Александр Денисенко и его «мозайчики»

Александр Денисенко работал художником и дизайнером в крупных компаниях, владел собственной мастерской, а последние 15 лет занимается мозаикой и учит этому искусству детей.

 

«Видели бы вы их работы! Они совершенно необыкновенные!» – восторженно говорит Александр о своих учениках, улыбается и так радостно разводит руками в приглашающем жесте, что хочется тут же дать обещание обязательно приехать и посмотреть. (До 19 января 2019 года в подмосковной усадьбе Знаменское-Губайлово проходит выставка мозаичных работ Александра Денисенко и его студии.)

 

«Батя» побеседовал с Александром Денисенко о пользе мозаики для детей и пользе общения художника с детьми, о Божьем промысле, творчестве и семье.

 

Александр Денисенко – художник, мозаичист. Окончил Казанское художественное училище по специальности художник-оформитель. Работал художником и дизайнером, около 15 лет назад увлекся керамикой и мозаикой. На данный момент по благословению настоятеля Знаменского храма г. Красногорск священника Владимира Шафоростова работает над мозаичным церковным убранством. Преподает в студии «Музыка камней», которая существует и развивается при поддержке Муниципального центре духовной культуры города Красногорска. Женат, отец двоих детей.

«Хочу, чтобы мои ученики были самостоятельными»

 

— Александр, как вы пришли к работе с детьми?

 

— Как-то само сложилось, не специально. Я просто сидел себе, никого не трогал (улыбается), выкладывал мозаику.

 

А работа сложная, тяжелый труд, можно сказать, – не просто камушки подбирать и складывать картинки, нужно камень колоть молотком, потом щипцами специальными. Обычно это коллективный труд целой мастерской. В общем, нелегко в одиночку. С одной стороны.

 

С другой – это же ужасно увлекательное занятие, интересное, живое – дети такое любят. Вот и возникла идея работать с детьми. Я уже и не помню, откуда. Сначала с гимназистами нашими (Красногорской гимназии при Знаменском храме – прим.ред.), потом и с непростыми детьми из центра реабилитации и даже детского сада. А сейчас и ребят «с улицы» берем – тех, кто рвется. И они как раз очень хорошие результаты показывают. Есть очень талантливые.

 

— Вы говорите, даже детский сад. А с какого возраста можно заниматься? Там же мелкие элементы…

 

— Обучение состоит из двух этапов. Первый этап – мамы и дети (мамы камни колют, а дети выкладывают) – это с 5-6 лет, раньше нет смысла, поскольку, как правило, внимания маленького человечка хватает на 20-25 минут, дальше нужны игровые паузы

Второй этап – дети сами все делают, с 11 лет. Это уже такой возраст, когда они вполне в состоянии всю работу делать сами – от эскиза до собственно мозаики. Я не люблю, когда взрослые все за детей делают, а потом это называется «мастер-класс» или «обучение». Я хочу, чтобы мои ученики могли все стадии самостоятельно выполнить и достичь конечного результата.

 

— То есть вы из тех преподавателей, которые поощряют самостоятельность?

 

— Да, наверное (улыбается). Вот недавно говорю: «Варвара, тут бы другой камушек положить». А она мне твердо так: «Нет, Александр Анатольевич, тут будет вот этот камушек!» Это же здорово! Значит, она понимает, чего она добивается, какого эффекта. Чего еще учителю желать?

— Тяжело ли вам, мужчине, с детьми, когда они все шумят, хотят внимания, тут ещё мелкий материал, а художнику, может, надо спокойствие?

 

— Вообще, конечно, занятия у нас проходят вечером, дети уже устали, да и взрослые не в лучшей форме, но… Было бы тяжело, если бы мы не были друзьями. У нас в студии своя атмосфера, свой такой закрытый и очень уютный клуб, со своими шутками, словечками. В гимназии нашу группу называют «мозайчики».

 

— Детский взгляд — особый? Как он отражается в их работах?

 

— Конечно, особый! И по их работам это очень видно. Они не подражают мне или друг другу – у каждого своя манера. Их авторские работы сильно отличаются и по замыслу, и по композиции, и по технике укладки камней.

 

— А какие ученики вам больше нравятся?

 

— Ну, все интересные по-своему. Есть ленивые – делают долго и не особо стараясь, им интересен процесс. И это тоже хорошо. Они приходят в студию общаться. Собственно, некоторые и в общеобразовательную школу за этим ходят, вы же знаете. И социализация – это тоже хорошая тема для студии.

 

А есть те, кто нацелен на результат. Это дети, которые способны уже сейчас сделать все самостоятельно: от эскиза и отрисовки до воплощения в материале. Знаете, каждый год уже несколько лет работы моих учеников приносят Дипломы первой степени на многочисленных фестивалях. И тут я понимаю, что не зря выдерживаю шум 17 человек (смеется).

«У каждого камня свой голос»

 

— А в чем польза от ваших занятий для детей?

 

— О, тут целая картонка разных «польз»: дети открывают для себя природные необыкновенные материалы – ну, где бы еще они пощупали настоящий итальянский мрамор, подержали в руках смальту? Плюс развивают мелкую моторику – о пользе этого все сейчас знают и говорят.

 

Но я бы на первое место поставил ощущения: умение мыслить объемно, умение работать с фактурой, формой природного материала, его бесчисленными оттенками… Этого не может сделать ни живопись, ни графика, может быть, только керамика еще. Мы, кстати, и керамикой немножко занимаемся. В младшей группе.

— Я знаю, что вы и с особыми детками занимаетесь?

 

— Да, три года назад я начал на общественных началах заниматься с ребятами из Красногорского реабилитационного центра, а потом мне предложили официально там работать. Получилась, как сейчас говорят, арт-терапия. Хотя по-настоящему особых детей у меня не так много – от пяти до трех.

 

Сейчас я занимаюсь с тремя детьми с расстройством аутистического спектра. И они не «глупые», не «недоразвитые», просто дети из другой вселенной – они имеют свои таланты, свое мышление и живут своей полной жизнью. И может, над нашей жизнью посмеиваются (смеется). И это очень добрые дети.

 

— У них особая программа занятий?

 

— Да, конечно. С ними я не нацелен на конечный результат – готовый продукт. Здесь важен процесс. Я сам делаю прорисовку, колю камни, а они садятся вокруг меня и мы вместе начинаем выкладывать. Мы будто топчемся на месте, делаем все очень медленно, и со стороны – вроде ничем не занимаемся. Но представьте себе, двое из моих теперешних учеников подружились! Это для деток с аутизмом огромное достижение. Они приходят на занятия с радостью, они общаются, и вот это – главный результат.

— Пользу для детей я вижу. А для вас какая польза от всех этих занятий?

 

— Огромная! Я у них учусь! Степени раскованности, детскому открытому воображению и живости! Вот недавно нарисовали мне кита. Кто бы додумался приделать ему колеса, вывести трубу и сделать паровоз?

 

Они маленькие живые человеки, а я пластмассовый, закостенелый, негибкий уже такой. Дети помогают мне уйти в сторону воображения, в мир веселой разноцветной фантазии. И понять, что сам я — из сказок Бажова, только у него были самоцветы, а у меня любой камень самоцвет.

— А какие качества вообще нужны мозаичисту?

 

— Детям нужны прежде всего желание. Конечно, мозаика — это очень занятно: камушки, стеклышки, бусинки, живые материалы. Если ребенок сам пришел в студию, потому что захотел, а не родители его привели, чтобы занять все равно чем, то у ребенка уже есть первое. Он с удовольствием рисует, выбирает камни, но – мозаика требует еще и усидчивости. Ребенок должен полюбить этот довольно кропотливый труд.

Был у меня один ученик. Вот представьте: 17 человек детей в мастерской – шум, гам, стук. А он брал работу, садился за стол, выкладывал мозаику, никого не замечая, и пел! Целый час пел! Настолько ему это нравилось.

 

Ну а для взрослого нужно иное: понять материал и раскрыть его, раскрыть хоть немного себя в каком-то глубоко личном творческом процессе. Работая с камнем, ты понимаешь, что он живой – он старше тебя на десятки тысяч лет! – он видел рождение земли, мимо него шли мамонты, динозавры, первобытные люди, скифы, тавры какие-нибудь. И эту память он хранит. Где-то глубоко внутри она лежит и ждет, когда ее выпустят.

 

Оживить камень в работе, показать, насколько он красив, глубок и ярок, дать ему как бы продолжение жизни в иной ипостаси – это все очень загадочно и интересно. И если тебе это удается, если камень тебе отозвался, наверное, ты стал мозаичистом. Когда ты понял камень, он уже не сопротивляется, он помогает тебе в теперь уже вашей совместной работе.

 

— Ваша студия не зря называется «Музыка камней»…

 

— У каждого камня свой голос, свой цвет, своя вибрация. Они говорят, они поют. Это очевидно. Вместе они создают хор, симфонию. И ее нужно услышать и по возможности донести зрителю-слушателю.

 

— Значит, мозаику из любого камня можно делать?

 

— Первая мозаика вообще из гальки была. Вышел грустный грек на берег моря, увидел веселую разноцветную гальку, набрал ее и выложил дома коврик. Так и родилась мозаика. Потом шумеры обжигали глину, раскрашивали ее и делали картинки.

 

И только потом разный мрамор появился, смальта и все прочее. По церковным канонам, конечно, ты ограничен в материале: мрамор, смальта и золото.

 

Но в творческой мозаике, светской ты все равно уходишь в поиск чего-либо и находишь ту же керамику, стекло, металл, бусы – да что угодно! И это красиво, живо и интересно.

Связующая мозаика

 

— А как вообще вы стали художником?

 

— Это любопытный момент – на тему влияния крестных на крестников. Родители мои не были людьми творческими, никак меня в этом плане не направляли, даже наоборот: советовали идти на завод. Мол, там и зарплата, и квартира, и в партию, может, возьмут (смеется). А крестный мой был летчик. Тогда крестных выбирали номинально – не важно, верующий или нет. Главное, чтоб человек хороший.

 

Я, как любой нормальный мальчишка, любил рисовать войнушку: танки, корабли, самолеты. Изрисовал кучу альбомов. И вот эти альбомы увидел мой крестный, посмотрел и, не будучи художником, вдруг сказал: «Тебе надо учиться!» Мне было 6-7 лет, но эти слова запали в душу, и я продолжал рисовать, невзирая ни на что. Вот так компартия лишилась активного члена — из-за моего крестного (улыбается и разводит руками).

 

А если серьезно, то удивительно, как все сложилось. Милость Божия.

 

— Вы закончили Казанское училище, а потом сделали икону Казанской Божьей матери…

 

— Да, все переплетается в жизни удивительно. И, как говорил мой духовник, всегда видны вехи, которые приводят человека к Богу.

 

— Удивительно, что вы пришли к мозаике, ведь эта традиция прерывалась?

 

— Я бы не сказал. Она не только не прервалась в советское время, но успешно развивалась. Мозаика – это монументальное искусство – большие плоскости, большие объемы, большие площади. Научные центры декорировали как интерьерной, так и экстерьерной мозаикой, чуть ли не каждый ДК, даже сельский, были украшены мозаикой. Вспомните остановки на Ялтинской дороге в Крыму. Московское метро — яркий пример, многие станции мозаичны. Работали огромные цеха и мастерские, были хорошие сильные школы – традиция очень даже развивалась! Кроме того, пришли молодые художники – все эти юноши бледные со взором горящим (смеется).

 

Чем хороша мозаика – нет жесткого канона, если она не церковная. Модуль может быть разным по размеру, можно делать что-то абстрактное, можно «уйти в академизм». Это же широчайшее поле для прогресса! Так что, собственно, светская мозаика была всегда.

 

А для церковной мозаики перерыв в 60-70 лет не так уж и важен: там же каноны сохраняются и поддерживаются с древности, здесь новаторство ни к чему, за исключением немногих талантливых мозаичистов, которым каким-то сверхъестественным образом удается гармонично сочетать древние традиции и современные техники.

 

В общем-то, эти два направления сейчас идут параллельно, друг другу не мешая.

— А интересно ли вашим детям папино занятие?

 

— Тут тоже непросто получилось. Наш духовник отец Владимир давным-давно говорил: хотелось бы, чтобы вся ваша семья занималась мозаикой. И вот прошли годы, и все так и сложилось. Семейное предприятие для мозаики, наверное, не самый плохой вариант. Вместе работать легче, особенно большие объемы делать.

 

Наталья, жена моя, увлеченно и продуктивно этим занимается уже лет шесть – церковные работы у нее лучше моих, я считаю. Причем все очень естественно сложилось. Она по образованию дизайнер, успешно работала в этом направлении. А потом в какой-то момент мне понадобилась помощь, она подключилась, и все: это, говорит, как с вязанием, пока не закончишь, не можешь оторваться.

 

Дарья – старшая дочка, ей 26 – пошла сначала по маминым стопам: после архитектурного колледжа окончила Институт дизайна. А сейчас внезапно пришла к мозаике (папины гены победили!) и говорит, что нашла то, что ей нужно. Участвует сейчас в большом проекте по изготовлению мозаичного убранства для храмов. Я очень-очень этому рад.

 

Сережа, сын, подросток (15 лет) – сейчас не делает мозаику, только иногда помогает Наталье колоть. А вот в детстве был увлечен этим, с детства играл с камушками. Его рождение и «мозаичная тема» в моей жизни, можно сказать, совпали. Поэтому я как-то в глубине души надеюсь: может, еще вернется?.. (задумывается)

 

Получилось, что камень всех связал, соединил в нашей семье.