Разрушительная сила гиперопеки

Считается, что родительская гиперопека – прерогатива мам и бабушек. Действительно, женщины чаще оказываются склонными «беречь» детей от нормального развития, проявляя о них чрезмерную заботу. Но и мужчинам обольщаться не стоит: механизмы возникновения гиперопеки универсальны. Гиперопека способна исковеркать жизнь любому растущему человеку, но если у него есть физические или ментальные нарушения, опасность возрастает вместе со степенью зависимости от близких. Арт-психотерапевт Александр Колесин, работающий с инвалидами и их семьями более 20 лет, делится своими наблюдениями.

Неотработанное горе

Александр Колесин

— Гиперопека, сверхответственность, суперконтроль – это очень распространённые психологические явления одного порядка.

С первых дней работы в сфере творческой реабилитации особых детей я столкнулся с неизвестными для меня ранее случаями патологической внутрисемейной созависимости. По сути, это были так называемые «дефектные семьи», то есть родственные группы с нарушенными, искажёнными, гипертрофированными отношениями между их членами. Причины этих нарушений, по большей части, были связаны с гиперопекой особых детей, прежде всего, матерями (хотя и не только).

Часто, после рождения ребёнка с тяжёлыми нарушениями развития, наблюдается распад семьи. В большинстве случаев с особым ребёнком остаются матери, хотя есть и редкие примеры воспитания ребёнка-инвалида отцом-одиночкой. Такая усечённая семья уже сама по себе является зоной риска, ибо предполагает замещение и смешение семейных ролей. Самое очевидное – замещение матерью роли отсутствующего отца – со всеми вытекающими из этого негативными последствиями.

Но надо помнить о нарушениях других внутрисемейных, родовых и общинных отношений. С распадом семьи рвутся не только супружеские связи, но и деформируется социальная среда новорожденного особого ребёнка. Даже если распались супружеские отношения, семейный круг матери и ребёнка не исчезает полностью: сохраняются дедушки и бабушки, братья и сёстры отца и матери, двоюродные братья и сёстры особого ребёнка, другие родственники. Все они могут участвовать и нередко участвуют в жизни этого ребёнка. Но порой этот ближний круг родственников не помогает преодолевать жизненные трудности, а ещё более осложняет проблемы выживания малой семьи. Дело в том, что не количество родственников, участвующих в жизни особого ребёнка, определяет качество его жизни, а то, насколько эти родственники безоценочно принимают ситуацию рождения особого человека, насколько они вовлечены в общение с этим ребёнком. Проще говоря, принимают ли родственники нового члена семьи на равных основаниях, а не в качестве «бедного родственника», ущербного от рождения, которым можно манипулировать и использовать в различных, чаще всего корыстных, целях.

— Каковы могут быть конкретные причины распада семьи?

— Чаще всего, вследствие того, что родители не провели психологическую работу принятия особого ребёнка. Принятие ребёнка с отклонениями в физическом или психическом развитии в семье проходит постепенно. Психологический рисунок поведения членов семьи похож на «работу горя» при потере близкого человека, только в нашем случае родителям приходится расставаться с устойчивыми психическими конструктами вроде ожиданий или иллюзий. Сначала родители переживают шок, отторжение, гнев, вину и, только пройдя эти состояния, «отработав» горе и бессмысленность поиска виновных, принимают особое дитя. Семья распадается, если не проходит испытания на какой-либо из этих стадий «отработки». Если же родители ребёнка проходят их вместе, то семья сохраняется и начинает прокладывать свой неповторимый жизненный маршрут.

— Кто-то кому-то навязывает вину?

— Супруги друг другу. Муж винит жену в рождении ребёнка-инвалида, жена винит мужа. Все родственники начинают лихорадочно искать в генеалогическом древе противоположной стороны в чём-то похожие случаи.

Рождение особого ребёнка действительно не случайно. Наследственные заболевания, информационно-энергетический метаболизм (по Антону Кемпински) – всё это может повлиять на формирование плода. Но на уровне профанного сознания «поиски виноватого» являются увлекательным занятием, превращаются в азартную игру, в которой уже никто не считается с чувствами близких родственников. На стадии горя и отчаянья муж обвиняет род жены или жена – род мужа в появлении «нестандартного» ребёнка. Взаимные обвинения, подогреваемые с обеих сторон, часто перерастают в устойчивую неприязнь родственников друг к другу. Постепенно формируется родовая обида и, впоследствии, на уровне коллективного бессознательного закрепляется родовая травма (по Берту Хеллингеру).

Исследователи архаических культур фиксируют устойчивую закономерность: матриархально устроенное общество чаще винит мужчину в появлении особого ребёнка, патриархально ориентированное – женщину. На этой почве возникает много предрассудков и охранительных обрядов. В наше «время перемен», усложнённое общественно-политическими катаклизмами после крушения коммунистической идеологии, семья особого человека оказалась чрезвычайно уязвимой к внешней интервенции «общественного мнения». В нашем коллективном бессознательном доминирует патриархальная установка. Если бы это было не так, матерей и отцов, оставшихся с детьми в результате распада семей, было бы приблизительно поровну.

Семья может распасться на том этапе, когда принимается решение о том, как будет преобразована жизнь её членов после появлением особого ребёнка. Отец ребёнка может предлагать один сценарий развития отношений в семье (в том числе и отношений с ребёнком), а мать — видеть иной сценарий, совсем не совпадающий с версией мужа. В этой «точке несовпадения» нежелание супругов слышать друг друга может привести к конфликту, который разорвёт семью. Дело не в том, кто прав – мужчина или женщина, дело в несовпадении бытийных парадигм (если хотите, ценностных установок). Если же муж и жена не только соглашаются оставить особого ребёнка в семье, но и договариваются о совместных действиях (даже после некоторых дискуссий), принимают общую концепцию и следуют ей, уже уверенные в обоюдном выборе жизненного сценария, то такая семья сохраняется. Получается, что всё зависит оттого, какой стиль отношений между супругами царит в семье. И есть ли там подлинная любовь…

Даже если в семье «завелась» гиперопека, то супруги не обязательно расходятся. Если родители и ближний круг родственников находят приемлемым такой алгоритмом жизни, то они могут попытаться так жить. Но в подобной семье неизбежно накапливаются разрушающие психопатогенные факторы – нарастает эмоциональная истощённость, повышается уровень цинизма. Позитивные человеческие качества и положительные эмоции постоянно подвергаются непосильным испытаниям, разрушаются и постепенно деградируют. Так и проявляется созависимость.

Если рядом с этой малой семьёй оказываются сильные личности – например, дедушки или бабушки, одинокие тётки – которые также вмешиваются в ситуацию, то семья с особым ребёнком попадает в замкнутый круг психологических капканов. Великолепным примером может служить повесть Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом», в которой бабушка ребёнка воюет с его матерью (своей дочерью) за право владеть её, дочери, жизнью, а мальчик (главный герой повести) – просто «разменная монета» во внутрисемейных «разборках», объект бесконечных манипуляций родственников. У каждого из героев повести (кроме ребёнка) есть свой жизненный сценарий, который они защищают от других, но все они, при этом, не слышат друг друга.

Кадр из кинофильма «Похороните меня за плинтусом»

«Муки кормления» и прочие мелочи повседневности

— Как возникает гиперопека?

— Ухаживающий родитель или опекун, повышая градус ответственности, сталкивается с тем, что у него самого не хватает ни эмоциональных, ни физических сил дожидаться ответа особого ребёнка на свои воспитательные действия. К примеру, вспомним, как долго приучают к самостоятельному питанию обычного ребёнка. Нам кажется, чего проще – взять ложку с едой и донести до рта. А это сложнейший психофизиологический процесс. Вспомним, как маленький ребёнок не может попасть ложкой в рот – он концентрирует внимание на своей руке, при этом не контролирует рот или вообще не доносит еду до рта. В результате малыш весь облит едой, что, вдобавок, его ещё и радует. Нормальные родители терпеливо проходят этот этап научения самостоятельному питанию. Ребёнок с нарушенной механикой тела (например, вследствие детского церебрального паралича) осваивает первичные навыки самообслуживания гораздо медленнее и позже обычного ребёнка. И в чём здесь может проявляться родительская гиперопека? Помогающий родитель не выдерживает этого медленного процесса научения, когда еда льётся мимо рта, пища пропадает, а ребёнок то и дело остаётся недокормленным. Раздражаясь на ребёнка, на его «упрямство и непонятливость», родной человек «срывается» на ребёнке и ближних родственниках. Чтобы предотвратить «муки кормления» родитель продолжает сам кормить особого ребёнка – «мне легче самому его накормить, чем смотреть на это свинство». В конце концов, ребёнок уже отказывается есть самостоятельно. Такого человека могут кормить с ложки до любого возраста, вплоть до преклонного, и он будет в дальнейшем требовать этого от всех окружающих.

Даже если у ребёнка серьёзно нарушены двигательные функции, всё равно в какой-то мере навыки первичного самообслуживания воспринять он может. Если, например, он не может донести ложку до рта, то пищу готовят так, чтобы он мог употреблять её через соломинку. Это один из вариантов технологического решения проблемы. Из таких мелочей складывается повседневность. То же самое с переменой одежды, хождением в туалет, личной гигиеной. При гиперопеке людям из ближнего круга легче самим ребёнка вымыть или переодеть. Потом, в начальной школе, когда ребёнок будет выводить первые каракули в ученической тетради, помогающему человеку будет легче самому за ребёнка что-то написать. И так далее. До бесконечности.

— Если говорить о сверхответственности, то ведь есть то, что от родителя никак не зависит: изначальные интеллектуальные способности ребёнка, изначальное состояние его здоровья, например. И если ребёнок не оправдывает каких-то ожиданий родителей, то это происходит не всегда по вине родителей. Но они могут и в этом случае винить себя…

— Нормальные родители не ждут от ребёнка исполнения своих ожиданий, не строят «воздушных замков». Прогнозы строят родители, которые не понимают своего ребёнка. У меня большая часть конфликтов с родителями детей-инвалидов возникала именно по этой причине. Я ведь не жалею этих детей. Жалость – это непродуктивная, разрушающая эмоция, это самое плохое, что может быть в работе с особыми людьми. Мне часто доводилось наблюдать, как родитель замещает собой своего ребёнка, не даёт ребёнку развиваться, делая всё за него из жалости. Перед ребёнком не ставится задача преодоления барьеров, не вырабатывается волевое усилие для удовлетворения насущных запросов, не прививается благородная привычка к труду. И не важно, сохранный у ребёнка интеллект или нет.

Мой первый негативный опыт в работе с особыми людьми был связан со слепым от рождения подростком, который подавал признаки музыкальной одарённости. Я услышал его музицирование, когда мальчику было около 12 лет, и это было очень интересно. Моё участие в жизни этого человека было очень активным. Тогда я был стопроцентно убеждён, что маленький музыкант станет феноменальным исполнителем, и не обратил внимания на некоторые тревожные знаки. Только спустя некоторое время я понял глубину своей ошибки. Оказалось, что все эти годы семья не приложила никаких усилий для того, чтобы этот ребёнок, посещавший специализированную школу-интернат, изучил нотную грамоту по системе Брайля и освоил навыки самообслуживания со всеми технологиями самостоятельного передвижения в пространстве. Когда мы с ним поехали на один международный форум, оказалось, что он не умеет элементарно за собой ухаживать. Он даже передвигаться самостоятельно не мог, хотя никаких проблем с опорно-двигательным аппаратом у него не было. Родители затормозили его развитие своей гиперопекой. Он отставал во многих аспектах от своих сверстников на годы, ведь нелегко осваивать в 14 лет то, чему надо было учиться в 5-6 лет. В результате сформировалась эксцентричная и эгоцентричная личность. Его исполнительский талант не развился, прежде всего, потому, что он не трудился над самым главным в жизни – над независимым существованием. Он остался зависимым от окружающих людей до такой степени, что это деформировало его психику. Теперь я понимаю, почему он не только не стал пианистом, но и вообще не сформировался, как позитивная личность. Утилитарный, эгоистический подход к другим людям сделал его жизненный сценарий крайне искажённым и неприемлемым для полноценного независимого существования.

— Как его родители поспособствовали этому?

— Они его жалели. Они его «не напрягали». Например, подростка сразу после окончания уроков в школе-интернате забирали домой вместо того, чтобы оставлять его в интернате и в классах музыкальной школы, где бы он набирался опыта выживания и обучался основам музицирования. А дома он просто развлекался – слушал какие-то аудиозаписи, воспроизводил их по слуху, а нанятая родителями преподавательница по классу фортепиано поддерживала эту методу. В результате его детская «изюминка» в фортепианной игре с возрастом исчезла, так как не была подкреплена базовой музыкальной подготовкой. Также родители полностью избавили его от бытовых забот. Что будет, когда уйдут в мир иной родители такого человека? Вероятно, он тяжким бременем повиснет на какой-нибудь несчастной женщине, к которой его заранее пристроят родители.

Я сталкивался с такими историями неоднократно. Некоторые родители, когда их дети становятся половозрелыми, по простоте душевной просят меня найти этим детям пары, даже готовы предложить деньги потенциальным мужьям или жёнам своих детей. Мой вопрос таким родителям «Что будет, когда вы умрёте?» вызывает у них жуткое раздражение. «Так нельзя говорить!» — восклицают они. Однако за всю мою практику реабилитационной работы я не встречал вечно живущих опекунов (улыбается). И для опекунов инвалида остаётся единственный вариант: сдать его в государственное учреждение социального обслуживания, где его ждёт если не быстрая деградация, то, наверняка, «гражданская смерть», так как он привык к семейной жизни и к режиму ПНИ не приучен.

Простая программа: выкормить, научить и отпустить

— Созависимый человек, опекающий инвалида, часто становится для остальных членов семьи диктатором, требующим, чтоб они следовали его жизненному сценарию. Это ведь и является причиной многих психологических тупиков. Существуют ли способы выходить из этих тупиков?

— Никаких универсальных советов не существует. Созависимость – это неспецифическое психическое расстройство, способное привести к гораздо более серьёзным расстройствам из-за невозможности регулировать собственную жизнь. Если родитель, осуществляющий гиперопеку, сам не понимает, что он в состоянии созависимости, то он разрушается, как личность. Вывести человека из состояния созависимости невозможно, если он сам того не захочет. А в массовом сознании, формируемом неумными средствами массовой информации, такой созависимый человек воспринимается как герой.

— А нормальное представление о родительской ответственности?

— По христианским представлениям родители рожают ребёнка не для себя. Ребёнок появляется не для удовлетворения родительских ожиданий или их нереализованных амбиций. Человек рождается по Божьему промыслу для самого себя, как образ и подобие Божие. В одно и то же время родительская программа определена житейски просто и экзистенциально сложно: выкормить, научить и отпустить. Это не только христианское отношение к процессу воспитания, это то, на чём основываются общечеловеческие представления о подготовке детей к взрослой жизни. Казалось бы, чего проще, а каким непреодолимым препятствием для многих людей является жизнь в браке и безусловная отдача своей жизненной энергии собственному ребёнку.

— Как можно отпустить человека, у которого, например, несохранный интеллект или серьёзные нарушения опорно-двигательного аппарата, если он едва двигается?

— Это только кажется, что нельзя отпустить. Например, в Швеции законом запрещено помещение инвалидов в специализированные учреждения (реформа Карла Грюневальда). Государство и общество готовит всех инвалидов к самостоятельному проживанию. В случае надобности к ним приходят социальные работники, помогающие выполнять некоторые функции. К примеру, у человека может быть парализовано всё тело и работают только мышцы, отвечающие за работу челюстей. В полость рта помещается джойстик, при помощи которого человек научается управлять своей коляской, печатать на компьютере, и тогда он может общаться с миром и работать, например, бухгалтером. Я могу до бесконечности приводить примеры наших соотечественников, преодолевающих свои ограниченные возможности здоровья: слепоглухой доктор психологических наук Александр Суворов, актёр с синдромом Дауна Сергей Макаров, олимпийская чемпионка Специальной Олимпиады Ксения Бодалёва, неслышащая учёная-биолог, художница и танцовщица Татьяна Петрова.

Несколько слов о сохранности интеллекта. Человек может и не заниматься интеллектуальным трудом. Я собственными глазами видел работников отдела технического контроля на финском предприятии, выпускающем мебель. Во всех цехах, на всех участках технологической цепочки работают люди с интеллектуальными нарушениями. Сотрудники ОТК на этом предприятии должны обладать двумя свойствами: быть весёлыми и толстыми. Их задача – прыгать на стулья и на столы. Если мебель выдерживает вес такого человека, он ставит свой личный штамп, подтверждающий, что мебель собрана качественно. Общество нашло способ встроить своих граждан в производственный процесс. Им гарантирован сокращённый рабочий день, они получают заработную плату. Они имеют возможность сделать свой шаг к независимому существованию.

Каждый человек в чём-то ограничен, но это не значит, что он не может быть встроен в какой-то процесс. Например, я по возрасту и состоянию здоровья не могу заниматься бегом на длинные дистанции и водить машину – значит, я и не бегаю и не стремлюсь работать курьером-перевозчиком.

— Можно ли сказать, что гиперопека – это непонимание родителями цели воспитания ребёнка, как таковой?

— Это непонимание того, что в каждом индивиде заложены скрытые резервы и возможности. По образу и подобию Создателя!

— Есть какая-то принципиальная разница в поведении склонных к гиперопеке мужчин и женщин?

— Женщина более агрессивна в защите своих прав на ребёнка – она его выносила, родила и поэтому она считает его своей собственностью – по закону симбиоза. Она бросается на защиту своего ребёнка от каждого человека, который кажется ей опасным, в том числе и от специалиста. У мужчины другая проблема: не имея симбиотической связи с ребёнком, он более требователен и категоричен. Если мужчина имел какой-либо опыт совместной жизни с особым ребёнком, то его очень трудно убедить в том, что могут быть и другие сценарии, другой опыт, другие пути взаимодействия с этим ребёнком. К сожалению, чаще всего мужчины, которые приходили ко мне, выслушивали меня, но ничего не делали, чтобы изменить свои отношения с особым ребёнком.

Самоизоляция и «второе дыхание»

— Гиперопека ребёнка – причина самоизоляции семьи от остального мира?

— Да, обязательно. Ибо в этом случае родитель не готов воспринимать любое влияние извне, считая своё влияние априори главным. В моей практике были ситуации, когда родители активно сотрудничали на первых этапах психотерапии, но выказывали агрессию и неприязнь, когда их ребёнок начинал тесно общаться со специалистами и демонстрировал позитивную динамику. Например, ранее не говоривший ребёнок начинал что-то и как-то говорить со специалистом, а не с родителями. И тогда в родителях поднималась жуткая ревность. Со всеми вытекающими последствиями…

Самоизоляция семьи возникает, в том числе, и потому, что родители бессознательно не верят, что специалисты разберутся в проблемах их ребёнка – ведь тогда у родителей может возникнуть вторичный комплекс неполноценности. Не веря в скрытые возможности своего ребёнка, родители взваливают на себя ношу вины и защищаются от окружающего мира по мере сил. Принятие особого ребёнка – это, прежде всего, снятие чувства вины: не виноваты ни люди, ни Бог. А когда чувство вины за рождение такого ребёнка не проходит, прорастает ревность: «я виновен и не смог, а пришёл чужой человек – и что-то стало изменяться». Это больно. Такое ощущение, будто специалист надавил на болевую точку. Хотя специалист здесь ни при чём. Поэтому мне трудно чем-то помочь родителям, которые не пережили стадию вины и «застряли» на ней.

— Но если у родителей годами не происходит принятия болезни ребёнка?

— Если не происходит принятия, значит, человек задержался на какой-то из стадий отработки горя. Принятие должно произойти через год-полтора после рождения ребёнка или обнаружения у него инвалидности. Иначе всю жизнь родители будут сгибаться под тяжестью креста, который сами на себя и взвалили. А Бог не по силам креста не даёт.

— Как к вам попадают родители, склонные к самоизоляции и неприятию специалистов?

— Происходит это приблизительно так: социальные службы требуют от родителей, чтобы ребёнок получил образование, родители ведут его в интегрированный детский сад, в коррекционный класс школы, в специализированное образовательное учреждение. Там родителям часто говорят: «Вы не подготовили ребёнка». Во многих случаях система образования права: родители не подготовили ребёнка к совместному обучению с другими детьми, не привили ему навыки самообслуживания и основы социально приемлемого поведения. После того, как обнаруживается эта неготовность, родители и их ребёнок вынуждены обратиться к специалистам учреждений, оказывающих профессиональную психиатрическую и психологическую помощь.

— Может ли быть какая-то профилактика гиперопеки?

— Никаких универсальных советов и алгоритмов не существует. В каждом случае требуется индивидуальный подход. Многое зависит оттого, как и где воспитаны родители. Если родители особого ребёнка сами выросли в обычной традиционной семье, где были немощные бабушки и дедушки, тётки-приживалки, инвалиды из числа родственников, и все члены рода проявляли нормальное отношение к этим людям (заботу, участие, лёгкий юмор, включение в ближний родственный круг), тогда встреча с особым ребёнком воспринимается не так трагично. Если Господь посылает молодой семье ребёнка с инвалидностью, любящие люди принимают его как вестника промыслительного знамения. Конечно, они погорюют какое-то время над своими нарушенными планами и… продолжат жить. В полноценной семье чаще всего после рождения особого ребёнка появляется следующий ребёнок и не один. Бывает, что ребёнок с нарушением в развитии – не первый у родителей. Но главное, что особый ребёнок становится ещё одним звеном, укрепляющим внутрисемейные связи, и семья может обрести новые ресурсы, в ней открывается «второе дыхание». Такой жизненный сценарий, на мой взгляд, является самой лучшей профилактикой гиперопеки и сверхконтроля.