Ёлка

Скоро Новый Год. Ёлки несут. А у меня нет ёлки. Осталось два листочка календаря. На последнем — картинка: тридцать первое число висит на ёлке, украшенной большими шарами. И написано: «С Новым Годом!»

У всех будет ёлка. У Толика на балконе давно лежит. Большая, с улицы макушку видно. У Наташки тоже есть — её запеленали в простынку и на веревочках спустили за окно, на карниз, а веревочки крепко накрепко к форточке привязали. Снежком её присыпало — не завянет. Завтра достанут, наряжать будут. Наташка меня звала помогать. У неё игрушек! Три большие коробки.

photosight.ru. Фото: Бородина Ольга

Ничего — у меня тоже всё будет: и ёлка, и игрушки. Папа обещал. Просто ему сейчас некогда — конец года и работы много. А вечером какие же ёлки? На базаре одни палки остаются. А мама после работы сразу в магазин, и бегом домой, ужин готовить.

Папа сегодня сказал, когда мы пили утром чай:

— А может, мы без ёлки? А? Нарядим щетку, повесим лампочки и плясать будем. Ну, что ж теперь делать — нет ёлки и всё тут. Даже искусственных приличных нет, все маленькие, – сам так виновато на меня и на маму посмотрел.

Ну, всё. Раз он так говорит – значит, ёлки не будет. Я носом в чашку уткнулась, а слезы у меня прямо в чай так и закапали. Тут мама и папа вскочили и давай меня гладить, жалеть и уговаривать. Так и разошлись мы грустные: я в школу, мама на свою работу, папа – на свою. Папа, когда уходил, обнял меня покрепче и сказал:

— Не плачь, я постараюсь.

Я как из школы прибежала, так сразу стала ждать. Уселась на подоконник, грызу сухарик с маком и смотрю на улицу.

Идут, идут люди с сумками, с ёлками, с тортами… Ёлок насчитала пятнадцать штук. А папы всё нет. И мамы почему-то тоже… И темнеть стало. Я раньше никогда не замечала, как темнеет. Гуляешь, гуляешь — и вдруг уже темно, и мама завёт домой с балкона. А тут я увидела, что сперва зажегся огонёк в доме напротив, потом зажглись фонари и всё как-то поголубело, и снег и деревья. И небо стало всё синеть, синеть, а огней всё больше и больше. И наступил тёмный вечер.

Я стала смотреть, в каких окнах уже горят ёлочные огоньки, и считала эти окна. Я загадала, если насчитаю чётное число «ёлочных окон», то ёлка у меня будет, а если нет, то нет. И только я начала считать, как в дверь так сильно и долго зазвонили, что я испугалась. Папа так не звонит. Он звонит, как будто на звонке играет: сначала один раз, потом три раза кряду и получается: «Я пришёл, пришёл, пришёл!» У мамы тоже свой сигнал: «Ва-ша-мать-при-шла!» А тут какой-то бандитский звонок. Я подтащила табуретку к глазку. А звонок еще громче, еще сильней! Смотрю в дырочку: там за дверью темно и что-то лохматое шевелится. Страшно!

— Кто там? — спрашиваю.

А папа из-за двери кричит:

— Я, открывай! Скорей!

Только я дверь отперла, как на меня полезла целая куча еловых веток: холодных, колючих, дремучих! И папа в них барахтается. Никак вместе с ёлкой в квартиру не влезет. Пришлось вторую половинку дверей открывать. И…!Вот она! Елка! Елочка моя! Пушистая! Душистая! Зеленая моя!

А по лестнице мама поднимается и в руках у нее огромный картонный ящик, крест-накрест бечёвкой завязанный. И на крышке нарисован Дед Мороз с ёлкой — игрушки! Ура! Ура! Ура!

Мы втащили елку в большую комнату и прислонили её к стенке. И она уперлась макушкой в угол потолка. А ветки заняли чуть ли не полкомнаты. Папа сбросил пальто и шапку на диван, и я от радости запрыгнула ему на спину, и мы с ним так проскакали по всем комнатам и в спальне повалились на большую кровать. А мама тоже смеялась, хотела нас разнять, но тоже упала на нас и получилась куча мала. И мы все хохотали, обнимались и орали: «С новым Годом! С Новым Годом!»

Если табуретку перевернуть вверх ножками, опустить туда ведро с водой и поставить в ведро ёлку, – конечно же, её надо привязать покрепче к табуреткиным ножкам, – то она будет стоять очень долго. И наша ёлка стояла весь январь. Мы подливали воды в ведро, и она почти не осыпалась. Вечером мы зажигали на ней лампочки, она светилась, как в первый новогодний вечер зелёными и золотистыми огоньками, и не надо было включать торшер, и все знакомые удивлялись, что у нас не кончается праздник.

Наташка свою ёлку выбросила на второй день нового года — осыпалась. Она сиротливо валялась у подъезда, и дворничиха тетя Таня воткнула её в сугроб — пусть, будто растет. Толик тоже через несколько дней вынес свою ёлку — сухую, жёлтую, с обрывками дождя и ваты на веточках, и бросил её на помойку. Братишки Никишкины свою ёлку выбрасывать не стали. Они катались на ней с горки весь день и бросили её среди фанерок прямо тут же, в конце ледяной дорожки, упирающейся в сугроб.

А я из-под своей ёлки выгребала сухую хвою по два-три совка до тех пор, пока она не перестала осыпаться. Наконец, остались только хрупкие высохшие веточки без хвоинок и на них шары и бусы, потускневшие от пыли.

— Пора, — сказала как-то раз мама и вздохнула. — Всему когда-нибудь приходит конец.

И молча сняла с ветки пыльный шар и стерла с него ладошкой пыль.

— Пора, — согласился с ней папа. — Но… можно сделать продолжение.

— И он приставил к маминому носу большой серебряный шар, и мамино лицо в нем вытянулось и превратилось в сплошной толстый нос, а глазки стали, как у муравья. Она засмеялась, а папа обнял её, и в шарике отразились два толстых носа.

— Нет, я отказываюсь выбрасывать елку, — сказал папа. – Она мне слишком дорого досталась. Я с ней чуть в милицию не загремел, все думали, что я её спилил в Александровском саду.

— А правда, где ты отхватил такую?

— Секрет!

— Ну, папа!

— Секрет! Обещал молчать, а то в следующий раз не дадут.

Так мы от него ничего и не добились. А потом наступил вечер, и я побежала смотреть по телеку Филю с Хрюшей. Папа тоже всё заглядывал ко мне в комнату и ждал, какую погоду объявят на завтра. И очень был доволен, когда сказали, что ночью будет мороз и метель.

Я долго не могла уснуть. Свистела за окном вьюга, и качался фонарь. Я лежала и всё прислушивалась: что там происходит на кухне. А там жужжала кофемолка, мама смеялась, и папа что-то рассказывал. И то и дело скрипела балконная дверь.

«Секрет… — думала я — Какой, интересно, секрет?»

А секрет был вот какой.

Утром на балконе стояла белая от сосулек и снега наша елка. Веточки толстые, как оленьи рожки!

photosight.ru. Фото: Irina)

Вечером папа снова поливал ёлку из ковшика: наращивал сосульки. Мы теперь каждый выпуск новостей караулили прогноз погоды. Объявляли, что морозы будут и дальше сильные. От радости мы танцевали на кухне перед нашей ёлкой, сосульки на которой делались все длинней и длинней.

— Опять мороз, да здравствует мороз! — пели мы на все голоса.

— А давайте повесим шарики! — сказала мама.

И мы достали из коробки три самых больших шара. Красный — мама, синий — папа, а зеленый — я.

— А давайте, проведем на балкон проводочек под дверью, — сказал папа, — и включим гирлянду в розетку на кухне. И будет гореть.

Так мы и сделали. Стало так волшебно, что мы не зажигали свет, а стояли на кухне в темноте и смотрели через стекло на ёлку. Мама нас всех обняла и сказала:

— Какое счастье, что мы такие дураки!

Я побежала звонить по телефону всем ребятам, чтобы они скорее смотрели на мой балкон. А там, в синих сумерках падали снежинки и, застревая в обледеневших веточках, светились зеленым, розовыми и золотыми искорками.

Один раз, в воскресенье, мы с мамой и папой ходили гулять на овраг. Там была такая широкая ледяная горка, как дорога. И все ехали с неё прямо так, без санок: садились и ехали. Лед — он же чистый, как зеркало, не изваляешься. Ну, мы маму уговорили, и тоже съехали, втроем. Мама визжала, как девчонка, а потом мы хохотали и гонялись друг за другом в салочки. Мы шли от оврага тихими улочками мимо садов, заваленных снегом и папа всё удивлялся, как много рябины. Рябиновые гроздья висели красными люстрочками. Папа поднял меня, и я нарвала рябины полную папину шапку.

— Зачем тебе столько? — удивилась мама.

— Секрет! — подмигнул мне папа.

Дома мы развесили рябину на веточках нашей ёлки.

К нам на балкон всегда слетались птицы, а тут вдруг пожаловали снегири! Папа нечаянно увидел их рано утром. Он разбудил нас, и мы, тихонько ступая и прижимаясь к стенкам, пробрались в кухню, полюбоваться снегирями и не спугнуть их. Один раз целых шесть штук уселись на нашу ёлку, когда мы пили чай. Мы так и замерли, и сидели не дыша, пока они не улетели. Даже чай остыл.

Ребята спрашивали, когда мы свою ёлку выбросим, а я сказала:

— Никогда. Зачем же такую красоту выбрасывать?

А Толик покрутил пальцем у виска.

Фото: liveinternet.ru/xana_suray_II

В конце марта мама убиралась на балконе.

— Нет смысла дольше держать елку. Её и ёлкой-то назвать уже нельзя. Уж больно жалкий вид. Я лучше цветы в ящики посажу.

— Во! Правильно! — обрадовался папа. — Посадим много цветов: вьюнов, табаков, бобов и бешеных огурцов побольше! Только ёлку-то зачем выбрасывать?..

На дворе июль. Наша ёлка зеленеет. Да вот! И цветёт вовсю! Сиреневыми граммофончиками! И растут вовсю горох, огурцы и тыква. А ёлку даже и не видно стало под этой дремучей зеленью.

А мы с папой пританцовывали и пели:

— Что растет на ёлке?
Шишки да иголки!
Баклажаны и бананы
Выросли на ёлке!

И вот — созрел урожай. С верхушки свешивался огурец, а горох так и завивался вокруг каждого сучка. Соседи с соседних балконов удивленно и восхищенно улыбались нам, когда мы поливали наш еловый огород.

Фото: domashniydom.ru

— Ну, что? – торжествуя, спросила я у Толика, когда он с ребятами пришел к нам. – Теперь веришь, что на елке растут огурцы? Проиграл? Гони ножик.

Прошла солнечная осень, наступила дождливая и холодная. Урожай мы убрали, и ёлка, снова голенькая, мокренькая притулилась в уголке балкона.

И вот, как-то поздно вечером, когда выключили телевизор, папа сказал:

— Сон отменяется, будет ночной поход и прощальный костер.

У мамы округлились глаза, а я заорала:

— Ура!

Папа вытащил елку с балкона и вынес её на лестницу. Мы быстренько оделись и вышли в наш гулкий двор. Мы шли по темным переулкам, и нам встретился всего один запоздалый прохожий. В окнах гасли последние огни. Громко шуршали листья под ногами. Мы завернули за гаражи и очутились на пустыре.

— Ну, вот и пришли, — сказал папа и воткнул ёлку в груду битых кирпичей. Мы молчали. Папа чиркнул спичкой. Огоньки побежали по сухим, хрупким веточкам, сжигая и сворачивая их в раскаленные завитки. Ёлка вспыхнула ярко, осветила мамино грустное лицо, сверкнула золотым огоньком в папиных зрачках, и пучком красных искр, как салют, взлетела в небо. Всё. А мы всё стояли и смотрели туда, где они растаяли и превратились в звёзды.

photosight.ru. Фото: Deorg