричал, из-за этого я расстроился…» Мы очень много ребят учим о своих чувствах рассказывать, потому что даже многие взрослые этого не умеют – ни в семейных отношениях, ни в коллективах. Для кого-то выражение своих собственных чувств может быть проявлением слабости. Но в лагере мы ребят учим: тебе сказали грубое, обидели, возьми и выскажись. «Мне сейчас было грустно и обидно!» Другой человек это услышит и начнет понимать. Или начнет оправдываться: «Да ничего обидного нет, мне такое постоянно говорят…» И тогда дети начинают понимать потихонечку, что они все разные, в разных условиях изначально.
Через один только веревочный курс, который они проходят, вскрывается столько проблем.
Бывает такое, что одни или несколько ребят немножечко выпадают. И тогда вожатый помогает им вписаться в коллектив. Следующее глобальное мероприятие за веревочным курсом – поход. Там другие условия, ночевка в платке, готовка пищи на костре и песни под гитару. И там в спокойной обстановке они уже становятся целым коллективом.
Соревнование сразу предполагает, что есть проигравшие, поэтому у нас отряды не соревнуются между собой. И вся смена строится так, что в начале ребята знакомятся внутри отряда, потом отряды знакомятся друг с другом, а в последней трети смены весь лагерь знакомится друг с другом и все мероприятия направлены на то, чтобы все перемешались и все вместе во всем участвовали.
Лагерь воспитывает? Нет, он не воспитывает. Он показывает, как можно действовать по-другому и какой результат от этого получить. Воспитать в лагере практически невозможно, можно показать другую сторону.
Мы пытаемся исправить какие-то моменты, но даже если это удается в конце смены, запаса потом хватает ненадолго, и на следующий год ребенок приезжает, скорее всего, с еще большими проблемами.
Расскажу историю. У одного мальчика в отряде был день рождения. Ему приготовили подарки, сюрпризы, поздравления. И внезапно его соотрядник начал очень злиться и ругаться. Стали выяснять, почему? А он сказал: «А за что его поздравляют, если он ничего не заслужил? Он ничего не сделал!» Оказалось, что это позиция родителей дома. Вот и все…
И у детей, и вожатых, когда впервые приезжают в лагерь, основное удивление – тебе готовы помочь до того, как ты понял, что тебе нужна помощь. И она не такая, когда «сейчас я тебе помогу, а ты положи все и уходи». Тебе предлагают помощь и всегда рядом находятся люди, которые, если ты что-то сделаешь не так, плохо, не будут тебя ругать, а возьму и помогут, скажут, как исправить, как сделать по-другому.
Что касается веры, то у всех по-разному устроено в семье. Даже вожатые – кто-то больше верит, кто-то меньше. А наша задача – показать, что здорово быть православными со всеми нашими недостатками и со всеми минусами. Многие приезжают и ждут, что, как бабушки в платочках, мы будем тут молиться, молиться и молиться. А видят, что тут абсолютно адекватные ребята. И все, кто сюда ездят постоянно, относятся к лагерю как к такому сокровищу, которое очень бережно и трепетно охраняют. Охраняют, в первую очередь, от своих внутренних плохих существ, которые, бывает, да, чинят нам козни разной величины.
Мы берем в лагерь крещеных детей. Но было, когда мы брали ребят, которые сами (или их родители) очень сильно интересуются православием, с условием, что, если понравится, мы их покрестим. И были такие случаи.
У нас обязательны утреннее и вечернее правило, молитва перед и после еды, походы в храм. Мы это обговариваем со всеми, кто едет первый раз. Мы говорим: «У тебя может быть любое мнение, любая позиция, но нам это важно, поэтому с уважением отнесись к тому, что для нас важно».
Но здесь еще один момент. Очень известная фраза, что, если не можешь отдать Богу душу, отдай хотя бы ноги, у нас не работает. То есть все стоят в храме по силам. Если ребенок устал, он может сесть, он может с вожатым пойти к водохранилищу, попрыгать, покидать камушки в воду. Потому что, если мы заставляем их стоять, мы получаем эффект пружины. Чем сильнее мы надавим, тем сильнее нам прилетит. Даже не нам, а родителям.
Здесь получается совместная работа и вожатых, и старших ребят, которые постоянно ездят в лагерь: они по-своему рассказывают о православии, отвечают на какие-то вопросы, на которые сложно с ходу ответить, и отвечают так, как сами считают, как видят. Дальше – исповедь, а батюшка тоже опытный и знает, что и как сказать ребенку, который пришел, возможно, в первый раз. У нас, кстати, этим летом было очень много ребят, которые первый раз исповедовались, и потом сразу после исповеди мы замечали, что очень активизировались искушения, направленные на этих ребят…
В общем, со всех сторон идет ненавязчивая трансляция здорового адекватного православия, и ребенок тянется к этому, хочет в этом участвовать.
И самое главное, он получает информацию понятными доступными словами от своего же ровесника или чуть-чуть постарше.
Редко, но бывает такое, что ребенок приезжает из лагеря домой и говорит родителям: «Пойдемте в храм!» Есть истории, когда ребенок, вернувшись в город, начинает сам ходить в храм, и мы в этом помогаем, поддерживаем, чтобы это потихоньку не сошло на нет. У нас проходят молодежные встречи, а также раз в два месяца мы стараемся делать Литургии с пояснениями.
Хороший и сложный вопрос, что подростки и вожатые находят в вере? Думаю, каждый находит что-то свое. Но вера показывает и помогает принимать правильные решения и жить правильно. Я не говорю по заповедям: понятно, что все должны жить по заповедям, но должны и живут – это разные вещи. Но здесь именно появляется желание жить правильно.
Лагерь у нас очень непростой, с тяжелыми условиями проживания и бытовыми. Ребята у нас участвуют в процессе приготовления пищи, сами убирают, туалет даже моют по очереди. Казалось бы, такая тяжелая физическая работа, постоянная занятость. Но почему-то все едут. У нас на Рождественскую смену задолго до Нового года нет мест. Одних вожатых, желающих поехать, около 40-45 человек. Вместо отдыха, вместо моря – едут работать с детьми, которые в состоянии бывают довести до очень сильных эмоций. И мы не можем вместить всех жалеющих и усиленно думаем, как это все масштабировать.
Мы делаем важное и богоугодное дело, получаем результат и обратную связь и от родителей, и сами наблюдая за детьми, и, по моему мнению, испытываем небольшую частичку благодати. Когда приезжают в лагерь, все испытывают необъяснимый подъем эмоций, чувств, всем весело, радостно, здорово, хотя все знают, что сейчас будет тяжело. Но все равно все возвращаются. Мы много с вожатыми на эту тему беседовали, и пришли к тому, что эта мысль имеет право на существование: Господь дает нам возможность почувствовать эту благодать, на этом все построено и все держится.
Ощущение общего дела – именно то, что чувствуют новые ребята, которые приезжают в лагерь, и им очень нравится. Сразу чувствуют, сразу понимают, что здесь происходит что-то необычное. Пару дней походят-посмотрят, а потом тоже втягиваются.
Расскажу две истории.
У нас есть старая казачья игра – Ремень. Там все меняются местами, а кто остается без пары, того аккуратно стегают ремешком. Весело, здорово. Раньше участие во всех играх и мероприятиях было обязательным. И как-то я смотрю, один ребенок сидит и плачет, а вожатый ему говорит, что надо идти участвовать. Я подошел, начал беседовать, разбираться, в чем причина. А он из приемной семьи, и оказалось, что раньше у него была очень непростая ситуация и его очень сильно били ремнем. То есть у него был просто физический страх самого вида ремня. Он несколько лет потом ездил и сам бежал играть, потому что через игру этот страх был снят, а негативные ассоциации удалось изменить, вложив во внешний вид ремня что-то положительное и веселое.
Бывает, что приезжают девочки с селф-хармом – это когда ребенок режет себя, превращая эмоциональную боль в физическую. Была ситуация, когда за ребенка реально было страшно. Среди вожатых нашелся человек, переживший не такое же, но тоже большое эмоциональное потрясение, смог разговорить девочку. Выяснилось, что какое-то время назад девочка пережила насилие и очень боится рассказать об этом родителям. Возникает вопрос: насколько мы можем доверять, правда это или нет? Но ситуация серьезная, мы верим, встаем на сторону ребенка, поддерживаем. Она сама попросила поговорить с родителями, и дальше уже у меня состоялся очень долгий и сложный разговор. Сложно сказать такое родителю, сложно убедить его, что так и есть… Но по всем проявлениям, не может такое поведение на пустом месте образоваться. Родители приехали, забрали, отвели к психологу, ей помогло.
Мы иногда даем советы, когда родители спрашивают, как поговорить с ребенком, и иногда даже участвуем в диалоге, чтобы ребенок и взрослый могли рассказать друг другу, что думают и что на самом деле чувствуют. Чтобы каждый мог высказаться, не боясь, что ему потом за это как-то прилетит…
Есть прекрасный педагог Дима Зицер, очень мне нравится. Мне очень близко его мнение во многих вопросах. И он разговоры о детях, которых ничего не интересует, всегда сводит к вопросу, обращенному к родителям: как вам это удалось? Как вам удалось сделать так, что вашему ребенку абсолютно ничего не интересно?!
А дальше следует ответ, скорее всего: «Ему ничего неинтересно, кроме планшета, гаджета». И оказывается, что ему все-таки что-то интересно, но не то, что нравится родителям.
Родителям обязательно нужно вникать в то, чем занят ребенок, а не бить тревогу, когда уже поздно отбирать планшет, выкалывать глаза и отрубать руки. Ограничивать – да. Жестко. Должны быть правила какие-то. Но я не говорю про 15-20-30 минут в день. Немножко другие…
Могу рассказать на примере своей семьи, как у нас происходит дома. У нас в абсолютно свободном доступе есть телевизор, планшеты, приставка, телефоны. Что делают дети? Они сидят и рисуют, что-то придумывают. Приставка давно не включается…
Правило такое: вечером все, что вызывает соблазны, нужно положить мне на стол. Старший сын сам подходит и говорит: «Я хочу спать, но чувствую желание сесть и поиграть, что мне делать?» Мы никак не давим на них, не бьемся, не требуем: все отключи, убери, не смотри. Но такой результат имеем.
Но мы тоже пришли к этому далеко не сразу, и поначалу мы вели себя как принято: «Сейчас я посчитал, что ты наигрался – давай сюда!»
Следующая боль родителей: ребенок не читает. Опять же, ребенок читает гораздо больше, чем родители, но не читает те книги, которые нравятся и нравились им. А сам процесс чтения – есть и его много.
Если ребенку будет интересно, он и читать начнет. Но заинтересовать получится, только если он доверяет родителям: то есть, если родитель говорит, что книжка хорошая, значит, действительно так. Потому что это может быть хорошая книжка только для родителя, а не для ребенка.
Многие сходят с ума, пытаясь научить ребенка с трех-четырех и даже с двух лет читать. Мы тоже, к сожалению, в это попали и тоже бились – слоги складывали, буквы изучали. Но все оказалось гораздо проще: мы купили приставку, ребенок начал играть и научился читать дней за пять – настолько ему было интересно. Мотивация.
И вот еще момент: заинтересовать практически невозможно, но можно создать условия, при которых ребенок сам заинтересуется. Мало сказать: «Все, давай, чтобы тебе было интересно!» А он скажет: «Нет!» Для того родители и нужны, чтобы ребенок мог попробовать и понять, что ему интересно, а что не очень. Конечно, должен быть комплексный подход – нельзя сделать что-то одно и надеяться, что это сработает.
В рамках обучения вожатых мы проводим такие словесные поединки, которые помогают тренировать скорость мысли и скорость ответа, чтобы потом не ударить в грязь лицом перед отрядом. Частенько такое бывает, что дети, особенно если их насильно запихнули в лагерь, говорят: «Да ты чо, офигел? Я не буду это делать!» И если вожатый стоит и не знает, что ответить, время упущено – потом сложно это все наверстывать.
Вожатый дает указание, ребенок отнекивается, вожатый начинает вот эту тягомотину: да-нет-да-нет… Решение начинается с выбора цели. Какую цель ставит вожатый? Есть несколько вариантов, абсолютно разных. Есть цель, абсолютно правильная, поставить ребенка на место. Это можно сделать жестко, а можно сделать спокойно и очень вежливо. Можно его заставить сделать что-то любой ценой. А можно с ним поговорить так, чтобы понять, почему он себя так ведет.
– Вот эти рюкзаки нужно перенести туда.
– Это тяжело, я не пойду.
– Тяжело, давай я тебе помогу. Понесли вместе.
– Я не хочу.
– Почему ты не хочешь?
– Потому что это ваши рюкзаки, вы и несите. Свой я еще максимум донесу, а со всем остальным сами разбирайтесь.
Мы всегда по ситуации работаем, и если ребенок говорит, что он свой рюкзак отнесет, ну, все, хорошо.
Если он говорит, что он «сюда отдыхать приехал, за это деньги заплачены, вообще ничего не буду делать», напоминаем про собеседование, на котором рассказывались правила, а если условия не подходят – да, такое бывает, это нормально, можно в любой момент уехать. Звоним родителям, и ребенок может отправиться домой.
Если перенести ситуацию на семью, то ребенка отправлять некуда. Но важно, требуя чего-то от ребенка, также оценивать ситуацию. Родитель говорит: «Пойди помой посуду». А ребенок отвечает: «Я сегодня не ела, еще ничего не пачкала». И тут нужно учитывать, если это, например, многодетная семья, и ребенок должен за десять человек помыть посуду, действительно, это нечестно. Просто его внутреннее чувство справедливости негодует…
В семье немножечко не такие цели, как в лагере: лично у меня в семейных отношениях нет цели поставить ребенка на место. Я себе ставлю цель попросить у ребенка помощи. И тогда я подхожу и говорю: «Слушай, я очень устал…»
Дальше важный момент – на любую просьбу ребенок может ответить отказом. И это должно быть в семье принято, а не так, что почитай отца и мать и все, что они скажут, ты обязательно должен беспрекословно сделать. Это не так. Вернее, часто это так – но результат не тот, к которому мы стремимся. Я подойду и попрошу помощи, сначала узнаю, не устал ли он и чем сейчас занят? А потом спрошу, когда он сможет это сделать? Я даю ребенку возможность своей жизнью распоряжаться. Если я подойду и попрошу: «Пожалуйста, помой посуду сегодня до вечера, когда у тебя будет возможность», – вероятность получить отказ гораздо меньше, чем когда мы говорим: «Иди мой посуду!»
Но, конечно, все это может не сработать вообще или не сработать с первого раза.
Очень часто такая позиция присутствует в семейных отношениях, что родитель может максимально жестко и строго наехать не ребенка в любых выражениях, а если ребенок начинает, не дай Бог, что-то отвечать родителю на повышенных тонах, родитель звереет и начинает наказывать.
И здесь тоже вопрос, за что родители чаще всего наказывают своих детей? За неповиновение, непослушание в ситуации, когда пытается донести до ребенка, как сильно за него переживает. Практически никто не может честно и открыто рассказать о своих чувствах, а ребенок слышит только, как его ругают. А если ему сказать, как его любят, как за него переживают и как будет плохо, если с ним что-то случится, будет другая реакция.
Когда происходит конфликт или какая-то ситуация сложная, ребенок уже привык выстроить стену, высокую-превысокую, и родитель начинает биться в эту стену тараном. Что нужно сделать? Нужно взять и обойти эту стену с другой стороны, зайти за спину ребенку, рассказать о своих чувствах – максимально по-доброму. Ребенок не ожидает, он привык, что его будут ругать, а здесь к нему обращаются как к такому же взрослому человеку. И дети теряются, когда получают доброе отношение к себе в конфликтных ситуациях.
Когда ситуация запущена, нужно время, чтобы ребенок вышел из этого состояния, когда, возможно, даже назло делает какие-то опасные вещи. И да, родительское дело в принципе бояться за своих детей, но наши страхи не должны детям портить жизнь.
За что еще родитель наказывает ребенка? Это подходит и под ситуацию лагеря. Очень часто родители и вожатые наказывают детей за свои собственные ошибки.
Физических наказаний не существует. Физическим бывает только насилие. И все наши позиции, что давать подзатыльники и шлепать можно, потому что меня так воспитали и я вырос нормальным, это неправда. А кто сказал, что ты нормальный? Если ты бьешь своего ребенка, что ты ему показываешь? Что ты сильнее? Но это до поры до времени. А где здесь разговор про любовь, про доверие? А еще если посмотреть немного с другой стороны, когда ребенка наказывают за то, что он сделал что-то неприятное для родителей, – что это, как не месть?..
Если родитель ошибается и чувствует, что что-то не так, не все плохо. Плохо, когда родитель ругает, бьет ребенка и чувствует, что все делает правильно. А если родитель на пути, в поисках необходимой информации, то он ее найдет.
Больше разговаривайте со своими детьми и разговаривайте как с равными, а не свысока, не как родитель, который все знает, с ребенком, который ничего не знает. Просто больше разговаривайте и давайте ребенку право на его чувства и эмоции. А дальше учитесь говорить о своих эмоциях. И ребенка тоже с самого детства этому нужно учить. Если вы учите, ребенок видит вашу эмоцию, и он ее понимает. А зачастую он не понимает, но видя реакцию, просто не будет вам что-то рассказывать, чтобы его не ругали. Надо выстраивать доверительные отношения – по кирпичику. Это долго, сложно, тяжело, но это наши дети – они того стоят.
Участница лагеря: Я с детства ходила в храм, но меня не заставляли прямо из-под палки. И я очень много поменяла православных коллективов. И когда мама говорила про лагерь «Фавор» и предлагала сходить на встречу, я думала, что приду, а там мне мои нарощенные ногти отрубят, в юбку оденут и платком задушат. Помню, когда я пришла первый раз, у меня были черные ногти, и подходя к месту встречи я решила, что сейчас будет проверка. Если мне скажут: «знаешь, у нас так не принято», не буду больше сюда ходить, устала я от всех этих формальностей.
Мне никто ничего не сказал, наоборот, я участвовала в каких-то беседах. И я смотрю, вроде, вообще как-то нормально, никто меня не ругает, не кидается камнями. Меня приняли, мою внешность, мои недостатки и поведение, которые, наверное, шли вразрез с представлениями многих из тех, кто там был. Но это реально как настоящая семья, когда тебя полюбили таким, какой ты есть. А в процессе ты уже сам меняешься, потому что с этими людьми роднишься, и они показывают тебе какой-то другой путь, новый, который тебя как будто бы ведет к свету.
Разные бывали ситуации, и я узнавала себя с другой стороны, когда мы в лагере разбирали абсолютно все. Я за лето многому научилась. Оказывается, я не умела говорить, что мне обидно, что я чего-то хочу, что это мое личное пространство. И сейчас мне это помогает жить, как бесплатные сеансы психолога.
Лагерь для меня стал по-настоящему чем-то светлым – не потому, что родители так сказали, и не потому, что он называется православным на сайте, а потому, что это все идет по-настоящему от сердца.
Мама: С 2011 года я врачом работала в лагере, тогда еще в «Богослове». Подруга сказала: «Если мы сейчас врача с сертификатом не найдем, смены не будет». А у меня ребенку полтора года. А она: «Ничего страшного!» Первый год я думала, я больше никогда не поеду! Прошел год, все забылось. И я 8 лет работала в сменах врачом. Трое моих детей в этом лагере были. Старшей уже 33 скоро, она тоже врачом там поработала. Сын ездил в лагерь, но потом папа его (мы в разводе) запретил, мол, «нечего там туалеты мыть», но у сына, а ему уже 21 год, хорошие воспоминания до сих пор связаны с этим лагерем. А младшая дочь, с непростым характером, сейчас приехала с осеннего выезда и преобразилась. Лагерь оправдывает свое название. Фавор – гора Преображения. Мы ездили и в другие лагеря, но этот мой любимый. Здесь они взаимодействуют, и да, бывают конфликты, никто не скрывает, но дети преображаются в этом лагере, это правда.
Участник лагеря: Я езжу в лагерь уже 10 лет – сначала ребенком, потом помощником вожатого, вожатым. Мне сейчас 19. Каждая поезда каждый год была испытанием – и преодолевать эти испытания было очень классно! Я прям чувствовал, что действительно занимаюсь чем-то полезным в жизни.
Когда я захотел поехать вожатым, меня назначили помощником и говорили, что я делаю не так. Я очень обиделся на лагерь и решил, что больше никогда в жизни не поеду. И один год – очень трудный – не ездил. Но понял, что все, чего я добился за 9 лет поездок, я теряю с очень быстрым темпом. После этого я первый раз поехал вожатым. Было очень страшно, потому что лагерь переименовался, поменялся, и я боялся прийти в коллектив, потому что если раньше меня все знали, то теперь было много новых людей. Но когда я приехал, было очень классно, и я почувствовал, что занимаюсь тем, чем мечтал.
У меня был в отряде парень, у которого были большие проблемы и с семьей, и с окружением, и с самооценкой. Мы с ним говорили, потом он приехал в следующую смену, и я видел, что ему уже лучше. И я всю смену ходил счастливый только из-за того, что видел, что есть результат.
Я отъездил три смены, и когда вернулся в свою обычную среду, понял, что я буквально другой человек. В лагере я тот, кем я мечтаю быть, а приезжая обратно, возвращаясь в ужасную рутину, снова становлюсь таким, каким я себе не нравлюсь. Поэтому мечта – заниматься лагерем круглый год.
Когда я был еще ребенком, кто-то из администрации лагеря сказал такую фразу, что уезжая из лагеря, ты приносишь часть лагеря с собой в свою привычную жизнь. Эффект обычно спадает через некоторое время. Но чем старше я становился, тем более глубоким был этот эффект. И сейчас я стараюсь говорить людям, что они тоже могут найти такой источник – не в этом лагере, а в целом в вере. Источник сил. И когда ты отдаешь другим людям, ты получаешь сил больше.
Как быть настоящим мужчиной? Можно ли этому научиться? Насколько много в становлении мужчины зависит от женщины?
Родители читают довольно строгие правила лагеря и решают: «Да, нашему ребенку это подойдет, там его исправят, он станет лучше!» А как на самом деле?
Психолог-консультант Петр Дмитриевский о том, можно ли прожить без конфликтов, почему они возникают и как их преодолевать, не разрушая семью.
Сложно понять и принять, что деменция неизлечима, но можно продлить светлый период.
Актер театра и кино Сергей Перегудов о зрелом отцовстве и о том, как востребованному артисту успевать быть папой и как быть родителем в тревожные времена.
Подросток, девочка 14 лет в прошлом году ездила в лагерь Фавор. Ей всё очень понравилось и дети и вожатые и мероприятия, но бытовые условия не обеспечивали гигиену. Она не могла помыть голову и тело тёплой водой. Когда доходила её очередь мыться, горячая вода уже заканчивалась, а для девочки важно чтобы тёплая вода была всегда. И ещё одно правило вызывало недоумение: почему во время трапезы нельзя разговаривать и даже попросить передать соль? Это правило монастырского устава, а не детского лагеря.