Ради победы над подростком надо самому стать подростком…
Разговаривать с подростками надо на одном языке — на их языке. Выражаться как они, вести себя как они, повторять в точности все их привычки и принципы. Зачастую по-другому не понимают…
Я эту истину давно понял, потому что подростки — народ ершистый. Любое слово в их адрес может быть использовано против тебя самого.
Это мне в школе трудовик однажды поставил смачный «чилим». Как только в голове звенеть перестало, я воспринял его действия с должной благодарностью и почтением. С тех пор больше не порывался включать без спроса токарный станок. Меры техники безопасности заняли в бестолковой голове почетное место.
Современному подростку подзатыльник не дашь, на горох не поставишь. Я думаю, это правильно — есть методы более гуманные, но не менее действенные. Убеждают так, что отбивают всякую охоту спорить и пререкаться. Главное — не бояться смотреть им в глаза и… во всём соглашаться. А лучше всего — действовать по их собственным неписанным правилам.
…Эта троица появилась в нашем дворе пару недель назад. Вполне ухоженные, явно домашние и, на первый взгляд, благополучные дети. Знающие себе цену и «шибко грамотные» — за словом в карман не полезут. На вид — лет по четырнадцать.
По вечерам повадились устраивать посиделки на детской площадке. Шумные разговоры и смех сопровождались отборной нецензурщиной, кучами шелухи от семечек, заплёванными скамейками. Попытки моих соседей сделать им замечание вызывали ответный гогот: «А что вы нам сделаете?» В самом деле — не родителей же вызывать. Да и судя по воспитанию, эти домашние дети давно за пределами излишнего отеческого влияния.
Пугать таких участковым — тоже бесполезно. Как правило, эта категория детей отлично знает свои права и живёт ощущением безнаказанности. Пока не натворят чего-то действительно серьезного, закон для них относительно бессилен. Увы, семечки, плевки и шумные неприятные разговоры не входят в категорию тяжких преступлений. Очень удобная позиция — никого не трогают, но жизнь всем портят.
До поры можно было смириться с таким хамством, но однажды мои дочки отказались идти во двор.
— Там опять эти сидят! — хмуро прокомментировали своё решение девчонки и побрели включать надоевшие мультики.
На следующий день караулю эту компанию во дворе. Ждать они себя не заставили. Перепрыгивая через декоративную оградку, бросились к крохотной малышовой карусельке. Наша детвора тут же грустно перемещается к песочнице.
Карусель, рассчитанная на ясельный возраст, жалобно скрипит под запредельной тяжестью. Сколько она выдержит — пять, десять минут? Сломается – новую никто не поставит.
Подхожу ближе, смотрю в упор. В ответ самодовольные ухмылки. Они ждут реакции, после которой я превращусь в агрессора, а они будут считаться пострадавшими. Им можно всё, я же с точки зрения закона абсолютно бессилен. Прекрасно понимаю, что уговоры в данном случае — как красная тряпка для быка. Они именно этого и ждут. Ждут, чтобы лишний раз продемонстрировать свою неуязвимость и безнаказанность.
— Да, мы тоже ещё дети! — вызывающе кричит мне в лицо один из подростков. Двое других поддерживают товарища хохотом.
— Так никто и не спорит, — спокойно соглашаюсь я. При этом решительно останавливаю карусель, сажусь на её край, закидываю ногу на ногу и демонстративно погружаюсь в содержимое смартфона. Попутно засовываю в рот пластину жевательной резинки и начинаю смачно нажёвывать. Всем своим видом показываю, что окружающий мир для меня больше не существует.
Затылком чувствую коллективное замешательство. Растерянные большие дети возмущённо пыхтят, пытаются намекать на моё вероломство. Спустя пару минут этого бормотания, цинично сплёвываю себе под ноги. Жест красноречивей некуда: «Жалуйтесь, кому хотите». Единственное, что меня всерьез волнует в этот момент, — состояние карусели. С моим участием нагрузка возросла до уровня критического, но риск оправдан. По-другому принципы морали до подрастающего поколения не донести.
Они нехотя, с нескрываемой злостью покидают нашу бедную карусель, недолго думая занимают качели. Один забирается с ногами, усаживается на спинку. Говорит громче прежнего, без устали заплёвывая сиденье. Двое других раскачивают своего товарища. Мат трёхэтажный — ведётся демонстративное обсуждение первого опыта употребления алкоголя и физических достоинств одноклассниц. Молодые мамы с малышнёй спешно покидают детскую площадку. У меня в душе всё кипит.
Подхожу вплотную к качелям, становлюсь прямо между двумя приятелями, набираю номер старшего сына. Он на работе, получает первый производственный опыт. Специально устроился на лето, чтобы заработать немного денег и попытаться определиться с будущей профессией. Впечатлений хватает и ему всегда есть что рассказать. Увлечённо и громко обсуждаю с ним подробности очередного трудового дня.
Поначалу моё «вторжение» воспринимается подростками с нескрываемой радостью. Они дождались моей реакции, но явно не знают, что с ней делать. Говорить им становится всё труднее, я повышаю голос, перебиваю каждую их реплику, но при этом остаюсь вне прямого контакта. Я всего лишь обсуждаю свои личные проблемы, которые их не касаются. Даже не смотрю в их сторону, они же рассматривают меня в упор. Я это чувствую, потому, как обсуждение какой-то разнузданной молодёжной вечеринки постепенно сходит на нет.
Придираться ко мне бесполезно, веду себя в точности как они. Фактически, не сделав большим детям ничего плохого, порчу им жизнь. Искать поддержки у окружающих бесполезно — достали всех. Да и в случае чего, весь двор будет на моей стороне.
Нарушители общественного покоя молчат и плюют мне под ноги. Я тоже начинаю плевать себе под ноги через каждое предложение. Для полноты картины мне нужно начать громко материться. Однако в каждом человеке есть внутренне табу, через которое он переступить не в силах. Да этого и не требуется.
Они уходят, совсем. Пытаются что-то выкрикивать и вызывающе хохотать, но смех натужный. Уже несколько дней наш двор живёт в относительной тишине и покое. Единственное, что нарушает размеренное течение лета — детский визг. Он не мешает жить, напротив — доставляет искреннее удовольствие. Мой домашний телевизор не включается третий день, мультики отложены до сезона дождей, который традиционно начинается в середине августе. До этого момента моих дочек домой не загнать.
Не знаю, насколько правильно я поступил. Говорят, зло нужно побеждать добротой. Отчасти согласен, но только в том случае, когда тебя хотят услышать. Большие дети к этому не стремились. Очень надеюсь, что через мое поведение они уяснили важный урок — неуважение может оказаться взаимным. Думаю, в жизни им пригодится.
Когда я рассказал близким об этом случае, поддержали меня не все.
— А если бы они водку начали пить, глотать «колёса» или устроили оргию прямо на лавочке перед песочницей?
— Это уже не катание на детской карусели и прописано в административном и уголовном кодексах. Здесь нет двояких толкований и можно смело звать участкового, — парировал я.
При этом скрывать не буду — осадок неприятный на душе остался. Стыдно за собственное поведение. Уподобляться подобным выходкам не самое лёгкое испытание. Однако, наверное, надо иногда показывать детям, как делать нельзя. Но, конечно же, знать меру – суметь не переступить тонкую грань между воспитательным процессом и откровенным ответным хамством.
Ребёнок фантазирует или уже обманывает — где грань? Как реагировать родителям, когда дети говорят неправду? И как самим не провоцировать на ложь?
У меня не было такого, как в фильмах, когда сын и отец у костра сидят, и отец говорит: «Сынок, когда-нибудь ты станешь взрослым…» Поэтому приходится внутри своей семьи постоянно биться об углы непонимания. А мы, взрослые верующие люди, должны стараться своих детей к браку подвести максимально подготовленными.
Семь из семи человек, честно прочитавших эту книгу единодушно говорили о том, что будто заново пережили яркие моменты своего детства – пусть фрагментарно, пусть отрывочно, пусть неполно, но зато как правдоподобно!
Сложно понять и принять, что деменция неизлечима, но можно продлить светлый период.
Актер театра и кино Сергей Перегудов о зрелом отцовстве и о том, как востребованному артисту успевать быть папой и как быть родителем в тревожные времена.