Портрет отца: Сергей Фомин, фотограф, отец двух дочерей

Быстрыми штрихами изображает лицо человека художник на морской набережной или на пешеходной городской улочке, но привычные его руки, опытный глаз схватывают что-то такое важное, глубокое, скрытое в человеке. Вот и мы решили рисовать портреты отцов. А пока работает художник, поговорим с нашими героями об их отцах и собственном отцовстве, о детстве и детях. И в разговоре этом, может быть, проявятся очень личные, особенные для каждого переживания. А в целом эти портреты, мы надеемся, позволят нам лучше узнать мужчин современной России в контексте прошлого и будущего.

Директор фотоагентства в Москве, фотограф. Родился в 1966 году. Окончил химико-технологический институт и химический факультет Университета в Казани, кандидат наук. С 1992 по 2004 года руководил рекламной фирмой в Казани. Автор уникального проекта «Полет над Россией», в рамках которого делает художественную фотосъемку с различных летательных аппаратов. Отец двух дочерей: Лиля (1993 г.р.), Мария (1998 г.р.).

Сергей Фомин, фотограф, директор фотоагентства, отец двух дочерей

О семье, детстве и бабушке-супердруге

Можно сказать, меня бабушка вырастила. Она была самый добрый человек в мире, из тех, кого я знаю. Она никогда не кричала, никогда не оскорбляла других. Дедушку убили на войне, и она растила двух дочерей одна, работала воспитательницей в детском саду.

Когда я родился – мы жили в бараке: семь квадратных метров на четверых с туалетом на улице. У нее никогда не было ничего лишнего: никакой лишней одежды, никакой лишней еды, ничего. В саду у нее все росло какими-то безумными темпами, все цветы цвели, все яблони и вишни плодоносили. Родители прикупили маленькую дачку, там на трех сотках уже бабушкины таланты проявились в полную силу. На этом «пятачке» какой-то рай вокруг нее все время сам образовывался.

Сергей Фомин в юности

И она все время возилась со мной: какие-то сказки читала, участвовала в моих делах… Даже когда я альпинизмом занялся, распорола свое пуховое одеяло и сшила вместе со мной первую куртку-пуховку – тогда их не продавали, а без такой одежды ходить в горы сложно. Мы где-то купили с друзьями списанные парашюты, а пух просто так было не купить. Рюкзаки со мной шила… То есть это был такой супердруг.

Родители, по крайней мере, не мешали: они были инженерами на заводе органической химии, могли работать по две смены подряд, дома не ночевать, по каким-то колоннам сорокаметровым в мороз лазить, чтобы приборы смотреть – и я не могу сказать, что их пример меня вдохновлял.
Но были и семейные праздники, и какие-то рыбалки, походы. Выбор развлечений в то время был очень ограничен: воскресенье, зима — значит на лыжах, лето – какая-то рыбалка, палатка где-нибудь на Волге, Каме. У нас была семья, и я никогда не чувствовал себя брошенным. Отец, и мама, слава Богу, живы до сих пор.

Об отце, механике и зуде в руках

У отца тяжелейший характер. Он на самом деле невыносим в долгом общении, но при этом он гениальный механик. Сам может разобрать-собрать любую вещь, усовершенствовав ее по дороге.

У него были действительно такие выдающиеся подвиги в этом плане. Например, на «Оргсинтезе» упала огромная колонна перед запуском и не заработала. Ее тащили на тягачах, на каких-то баржах доставляли из Германии, с превеликими трудами, поднимали провода, убирали какие-то путепроводы даже на пути, и чтобы починить, ее нужно было волочь назад. А отец придумал, как сделать все на месте. Тогда ему немцы подарили то ли кассетный, то ли катушечный магнитофон «Грюндиг», которого ни у кого тогда не было – в общем, это считалось сильно круто, что его так премировали.

Сергей Фомин

Он и сейчас (восемьдесят лет исполнится в этом году) работает на заводе по производству медицинской техники и разрабатывает всякие устройства хитрые для его нужд.

Я не такой гениальный механик, но благодаря отцу у меня нет страха перед железками: я не знаю, как собрать, а разобрать я тоже могу что угодно. Действительно, какой-то общий подход к механизмам и понимание необходимости механики в нашей жизни пришло от него. Он меня таскал в гаражи, что-то мы с ним там разбирали, точили, где-то что-то постоянно ремонтировали. Я не скажу, что мне это тогда нравилось – я и сейчас не скажу, что очень люблю это дело, но периодически что-то мне вдруг хочется делать. Могу взять паяльник и спаять какую-то электросхему, или накупить инструментов и два дня строгать, пилить и сколотить что-то, может быть, менее ценное, чем эти инструменты – но, по крайней мере, у меня есть зуд в руках.

О разных традициях и уважении

Я рос в таком обществе и среди таких людей, где не было национализма, уважение к другим национальностям было на высоком уровне, хоть многие сейчас заявляют, что Союз был тюрьмой народов. Я один ходил по Памиру, по Таджикистану, Узбекистану, мог зайти в любую семью – и встречали меня как друга. Мы уважали чужие традиции и нас уважали, и был искренний интерес друг друга изучать. Ненависти и снобизма не было. По крайней мере, на моем уровне я этого не видел.

Жена у меня – из чисто татарской семьи. У нас две дочери. (Старшая — у жены от первого брака, ей было около полутора лет, когда мы стали вместе жить. Она зовет меня папой, и я чувствую, что она моя дочь.) Родственники жены бы слегка шокированы, что у них появился русский, но, в принципе, смешанные браки были вполне рядовым явлением.

Я рад, что это отношение как-то сейчас в детях развивается через, может быть, наш вот этот вот опыт переездов и путешествий…

Фото Сергея Фомина. Москва

О том, как дважды пришлось начинать с нуля

Я кандидат химических наук, химик-исследователь, инженер. Когда я защитился, у страны кончились деньги на все это «баловство». Мне самому было нечего есть, но это было полбеды, самая большая проблема, что у государства не было денег на серьезные исследования (их до сих пор нет).

Поработав в разных местах во время подготовки диссертации, я понял, что трачу время впустую. Я строил карьеру, с седьмого класса занимаясь химией и выигрывая какие-то олимпиады, у меня первые статьи вышли за рубежом на первом курсе института, я просто пропадал в лаборатории с 8 утра до 12 ночи и был счастлив работать именно в этом направлении. И вдруг я понял, что вся эта наука, все мои устремления – это путь в никуда… И если раньше я, защитившись, мог бы рассчитывать на какое-то вполне обеспеченное по тем временам будущее, то теперь я понял, что будущего у меня не будет. И я стал выстаивать все заново.

А в 1998 году у меня было ощущение, что у меня все, что я построил, опять смело. Это серьезно все повлияло и на мировоззрение, и на стратегии, и на дальнейшую жизнь.

Младшая дочь родилась в год кризиса, как раз на пике, можно сказать, испытаний. К тому моменту у меня была в Казани большая рекламная фирма, мы делали одни из первых в стране «Желтые страницы», у нас почти сто человек работало, была рекламная газета. И вдруг сталоневозможным что-либо заработать, и мне пришлось «бомбить» в такси для того, чтобы хоть памперсов купить.

Об эмиграции

Но жизнь-то не останавливалась. Дети даже тогда не очень замечали, что что-то не так. Маленькую дачку мы смогли купить еще до кризиса — в деревне, которая что-то вроде московского Переделкино. Там, в марийской тайге, вокруг барды, адвокаты и всякие интересные люди, куда презжало много людей, известных в стране (Никитин, Городницкий), и дети все были общие, они росли счастливо, хорошо.

Но после 1998 года я понял, что надо более серьезно к своим собственным тылам относиться, и мы подали документы на эмиграцию в Канаду. Правда, когда нам разрешили туда уехать, у нас опять было уже все хорошо. Я создал фотоагентство, в котором сейчас работаю, и, по сути дела, работал и жил на две страны, а семья переместилась на пять лет туда.

Такой разрыв с семьей – это серьезное испытание для семейных отношений, даже несмотря на то, что я был там, приезжал, месяцами жил, и в это время я меньше работал и мог больше с детьми проводить, мы и гуляли, общались, учились… И детям, конечно, пришлось непросто, хотя Канада идеальная страна для того, чтобы растить детей, но все равно любая эмиграция – это тяжело. Старшая успела походить один год в школу в России. Ее было восемь, а младшей, соответственно, три.

Но в конечном итоге, все мы только выиграли от этой поездки. Потом супруга получила очень хорошее предложение возглавить бизнес в России, и дети вернулись сюда с замечатльным языковым и культурным багажом, и сейчас они, собственно говоря, люди мира.

Фото Сергея Фомина. Волга

О фотографии и наглости

Я не с Луны свалился: я фотографировал как любитель, у меня были всякие «шабашки» еще в студенчестве (какой-нибудь детсадик снять, елочку). А вот когда уже существовала фирма, нам нужно было сделать презентационный буклет одного из районов города, а все фотографы, которым я доверял, были заняты.

По рекомендации пришел фотограф, весь увешанный аппаратурой, но я видел его первый раз и понял, что мне самому придется ездить с ним, чтобы просто объяснить, что нужно. И в качестве шутки возникла идея спора: мы снимаем одновременно одни и те же объекты, проявляем и вслепую даем авторитетному для нас обоих мастеру фотографии, и если у меня будут отобраны фотографии, то они тоже пойдут в дело. Он посмеялся. Но получилось так, что я у него примерно процентов 70 или 80 этого заказа отобрал, и сделал из этого логичный вывод, что, во-первых, мне это нравится, во-вторых, это какие-то деньги, которыми мы не были избалованы тогда, и почему бы не продолжить в таком же духе.

И я тут же пошел к самому богатому своему клиенту и предложил ему сделать огромный красивый календарь, который никто для них до этого не делал, и тут же получил на это деньги и оказался перед очень серьезным заданием, которое – ну, я почти умер, когда закончил делать. Это был первый календарь ночной съемки города, а надо учесть, что в то время освещение улиц было так себе.

Но было желание работать, было желание соревноваться, учиться и, слава Богу, наглости хватило и хватает до сих пор.

Сергей Фомин

О полетах, экстриме и глубине взгляда

Сегодня я больше занимаюсь административной работой. И «Полет над Россией» — это отдушина, чтобы совсем себе тут пятую точку не отсидеть.

Мне вообще нравится экстрим, встряска – вкус жизни как-то надо чувствовать, не все в кресле сидеть или в кино с попкорном. Я занимался много альпинизмом, ходил на всякие семитысячники, совершал достаточно рискованные восхождения, поэтому жена с рождением младшей дочери и сказала – хватит.

Естественно, я всегда страхуюсь. Еще со времен альпинизма, я уверен, к безопасности в любом экстриме надо очень серьезно относиться.

Первый раз с воздуха я снимал какое-то казанское здание с тяжелого вертолета — я просто пролетел и снял. А потом нашелся человек, заинтересованный проектом, и он помог мне начать работать. И вот когда уже яначал серьезно эти заниматься, я понял, что это очень тяжлея работа. Физически, прежде всего, тяжелая.

Сергей Фомин

Я снимал с самолетов, вертолетов, дельтапланов и парапланов, если есть возможность поучаствовать в празднике, где летает одновременно куча воздушных шаров, то почему бы на воздушном шаре не полететь – кадры оригинальные.

Когда занимаешься вот таким делом, то взрослеешь, что ли, и уже не устраивает делать просто лубочную картинку, красивый вид. Хочется больше углубиться, про жизнь рассказать какую-то, и здесь воздушная съемка тоже может помочь. Она и философская иногда может быть…

Последний приют хлебороба. Фото Сергея Фомина

А пляжи — всегда смешно, но это добрый такой юмор. Люди там расслабленные. Просто можно фиксировать и каждый сантиметр фотографии потом долго разглядывать — это дело интересное. Я поэтому пляжи снимать очень люблю.

Фото Сергея Фомина

С дочками у нас были совместные полеты замечательные, им хватало приключений, и они, конечно, не выберут мой карьерный путь, но их прикалывает то, что я делаю. Им интересно, но они понимают, что иногда это интересно идет через большие испытания чисто физически, и не скажу, что они прям хотят через это пройти.

О стратегии воспитания

Конечно, дочкам что-то советуем, что-то иногда и запрещаем, но, в принципе, мы с супругой постарались, чтобы дети в доброй атмосфере росли: на них никто никогда руку не поднимал, они не видели каких-то серьезных скандалов, каких-то разборок, которые бывают в иных семьях.
Старшая дочь сейчас учится в университете в Торонто, и мы видимся только на зимних каникулах. А младшая учится в школе в Москве, и она возглавляет школьные благотворительные проекты в Африке. Например, они собирали деньги, чтобы построить школу в Ботсване.

Она два раза ездила туда – мне немножко страшновато ее туда отпускать, но она видит совершенно другую жизнь… Там голод – это реальный голод, и это реальная смерть, это реальные болезни, это СПИД среди детей, это дети, которые работают с трех-пяти лет, а матерями становятся в шестнадцать и так далее. Дети и даже взрослые в деревне, в которой они работали, не верили, что есть многоэтажные дома, поскольку у них там все из глины-соломы, – говорили: «они ж развалятся!». Многое дочка там увидела и многое на нее воздействовало. Это ведь совсем другой мир.

И дочь какие-то взгляды, ценности, которые отличны от моих, сформировала уже из своего личного опыта. Мы иногда с ней довольно жестко спорим, и я вынужден порой признать ее правоту.

Меня радует, что дочь развивается правильно. Мне кажется, что вот эта наша с женой стратегия: дать детям возможность увидеть, узнать, быть образованными и расти в какой-то позитивной среде, — она работает в целом. Если ты получил какие-то хорошие знания, образование, навряд ли ты все забудешь и будешь работать на каких-то работах неинтересных и депрессивных. Если у тебя были хорошие люди вокруг с самого детства, то такой круг ты себе и в будущем сформируешь. Если ты с детства живешь хорошо, навряд ли ты захочешь жить плохо.

Фото Сергея Фомина

Подготовила Анна Ионычева.

Художник: Варвара Гранкова.