«У разбойников ремонт»

Материал журнала «Семья и школа», № 7, июль, 1985 г.

 

В семейном воспитании, смею заметить, нет никаких секретов. Бездна любви и терпения, ежедневный труд. Ну, еще, пожалуй, и правила. Быть может, «три кита» не которых многое держится:

 

1. Не надо говорить «не надо».

 

2. Нельзя говорить «нельзя».

 

3. Запрещается говорить «запрещаю».

 

Следовать им безоговорочно едва ли удастся… Это как в детской игре: «да» и «нет» не говорите, «черное» и «белое» не берите… Все равно ведь скажешь! Но надо постараться…

 

В то лето, живя у прабабушки в доме с палисадником, двухлетняя дочка как будто бы четко усвоила все «нельзя». Бродила по двору и непрестанно себе напоминала:

 

— Вера, не ходи за ворота! Не трогай собак и кошек! Не лезь в грязь!

 

Тихонько била меня прутиком, приговаривая:

 

— Вот я тебе лозинкой дам, чтобы ты понимал, что на улицу нельзя, что… нельзя… нельзя.

 

И при первой же возможности – на улицу! К собакам и кошкам! В грязь! Интересно же!

Если уж без «нельзя» пока нельзя, то надо прибегать к запретам как можно реже; отвлекать, а не запрещать. Переключать интерес и внимание ребенка на другое. Для него ведь увлекательно и то, и это – все. Великое это искусство – видеть все. Однако искусство не заметить, пропустить мимо ушей необходимо родителям ничуть не в меньшей мере. Не всяко лыко пишется в строку воспитания. Золото молчания тут иной раз дороже наставления серебра.

 

Мы плохо слушаем своих детей, плохо их слышим. Иначе нужда в «крутых мерах» и даже в «нельзя» ощущалась бы гораздо реже.

 

Когда отлучаюсь надолго, прошу жену записать интересное из того, что скажут дети, что они тут без меня думали, о чем вели речь. Так в отцовский дневник попадет следующая материнская запись.

 

«В доме где-то стучат.

 

Влада: Это кто?

 

Вера: Это разбойники.

 

Влада: Нет, это ремонт.

 

Вера: Значит, это у разбойников ремонт».

 

Все происходящее они стремятся объяснить сами и по-своему, исходя из своего коротенького опыта и знаний.

 

— Ты думай своей головой! – кричат они друг дружке где-то подцепленную и понравившуюся фразу.

 

И они действительно пытаются думать своей головой, а главное, добывать сведения об окружающем мире своими руками. Наш дом теперь напоминает мастерскую, где идет непрерывный, нескончаемый ремонт. Иной раз кажется, что в комнатах поселились сорок разбойников. Такой шум и гвалт, что взрослые, чуть ли не приникнув ухом к телевизору, все же спрашивают: «Что? Что она сказала? Тебе удалось расслышать?»

 

Но что за баловством, за озорством?

 

Вижу, что большое зеркало, встроенное в шкаф, измазано внизу темными полосами и завитушками. Слышу, что старшая в той комнате с радостными воплями прыгает на диване – «батуте». Ах, тебе еще и весело? Ну, погоди! Волк-папа и зайчишка-дочка. Вечная ситуация. Зову Веру.

 

— Допрыгаюсь – приду, — отвечает безмятежно.

 

Уже давно «допрыгалась». Еще когда стену карандашом изрисовала, а потом фломастером исчеркала. Черным пластилином полы и стены они мазали уже вдвоем. А теперь… Постой-ка, да чем же это? Остатком шоколадной конфеты!

 

Торопливый родитель, столкнувшись со «шкодой», сразу думает о наказании. Но не все потеряно, если, пусть и с запозданием, ставишь простой и правильный вопрос: для чего ребенок это сделал?

 

Вера еще прыгает, а я, вглядевшись в шоколадно-зеркальную пачкотню, убеждаюсь, что это попытка рисунка. То ли зайчик, то ли котик, а может, и белочка. Во всяком случае с хвостиком.

 

Зная мотив поступка, совсем иначе оценишь и результат. Хотела научиться резиновую пробку затыкать, а разлила зеленку по всему полу… Видела, как прабабушка поворачивала какую-то железячку-кран, попробовала потихоньку сама и – зимой отключилось отопление…

 

Научиться, попробовать, испытать – в основе почти любой «шкоды» просматривается детская пытливая любознательность. Ведущий мотив. Хотел одно – получилось другое. Вот за это-то «другое» мы и ругаем, и наказываем. Но ведь результат – это крона, а ты, родитель, зри в корень!

 

Нет-нет, да и вспомним «балконное происшествие» прошлого года. Мама вышла на балкон развесить белье. Владушка тут же кинулась за ней и закрыла дверь на нижний шпингалет. Раньше ей это, видимо, не удавалось, и теперь малышка была очень довольна. А дверь входная была заперта изнутри на ключ… Двойная мышеловка: дети в квартире, мать на балконе. Слезы в шесть ручьев. Хорошо, что удалось через стекло объяснить Вере, как шпингалет действует…

 

В редких случаях любознательность может и к беде привести, но ставить ее ребенку в вину… Не лучше ли призадуматься над собственной беспечностью?

Если бы кто-нибудь объяснил мне заранее, что в жизни двухлетнего ребенка «эпоха перевернутых стульев» (как я это теперь называю) – закономернейший этап! Сколько бессмысленных «не надо», беспомощных «нельзя», разгневанных «запрещаю» можно было сэкономить! Да, некрасиво. Да, неудобно. Да, спотыкаемся. Ну, и что? Ребенку надо перевернуть стул, чтобы посмотреть, как он устроен. Приставить этот стул к другому и прокричать «ту-ту» — поезд отправляется…

 

В жизни все взаимосвязано. Нас в доме раздражает перевернутый стул, а разве мы не замечаем на улице опрокинутую урну, растоптанную клумбу, зверски искалеченный забор? Что стоит за вандализмом подростков? Как начиналась перевернутая судьба тех, кто попадает в самостоятельную жизнь через скамью подсудимых? Мне доводилось вникать в подобные горькие случаи и, докапываясь до корней, сплошь и рядом убеждаешься, что росли те ребята в несчастливой семье, с детства спеленутые по рукам и ногам запретами, окриками, упреками…

 

Насилие над ребенком – от родительского бессилия. Тонка, уязвима ниточка доверия, но это самая прочная связь.

 

Нормальная температура тела у взрослых и у детей одинакова. Но насколько выше у малыша температура эмоциональная!

 

…Вроде бы такой был нервный и тусклый, такой беспросветный день. Укладываю двухлетнюю дочку спать.

 

— Ну, как тебе денек? – спрашиваю.

 

— Хороший.

 

— Что ж хорошего было?

 

— Я цветы нюхала. Дарила ромашки Алеше…

 

— А еще?

 

— Большие девочки на полу рисовали мелом (она имеет в виду – на тротуаре).

 

— И все?

 

— Тебе мало? – вдруг сердится она. – Еще я иголки в резинового кота спрятала!

 

Дети – хранилище оптимизма, черпай и радуйся. Но ни дня без иголок, которые колют всегда неожиданно.

 

В последние недели Вера активно осваивает ножницы. Рано вроде, боязно, не порезалась бы.

 

— Жадина мама, — обижается она, — сама салфетки режет, а никому не дает!

 

— И я хочу! – кричит Влада.

 

Хочу и могу – не одно и то же. Но Вера действительно может. Правда, может не только то, что мы хотим, чего ждем.

 

— Ты что тут творишь? – она ласково обнимает сестренку, тащит ее в ту комнату, где больше зеркало (следы шоколадной конфеты давно смыты). – Хватит разбойничать! Идем, я тебе новую игру покажу.

 

Они удаляются, а я умиляюсь: подросла дочь. Не только себя, но и сестру занять может, игрой увлечь.

 

А играли-то они «в парикмахерскую»! Не скажу, что старшая совсем «оболванила» младшую, но кудри у Влады поредели. И потом еще несколько дней в разных углах квартиры находил я нежные каштановые локоны…

 

Год назад моя старшая сестра с горечью и недоумением упрекала меня: «Вот уж не ожидала, что ты детей бить будешь». «Бить» — это явное преувеличение, но не скрываю: Веру шлепал, и не раз. В прошлом. А вот Владу никогда пальцем не тронул. Сам себя спрашиваю: почему? До положительного папы мне еще далеко, но отчего меняюсь не в худшую сторону?

 

Второй ребенок – это всегда коррекция траектории полета родительской фантазии, уточнение и развитие воспитательских идей и навыков. Отбрасывается все, что не сработало. Ищешь, испытываешь новые подходы. Запоминаешь, закрепляешь то, что себя оправдало. Иногда осмысленно, чаще интуитивно. Учишься быть справедливым, скорым на понимание, а не на расправу.

 

Врезался в память, многому научил такой эпизод. Несмотря на все запреты, Вера опять полезла в мой книжный шкаф, вытащила сборник Ваншенкина. Ударил ее по руке. Плакала, обиделась. Но упрямо стояла на своем:

 

— Там про мышонка написано, про глупого мышонка, стихи такие.

 

— Я тебе дам мышонка! – кипел я благородным негодованием. – Запрещаю, слышишь, запрещаю!

 

Поостыв, сообразил: мама читала ей Маршака, книга в такой же обложке, в той же серии «Библиотека советской поэзии». А трехлетнему человеку дела нет до автора, он книгу, если приглянулась, ищет по рисункам да по обложке.

 

Так что же глупый мышонок в этой истории – дочка или папа? Пришлось извиняться. Из-за стихов началось, стихами кончилось:

 

Мирись, мирись, мирись
И больше не дерись…

 

— А у нас в садике потом еще так говорят, — приобщает меня Вера к детскому фольклору, позабыв обиды. – Вот так:

 

Кирпичом я буду драться…
А кирпичом ломается –
Дружба начинается!

 

Мне не нравится дружба, которая зиждется на поломанном кирпиче, но я рад, что она так быстро и так щедро мне простила.

 

Пока мы с Верой выясняли отношения, Владушка решила, что она в доме одна, и стала «наводить порядок» на кухне. Ножи и вилки она не трогает: в угол у нас не ставят, но за такие вещи поругают крепко. За ложечки чайные, ложки десертные, обычные, а также большие разливательные достанется меньше. О, кастрюли, дуршлаг! Дзинь-ля-ля – начинается «ремонт»!

 

Звонок в дверь она все услышала первой.

 

— Папа пришел!

 

— У нас уже есть папа, — строго обрывает Вера с непонятной интонацией: то ли довольна, то ли возмущена.

 

На минутку заглянул кто-то из соседей.

 

— А ты хотела бы другого? – возвращаюсь я к прерванному разговору.

 

— Ты один на свете хороший папа, — с тем же суровым выражением лица сердито отвечает Вера. Понимай: и чего привязался!

 

Мне всегда были непонятны сетования на «неблагодарность» детей. По-моему, более благородных людей на свете просто нет. Я совсем не о приятностях и комплиментах, которыми они нас осыпают (на словечки и чувства обратного рода эта публика торовата ничуть не меньше). Бескорыстно и непрестанно они передают нам свежесть своего восприятия мира, одаривают безграничным оптимизмом и звонкой эмоциональностью.

 

Дети – это прекрасные встречи с прекрасным. Даже когда еле ноги волочишь от усталости.

 

Жизнь взрослого человека среди взрослых людей – это, в принципе, на протяжении годов одна и та же жизнь. С детьми к новому, к новизне надо быть готовым каждый день и час. И сами они постоянно иные – сейчас, через месяц, неделю, на другой день. А тайны, секреты, неприятности, которыми «нашпиговано» общение с ребенком? Не соскучишься!