Портрет отца: Владимир Хромов, директор Союза волонтерских движений, отец 4-х детей

Быстрыми штрихами изображает лицо человека художник на морской набережной или на пешеходной городской улочке, но привычные его руки, опытный глаз схватывают что-то такое важное, глубокое, скрытое в человеке. Вот и мы решили рисовать портреты отцов. А пока работает художник, поговорим с нашими героями об их отцах и собственном отцовстве, о детстве и детях. И в разговоре этом, может быть, проявятся очень личные, особенные для каждого переживания. А в целом эти портреты, мы надеемся, позволят нам лучше узнать мужчин современной России в контексте прошлого и будущего.

Родился 15 августа 1977 г. Кандидат экономических наук. С 2003 г. по 2005 г. занимал должность заместителем директора по экономике в коммерческой фирме. С 2008 по 2011 – руководитель проекта развития больничного волонтерства в фонде «Подари жизнь». С мая 2011 – директор Ассоциации некоммерческих организаций «Союз волонтерских организаций и движений». Женат. Четверо детей: Анастасия – 17 лет, Мария – 8 лет, Андрей – 6 лет, Надя – 4.

Владимир Хромов, директор Союза волонтерских движений», отец 4-х детей

О детстве и накрепко привязанных досках

Это очень показательно, как многое от наших родителей через нас передается нашим детям, из поколения в поколение. Например, мой папа транслировал мне – и через меня моим детям – массу вещей.

Папа и дедушка играли в шахматы просто как любители – нас с братом отдали в шахматную секцию (брат третий разряд выполнил, я стал мастером ФИДЭ). И у меня дети на шахматный кружок ходят. Шахматы даже трехлетней дочке интересно. Её еще не взяли, но дома есть шахматы, мы можем подвигать фигурки. Она еще не знает, как ходят фигуры, но знает, как какая называется.

Мы с братом погодки, и лет в 10-11, в 87-ом году, отец отдал нас в секцию дзюдо в доме пионеров, потому что сам в свое время занимался карате. А сейчас я каратэ занимаюсь, вот и детей водил несколько раз, им нравится – тренера ищем к дому поближе. У меня вообще мечта была, чтобы было три мальчика и одна девочка. Думал, что научу мальчиков драться, они на улице будут везде сестренку защищать. А получилось наоборот – три девочки, один мальчик.

Отец был инженером по наладке котельного оборудования, после перестройки создал малое предприятие. А для удовольствия – занимался творчеством, делал ювелирные украшения маме. Из серебра и поделочных камней, их можно было купить на «Горбушке», на «Птичьем» рынке. Папа сам собрал станок для обточки камней, меня привлекал, показывал. Лет в 16 я сам сделал два или три колечка, потом все это ушло, но я знаю, как делать, детей могу научить.

Могу научить детей дырку просверлить дрелью. Пока им рано, но когда смогут дрель держать, сразу начнут дырки сверлить, и пилить, и строгать. Не потому что у нас в этом есть необходимость, но потому что они должны уметь что-то делать своими руками.

С 3 до 8 лет нас с братом родители вывозили на четыре месяца жить в палатках с дедушками и бабушками. Это была капитально установленная палатка на берегу реки Угры, 10 метров вперед – речка, сзади метр — лес. Комары, мухи, рыбная ловля на червя, резиновая лодка, грибы, ягоды, никакой горячей воды, питьевая вода из родника… Здоровое, нормальное человеческое состояние. Поэтому я не боюсь земли, не боюсь что-то отпилить, приколотить. Хотя, конечно же, мы там больше отдыхали, поскольку бабушка с дедушкой обеспечивали все — готовку, защиту…

Дед на фронте не воевал, но был механиком в авиационном полку, иногда летал вторым стрелком. Это было совершенно другое поколение людей, чем сейчас, они выросли в очень жестких условиях, когда никто не будет с тобой цацкаться. Когда мы жили в палатках, у деда всегда лежал топор под подушкой. Если какие-то алкаши деревенские приходили, он выходил с топором и говорил: «А если я тебя тресну?» И все сразу уходили, потому что понимали, что треснет.

Когда нам было лет 13-14, как-то мы в очередной раз ехали в деревню, на багажник вместе с папой грузили доски, вещи. Привязывали толстой веревкой, папа перекидывал ее нам, мы с братом её под багажником протягивали, кидали обратно, он говорит: «Ну, давайте, давайте, затягивайте». Мы затянули, а он: «Да чего вы так слабо?» И утянул очень сильно – с одной стороны, с другой, с третьей, еще сверху полиэтиленом закрыл все. Я говорю: «Пап, да чего ты? Тут уже ничего не отлетит, зачем ты так делаешь? Уже все, поехали». А он говорит: «Надо все так сделать, чтобы уж точно не отлетело». И это через 20 лет возвращается, я понимаю, что я своих детей буду так же учить: что ничего отлетать не должно. Надо сделать с запасом, чтобы ты был твердо уверен в том, что точно будет держаться.

Об отцовских советах и свободе выбора

Мама погибла в 95-ом, в аварии. Папы не стало в 2007-ом. Я еще работал в банке, но уже три года волонтерил в группе «Доноры-детям», а потом – в БФ «Подари жизнь», который помогает детям с раком крови. И в 2008 году принял решение перейти работать в фонд.

Проблемы с тем, чтобы резко поменять свою жизнь, у меня не было, морально после нескольких лет волонтерства я был к этому готов. У волонтеров такое часто случается: с хорошей, оплачиваемой работы в коммерции уходят на замечательную, но менее оплачиваемую работу в некоммерческом секторе. Меняется система ценностей, интересы меняются, становится интереснее помогать онкобольным детям, чем сидеть в банке и писать аналитические записки. Сначала хватает волонтерства в свободное время, потом вовлекаешься настолько, что полностью этим начинаешь жить. Может быть и обратная реакция: через 5 лет тебе надоест этот некоммерческий сектор, и ты уйдешь обратно в коммерческую компанию или создашь собственный бизнес. Отец, конечно, меня спрашивал: «Вов, ты точно понимаешь, это меньшие деньги, прерывание карьерных перспектив?» «Ну, пап, конечно, понимаю», – в 27-30 лет что-то не понимать сложно.

Я всегда с папой советовался. Это счастье – когда можно советоваться с близким человеком, когда понимаешь, что получишь в ответ что-то конструктивное, уважающее твою личную свободу. А не указание, как действовать, причем действовать только так. Я знал, что он какие-то мне свои мысли выскажет, но в любом случае решение принимаю я, это моя жизнь. Я всегда на папу равнялся, при этом понимая, что я могу сделать, как я хочу, считаю нужным. Но в любом случае после этого я всегда могу к нему прийти, это не изменит наших глубоко личных отношений.

Моя бабушка, папина мама, была очень достойным человеком, хоть у нее было три класса образования, обычная деревенская женщина, до войны работала на заводе, в колхозе, а потом попала в Москву. Она всегда очень за детей переживала. А мой папа в молодости играл на бас-гитаре, это был год 70-й какой-нибудь… Однажды он возвращался домой: мужику 17 лет, с бакенбардами, с ребятами идет с репетиции, 9 вечера. И у подъезда его встречает мама: «Ой, Витечка, ой, мой маленький, ой сыночек, да куда же ты вечером в 9 часов, хулиганы бродят, пойдем скорее домой, я чаек приготовила…» Отец рассказывал: «Я был готов провалиться сквозь землю, большего позора перед друзьями я не мог представить». Он говорил, что всю жизнь старался жить так, чтобы не повторять подобные ошибки. Не держать детей «в кармашке». А бабушка Маша так и говорила: «Вот вы мои детки, мне б вас в кармашек посадить, и чтобы вы у меня были всегда вот здесь, никуда не уходили. Зачем вам куда-то ходить? Сидите у меня в кармашке, и все будет хорошо». А отец поступал от обратного.

Потому человек и есть создание богоподобное, что мы свободны в выборе. Рамки нашей свободы не бесконечны, безусловно, но очень широки. Мы можем делать добро или зло, или и то, и другое, можем сами себе создать счастье, а можем испортить жизнь так, как никто не испортит. Но человек все может изменить всегда, если ответственно и рационально относится к себе и окружающим, к своей семье и детям.

О времени для семьи

Кроме работы я еще координирую волонтерскую группу в детской больнице. Но пришел к выводу, что выходные должны по максимуму быть посвящены семье. Это первое, что нужно понять для себя. Не всегда получается, но я стараюсь.

Второе – работа никогда не кончится: сколько её ни делай, её будет только больше-больше-больше. Осознание этого приходит не сразу. У так называемых «закоренелых волонтеров» есть мнение ошибочное: я сейчас немного поднапрягусь и все переделаю. А это замкнутый круг. Я так и жил: сейчас я немного ночью посижу, побольше поработаю – и все получится. Когда ты один, это не проблема, а когда ты отвечаешь за семью, за детей, за отвалившийся плинтус и неповешенные крючочки, так уже нельзя. Если у тебя дома развал, а ты сидишь допоздна на работе, делая большое дело, это неправильно.

Надо выбирать: либо то, либо другое. А если и то, и то, то и время надо выделять и сюда, и сюда.

В какой-то момент в голове происходит щелчок, что, раз я папа, у меня есть дети и я хочу, чтобы они выросли умными, достойными людьми, то ими надо заниматься. И на это надо выделить время.

Когда в семье много детей, то мама не может с одним сесть-заниматься, а другие сами по себе пусть бегают. Если и может, то на короткое время. Ей очень сложно выделять время для каждого конкретного ребенка. А у нас сейчас второй дочке 8 лет, с ней надо не просто общаться или играть, надо садиться, открывать учебник, тетрадки, разбирать примеры… Поэтому я установил для себя правило: стараюсь приходить домой хотя бы в 8 часов вечера.

Детям важно, чтобы было общение именно и с мамой, и с папой. Мама всегда рядом, а папа приходит-уходит, с ним меньше общения, и это два совершенно разных мира. Дома стоит груша, папа по ней «лупит» в свободное от работы время, а мама делает фенечки. Если папу попросить нарисовать, получится каракуля, мама лучше рисует… Дети сравнивают и берут то, что им ближе. Поэтому, если папа все время на работе, полноценной семьи не выстраивается.

О новых впечатлениях

Супруге нравится, когда она по волонтерским делам едет, по творческим убегает из дома, ей не хватает этого. А я наоборот общаюсь целыми днями с людьми со стороны, мне не хватает именно общения с детьми. И поэтому, когда я недавно остался на два дня с ними, мне было в кайф, два дня пролетели на одном дыхании. Огромное удовольствие, конечно, устаешь, но все равно это такое… новое…

И в семье всегда должно появляться что-то новое. Если вы выходные проводите по какой-то определенной схеме: утром кружок, днем что-то еще, допустим, магазин, – иногда полезно эту схему поменять полностью. Плюнуть на все, уехать на два дня к брату на дачу всем вместе или в дом отдыха. Или пойти куда-то всем вместе, где детям будет интересно. Должны быть яркие события. Особенно для детей это полезно, потому что, конечно, расширяет кругозор. А для папы с мамой полезно отдохнуть от рутины. Потому что человек не робот: он не может все время жить в режиме: «встал, пошел на работу, пришел с работы, позанимался с детьми, лег спать».

Когда семья большая, то даже сходить куда-то может оказаться недешево. Но можно же поднакопить, запланировать, что через 2 месяца мы идем вот в такое-то интересное место, отложить сумму и поехать. Потому что нужно, чтобы были какие-то яркие эмоции.

Об индивидуальном подходе

С каждым ребенком отношения строятся индивидуально.

Младшая Надя хитренькая, она очень соображает быстренько. Наверное, правильно говорят, что дети младшие в многодетной семье развиваются быстрее. Потому что им есть на кого равняться. Она понимает рациональную логику. Кто первый оденется, получит шоколадку. «Я!» Для нее работает это.

Андрюша твердолобый и идет вперед. Если он уперся, с ним можно все, что угодно делать, но его не убедишь. Его надо немножко рассмешить. Например, он не любит вставать рано, любит поваляться в кровати. Я долгое время пытался к рационализму апеллировать: «Андрюша, опоздаем, срочно вставай, в угол поставлю». А оказалось все просто: сейчас мы играем в подъемный кран. Если Андрюша не хочет вставать, Надя или Маша или мама зовут «подъемный кран», приходит «подъемный кран», немного его щекочет, потом его поднимает, это все очень смешно, всем сразу весело.

«Мы опоздаем» — для взрослого это ужас. С детьми единственный способ общения — игра. Они редко понимают рациональные схемы. Для ребенка гораздо важнее, что по дороге он увидит какую-нибудь птичку. Понятно, что это до определенного возраста, потом он начинает понимать, что опаздывать плохо, но до 7 лет с детьми надо очень много играть.

Маша — это девочка «наоборот». Если она говорит: «Я не хочу, не буду, устала, все болит», ты говоришь: «Ну, хорошо, не делай, будешь такой маленькой, агушечкой…» Она тогда: «Как это маленькой?» И начинает все делать сразу.

Старшей Насте 17 лет. Мы с ней общаемся просто как взрослые люди, у нее свой круг знакомых, друзей, она переживает перед ЕГЭ, как все нормальные подростки, выбрала вуз, куда будет поступать, ходит к репетитору. У нее уже свой мир, и ей гораздо интереснее не с нами, а со своими друзьями. Это нормально.

Родители должны отпускать детей в какой-то момент. Но это все равно испытание для родителей. Ты говорил: «Чтоб ты в 9 была дома, не позже, отзвонись». А теперь ребенку 17 лет – и это уже не ребенок, все её сверстники приходят домой в 11 вечера. Ну почему бы нет? Пусть придет в 10. Ты расширяешь рамки свободы ребенка, но это, безусловно, вызывает у тебя опасения. Как отпустить ребенка одного на улицу? В каком возрасте, куда? Как контролировать? Страшно. Но это все равно нужно делать. Мы растим детей не для того, чтобы оставить их с собой. А для того, чтобы они жили полноценно своей собственной жизнью. Нет другого выхода. Если ты не будешь рисковать, ребенок сам уйдет, но просто будет травма тебе и ребенку.

Или, например, мы у Насти проверяли уроки. В какой-то момент она сказала: «Все, давайте не будем у меня уроки проверять, я буду сама». Ну ладно. А потом она стала понимать, что ее не сделанные уроки — это её же время, которое она тратит на дополнительные занятия, её же двойки, которые приходится исправлять. В 15 лет человек может все очень четко про себя понимать и гораздо больше, чем родители.

О ежедневных жизненных уроках

Мы не можем ребенка оградить от внешнего мира, но мы можем объяснить, что хорошо и что плохо, мы можем дать ребенку нравственные ценности, некие базовые вещи. А потом он выберет для себя сам, куда идти.

Машу одно время угощали в школе чупа-чупсами. И у нее от этих чупа-чупсов начался кариес, разболелись зубы, пришлось молочный зуб лечить. Мы ей объяснили: «Маша, вот видишь, что будет, если есть все, чем угощают. Хочешь, раз в месяц съешь этот чупа-чупс, но каждый день, каждую неделю – нельзя, это просто вредно». Она сейчас их почти не ест, даже если угощают.

В любом случае, ты каждого ребенка каждый день тащишь вверх. Никакого самообучения на пустом месте не существует. Мы стараемся детей учить и бытовым вещам. Например, если мы стираем белье, то трехлетняя Надя помогает белье взять, загрузить в машинку, кнопочки нажимать – ей очень нравится, она все это знает.

Или какао себе заварить. Ребенок должен научиться сам себе какао делать. Это же гораздо интереснее, чем взять и выпить готовое: тебе налили, помешали. И это тоже развитие ребенка. Он сам берет чашку, может разлить, а ты просто говоришь: «Ты разлил, вот тебе тряпочка, бери, вытирай, чтобы было чистенько». И взрослые иногда разливают, и тарелки разбивают. Но по-взрослому: сам разбил – сам убирай. Сам сломал машинку – вот тебе спичка, намазывай клеем, сам клей.

А как по-другому? Когда у тебя четверо детей, ты просто физически не успеешь за ними все убрать.

И все их споры разрулить, как верховный арбитр, ты не можешь. До какого-то момента — да. Потом ты понимаешь, что нужно им подсказать, как самим договориться. Отнял Андрюша машинку у Нади, Надя рыдает. Говоришь: «Скажи Андрюше: давай поменяемся, или: это моя машинка, или: а можно я возьму твою вещь?» Они учатся находить общий язык. И это очень мне нравится.

О дружбе и наказаниях

Папа — это тот, кто любит, холит, учит чему-то, примером показывает и ругает. Есть мультик про пингвиненка Лоло. Там есть такой эпизод, где пингвиненок убежал, вся деревня его разыскивала, а он где-то бегал, ему было весело. Потом он пришел домой, мама бросилась его обнимать: «Как хорошо, что ты нашелся», а папа взял его и по попе бом-бом-бом, поставил перед собой и говорит: «Больше не убегай». Мне кажется, это нормально. Папа наказывает, но не потому, что он злится или более сильный, а потому что так надо.

Что такое наказание и когда оно необходимо? Когда ребенок переходит некую черту дозволенного в нашей семье. Нарушает известные всем правила и по каким-то причинам продолжает это делать. Ты наказанием говоришь: ты совсем неправильно себя ведешь. Какие наказания возможны? Встать в угол, остаться без мультика, все получили шоколадку, а ты не получил.

Очень важно, чтобы ребенок знал условия предварительно. Ты же знаешь, что если будешь ходить по луже, то будешь грязный – ты сам себя наказал. Ты же знаешь, что нельзя кидаться игрушками в сестер, кинул – постой в углу, подумай. При этом как только ребенок подходит и говорит: «Папа, извини, я все понял, я больше так не буду», — сразу вопрос снимается, и он идет мириться с тем, кого обидел. Наказание ни в коем случае не прерывает диалога и общения, и когда ситуация исчерпана, сразу можно пошутить, поиграть.

Мы стараемся не обижать друг друга. Нет установки на насилие. Ни на физическое, ни на психологическое. Мы стараемся поддерживать друг друга. Нам должно быть вместе интересно и весело. Папа, играющий с ребенком — это самые большие друзья. Друг — это человек, с которым тебе хорошо, уютно, комфортно, приятно, интересно, весело. Факт того, что ты можешь иногда ребенка наказать, никак с дружбой не противоречит. Мы же даже в отношении с нашими взрослыми друзьями иногда можем сказать что-то резкое, иногда можно сказать: «Знаешь, если ты себя так будешь вести, я с тобой перестану общаться». Или: «Я не готов с тобой в таком тоне разговаривать». Или что-то еще.

Мы друг друга принимаем и любим, как близкие люди. Папа с ребенком принимают и любят друг друга — всегда, безусловно, в любом случае. Что бы ни было, я его папа, а он мой ребенок. Это очень тесная степень близости. И никаких универсальных рецептов не существует, кроме любви и принятия.

Подготовила Анна Ионычева.

Художник: Галина Веденичева.

Читайте также: