Захар Прилепин: «Мои дети – мой фан-клуб»

Сегодня он везде желанный гость — со своими песнями на рок-сцене, со своими книгами на литературном вечере, с острыми полемическими выпадами в статьях и на передовицах газет, с провокативными публикациями в соцсетях, с гуманитарной помощью в разбомбленных деревнях на Донбассе. С ним можно не соглашаться, но невозможно отказать ему в таланте: словом или личным примером он расправляет людям плечи, возвращает им достоинство и способность ходить с высоко поднятой головой по своей земле.

Захар Прилепин (по паспорту Евгений Николаевич Прилепин) — русский писатель, журналист, музыкант. Родился в деревне Ильинка Скопинского района Рязанской области в семье учителя и медсестры. Окончил филологический факультет Нижегородского государственного университета и Школу публичной политики. Работал журналистом, разнорабочим, охранником, грузчиком, служил командиром отделения ОМОН, принимал участие в боевых действиях в Чечне в 1996 и 1999 годах.
Уже первый роман «Патологии», изданный в 2005 году, принес Прилепину широкую известность, а вышедший через год роман «Санькя» сделал автора культовой фигурой современной российской прозы. Прилепин лауреат престижных международных и российских премий в области литературы. Произведения писателя переведены на 20 иностранных языков. По книгам Прилепина снимаются фильмы, ставятся спектакли, сам он активно гастролирует с группой «Элефанк».
По собственному признанию, Захар Прилепин счастливо женат, а к числу наиболее важных своих достижений относит четверых детей.

— В своих произведениях писатель часто наделяет героев собственными чертами. А что-то от родителей нашло отражение в ваших произведениях?

— С такими вещами, как родители, играть сложно, едва ли я стал бы. Свою биографию и самого себя можешь мять, преломлять, видоизменять, улучшать, ухудшать. А вот с родителями так забавляться не будешь. Например, отец в рассказе «Лес» – это действительно мой отец, и дед в «Грехе» — это мой дед, Семен Захарович Прилепин. И бабушка там тоже моя, настоящая. Они были настолько колоритные люди, я так сильно их любил, от них были такие разнообразные, сложные ощущения, что и не надо какие-то вензеля рисовать. Что-то придумывать — лишнее и ложное занятие. Гораздо важнее попытаться понять и описать, как люди жили, какая у них была боль, какие страсти, мысли. Ведь в детстве ничего этого не чувствуешь, живешь в своем волшебном солнечном шаре. А потом вдруг что-то, много позже, начинаешь осознавать.

Захар Прилепин с сыном Глебом и бабушкой Марией Павловной Прилепиной (Востриковой). На стене икона работы отца писателя

— И каковы результаты? Что вам удалось «раскопать» об отце? В одном из интервью вы говорили, что в разного рода «угловых» ситуациях всегда принимали сторону матери, и лишь позднее поняли, что все «гораздо сложнее».

— Это сугубо бытовая тема. Отец, как многие интеллигентные люди, некоторым образом злоупотреблял алкоголем, что, впрочем, никогда не мешало его работе. Он был директором школы, и ни разу не случилось такого, чтобы он не вышел на работу. Но он позволял себе выпивать безумное количество алкоголя и потом бывал буен – маме могло перепасть. Конечно, я был на стороне матери, потому что она слабее. Спустя годы я понял, какая в отце была мука внутренняя. Она никому не была видна. Никто не мог подумать, что его нужно как-то успокоить, помочь. Он был разносторонне одаренный человек, умел делать всевозможные вещи руками: рисовал картины, вырезал ножом разнообразные фигурки, ваял скульптуры, построил за свою жизнь несколько домов, умел запрягать лошадь и пахать землю. Все, что в жизни я делать не умею – он умел.

В послевоенное время семья отца жила в деревне Каликино Липецкой области. Было ему лет восемь. И вот он говорит матери: «Купи мне гитару». Моя бабушка пошла, продала порося, купила гитару. Гитары тогда были дорогущими, половину порося за нее отдала. Дед ее чуть не прибил тогда. А отец засел с этой гитарой в курятнике и сам научился играть. Отличный гитарист был. Еще через два года: «Мам, купи мне баян». Бабушка двести яиц сдала и купила баян. И отец опять сам его освоил – на всех свадьбах был зван, множество песен знал, аккомпанировал прекрасно.

Годы спустя я обнаружил письмо отца той поры, когда он ухаживал за матерью. Ей было 17, ему 22. В том письме он пишет, что хочет чего-нибудь добиться в жизни, только еще не решил — в литературе, в музыке или в живописи. Разносторонний, одаренный был человек, но не мог определиться. Так себя ни в чем и не реализовал, по сути. Многие впадают в депрессию, когда что-то не удается в жизни, а мой отец всегда был внешне спокоен, сдержан, невозмутим, я никогда не видел его в плохом настроении. Но внутри-то его точило.

Отец писателя Николай Семёнович Прилепин

— Есть книги, любовь к которым вы унаследовали от отца?

— Он читал очень много, но мы мало это обсуждали. Отец мне привил любовь к поэзии. Я в девять лет прочитал ему свое первое стихотворение: «Люблю я Русь, клянусь». Отец говорит: «Молодец! Но нужно, чтобы были метафоры, чтобы была образность». Это единственный такой разговор был. А так… Он читал «деревенщиков», читал редкие для деревенского мира книги: Хемингуэя, чуть позже — Газданова. Но больше всего любил поэзию: Есенина, Рубцова. Что я точно унаследовал от отца, так это любовь к творчеству Вертинского и Дольского.

Отец писателя Николай Семёнович Прилепин

— А примеры мужского воспитания, уроки какие-то жизненные, преподанные отцом, помните?

— Помню, были мы как-то на пилораме, и отец «распахал» себе руку циркулярной пилой. И ничего: завернул платком и пошел как ни в чем не бывало. Абсолютное спокойствие. И так во всех ситуациях, когда что-то происходило: всегда спокойный вид, все под контролем, всегда невозмутимый, никакой суеты…

У меня было ощущение абсолютной несокрушимости отца. Прошли годы, а это чувство сохранилось. Никакого воспитания в виде назидательных разговоров не было: его пример сам по себе был воспитанием.

Я это тоже унаследовал, меня мутит от любого дидактизма. Моя любимая женщина – жена Машенька – просит, когда сын Глеб начинает «косячить»: «Поговори с ним!» Я: «Да, хорошо, поговорю». Мы выходим на улицу, молча садимся в машину, так же молча доезжаем до школы, он молча выходит. Я ему на прощание говорю: «Ну, ты понял»? Он: «Понял». И все. Я не могу читать наставления. Зачем это вообще произносить, если достаточно выправить собственную жизнь, которую ребенок постоянно наблюдает.

Захар Прилепин с сыном Глебом

— Как происходило ваше становление как отца? В подражании, а, может быть, наоборот, в противопоставлении собственному отцу?

— У меня всегда было ощущение, что отец — взрослый, настоящий «мужчина». А я до сих пор чувствую себя подростком. Появление детей – это, конечно, счастье в чистом виде, с одной стороны. А, с другой, все, что происходит со мной во взрослой жизни, я воспринимаю, как недоразумение: «Погодите, какие дети?! Я же сам ребенок. Не писатель, не командир отделения ОМОН – это все чушь какая-то. Я вас всех обманул». К тому, как я себя чувствовал лет в 17-18, ничего не прибавилось. Эмоции, представления, палитра чувств – те же. Хотя действительно появились и растут дети, и жена говорит, что им будет очень сложно выйти из-под моего влияния. Маша считает, что я подменяю им подростковую среду. У меня с отцом была близость необычайная, но у него — Дольский, Вертинский, а у меня – Гребенщиков, Цой, Ревякин и еще что-то эдакое, отчасти даже наперекор. У группы «Телевизор» была песня «Выйти из-под контроля». Я на двери себе это написал, волосы отрастил, серьгу в ухо вдел, что тогда редкостью было.

А мои дети? Что смотрю я, то и они, что читаю я – и они читают. Музыку нахожу – они ее в класс тащат. То есть, тут обратный процесс получается. Все их кумиры у меня на даче отдыхают, со мной дружат. И словарь у нас плюс-минус одинаковый. Жена говорит: «Им надо от этого избавиться». Дети должны стремиться перерасти своих родителей. Ну, это им так кажется, что они перерастают, на самом деле, они просто в сторону уходят, начинают торить свою дорогу в жизни.

Захар Прилепин с сыновьями

Я помню, водил ребенка на тренировку по хоккею. Сижу с бутылочкой коньячка и книжкой на трибуне. А все отцы у коробки кричат своим сыновьям: «Давай, давай!» Думаю, ну дай-ка тоже схожу вниз. Подошел, сына позвал, говорю: «Глеб, нормально все?» Он: «Да, нормально». И я пошел обратно сидеть, ждать.

Была ситуация, когда один пацанчик задиристый во время игры сына начал толкать. Я спустился, говорю: «Чего это он тебя толкает»? Он: «Ну вот не знаю, пристает». Я: «Ты же можешь подсечку сделать. Он упадет — сядь ему на грудь и ударь прямо в сетку». Он сделал подсечку, уронил, но не ударил. Говорит потом: «Я вот стукнуть не смог, пап». «Ладно, — отвечаю, — так сойдет». Это, пожалуй, был единственный раз, когда я вошел в роль отца. Больше никогда этого не делал и не чувствую необходимости.

— Чем еще вы вместе занимаетесь?

— Поначалу мы жили очень бедно, ели почти все время одну жареную картошку и капусту. А потом, когда появились гонорары, стали понемножку путешествовать. По России катаемся: в Саров, в Арзамас, в Болдино были несколько раз. И по миру тоже — Индия, Франция, Тунис, Таиланд. В Сербию собираемся. Мы бродим ночами по каким-то кварталам, клубам, и дети с нами. Я стараюсь вести себя так, чтобы жена и ребята ощущали себя каждую секунду в полной безопасности. Недавно няня сказала про Глеба, что он выдержанно и несуетливо ведет себя на людях, старается контролировать ситуацию. Эти манеры он, надеюсь, перенял у меня.

Иногда отпускаю жену отдохнуть и остаюсь с четырьмя детьми. Ничего, справляюсь. И работать успеваю, и за детьми ухаживать. Все у меня сыты, умыты, довольны. Я думаю, дети воспринимают это как должное, это откладывается в них как норма, которую они потом воспроизведут в своих семьях. Не понимаю мужчин, которые боятся остаться наедине с маленьким ребенком. Мне можно и восемь, и десять детей доверить — все будет хорошо. Забота о детях — она просто обязывает постоянно быть начеку, постоянно трудиться. Это как в деревне, где утром просто нельзя не встать на работу. Крестьянскую жизнь невозможно приостановить, — корову не выдернешь из розетки, ее надо кормить, доить. Наверно во мне генетически отложилась эта тотальная, несокрушимая работоспособность моего отца, моих дедов и прадедов, эта крестьянская закалка.

Но вообще, у нас не так много времени для совместных занятий. Я же постоянно в разъездах.

Захар Прилепин с детьми

— У кого более благополучное детство – у вашего поколения или у поколения ваших детей?

— Знаете, у нас слишком разное детство. При всей ностальгии по «советскому», я, конечно, понимаю, что это была за страна, какое ханжество царило в иных сферах. А уж поздний Советский Союз – это вообще кошмар. Когда я пишу об СССР, в первую очередь, говорю о принципах, которые там все-таки присутствовали. Например, когда мы жили в Дзержинске, я, уходя в школу, оставлял ключ под половиком. И так многие делали. Не было никаких кодовых замков и железных дверей. Все это сложно недооценивать. С другой стороны, кажется, пили больше: весь круг отцовских знакомых жутко пьянствовал. Сейчас, по-моему, так не пьют.

С перестройкой появилось мальчишеское насилие, курение, массовые драки. Дзержинск в то время был кошмарным городом: выходишь на улицу и всякий раз как в омут с головой, кругом гопота. Правда, тогда еще не было такого вопиющего разврата среди подростков.

А сегодня… Сегодня мои дети учатся в хорошей школе, где никто не курит, не пьет и не дерется с учителями. В школе очень высокая планка и воспитания, и образования. Они учатся с утра до вечера плюс спортивные секции. К концу года они никакие. А я, помню, приходил из школы, уроки делал минут пятнадцать и свободен.

В общем, тут все сложно к одному знаменателю привести.

— Вы наблюдаете за своими детьми? Отмечаете для себя какие-то особенности их взросления?

— Признаюсь, есть такой культ, созданный в семье без меня – культ папы. Они ко мне со своими слабостями или сомнениями не пойдут, у нас это не принято. Такие вещи обсуждаются с мамой. Вот от нее, мне кажется, у них нет секретов.

Мне они стараются демонстрировать свои успехи. А старший, Глеб уже интересуется глобальными вещами. Если слышит, что мы с женой говорим о политике, может подойти и спросить про Крым, про Донбасс. О литературе часто спрашивает.

Захар Прилепин с супругой Марией

— Вам случалось извиняться перед детьми?

— Нет, упаси Бог. И им передо мной тоже не приходится. Только один раз была ситуация. Развели в комнате бардак, я попросил прибраться, а они стали валить друг на друга. Пришлось рассердиться и запретить им смотреть мультфильмы. Через какое-то время они пришли и говорят: «Мы были неправы, прости нас». Даже не из-за мультфильмов, просто по совести. Это был единственный раз такой. А чтобы я перед детьми – нет, я ничего не делал им плохого.

Захар Прилепин с сыном и дочкой

— Как дети относятся к вашей деятельности: литературной, музыкальной, общественной?

— Сейчас мои книжки читают только сыновья. Девочкам пока рано. Глеб прочитал все мои книги, некоторые по несколько раз. Я даже и не спрашивал, какие ему нравятся, и что он из них понял.

С музыкой, к счастью, меня дома поддерживают. Мои дети – это мой фан-клуб. Особенно полюбился всем альбом «Охотник». Точно знаю, они не стали бы слушать, если бы не понравилось.

Сыновья читают все материалы обо мне. Я-то не читаю. Мне по себя все ясно в литературе. А они переживают. С ними я впервые понял, что публичность родителя ставит детей под удар. К сожалению, в социальных сетях подчас не придерживаются никаких морально-этических норм, колоссальное количество людей пишет в мой адрес гнусности, бесстыдно врет и хамит. В личной полемике можно поставить человека на место, заставить соблюдать рамки приличий, а тут нет. Недавно Глеб прочитал про меня какую-то дрянь. Если бы я в детстве на заборе прочитал такое про отца, мне было бы очень тяжело. Но он знает меня настоящего, понимает, насколько безответственно люди могут себя вести в соцсетях, поэтому не думаю, что его это сильно ранит.

Захар Прилепин с супругой и старшими детьми

Беседовал Роман Гоголев.

Фото: www.zaharprilepin.ru.

Это интервью – часть проекта «Быть отцом!», реализуемого интернет-журналом «Батя», Фондом Андрея Первозванного и издательством «Никея». Полную версию интервью вы можете прочесть в книге, вышедшей в 2017 году.