Художник Иван Уралов: «Замкнуть» цепь гармонии

Работы художника Ивана Уралова и его коллег по творческому объединению видел, наверное, каждый, кто бывал в городе на Неве. Они украшают станции метро, монументы, гостиницы и концертные залы, библиотеки и храмы.

Он был главным художником Санкт-Петербурга,  работал в Администрации города в Комитете по градостроительству и архитектуре, а позже, как член «Всемирного клуба петербуржцев» с переменным успехом выступал против строительства спорных объектов – башни Газпрома, застройки территории Тучкова буяна и др.

45 лет он преподает в Академии художеств и 15 – в Санкт-Петербургском Государственном Университете, и главным педагогическим методом в работе с молодежью считает беседу: «Я с ними очень много разговариваю, показываю образцы хорошего искусства. Постепенно количество переходит в качество – душу должно воспитывать добром, любовью и красотой: чем она будет наполнена, тем же и отзовется».

«Батя» поговорил с Заслуженным художником РФ, воспитавшим сына отцом и любящим внучку дедом Иваном Григорьевичем Ураловым о художнической династии, гармонии в семье и творчестве и о «прививке вкуса».

Детство в погонах

— Иван Григорьевич, какими были ваши детские годы?

— Я очень хорошо помню свое послевоенное детство: время нелегкое для родителей и счастливое для меня. Отец, Григорий Самсонович Уралов, в форме, с наградами и нашивками за ранения. Он офицер советской армии и после войны был еще раз призван на службу. Мы с мамой ездили в эшелонах за воинской частью отца, которая строила аэродромы стратегических бомбардировщиков.

Отец художника Григорий Самсонович Уралов, конец 50-х гг.

В основном это было в Поволжье, но также отцу довелось служить и в Эстонии в начале 50-х. От тех лет у меня остались самые тяжелые воспоминания. Помню стрельбу на улицах, раненых людей, и то, как бандиты приходили к нам в дом, угрожая убить.

Невдалеке располагалось городское кладбище Тарту. Водились там красивые бабочки – бражники, но, увы, заметнее было прибавление свежих могил – наших военных и эстонских милиционеров: «лесные братья» работали по ночам.

Я подражал отцу и мечтал стать офицером. До сих пор нетронутым висит в шкафу его пиджак, отяжеленный боевыми орденами и медалями.

Родители художника Нина Ивановна Калашникова и Григорий Самсонович Уралов.

По моей просьбе мама вырезала мне из картона «погоны» и пришивала на плечи рубашек и курточек. Отец был в звании капитана, потом стал майором, подполковником, а у меня на погонах были нарисованы 4 капитанские звездочки.

— В игрушках, сделанных вручную, так много тепла…

— Возможно, поэтому мне запомнилось, что елка новогодняя была совсем другой, нежели сегодня, потому что украшения для нее мы делали все вместе, семьей — разрисовывали флажки, клеили домики. Елочные игрушки тогда были наивные, простодушные, но какие-то волшебные. На ниточках конфеты, мандарины, золоченые орехи. У меня до сих пор сохранилось несколько старых стеклянных послевоенных игрушек: белки на прищепках, аэростат с надписью СССР. А еще были плоские чуть объемные позолоченные и посеребренные картонные игрушки – всадники, медвежата, автомобильчики.

Иван Уралов, 1950 г.

Юность, пронизанная творчеством

— Вы с детства рисовали?

— Моя профессия была предопределена исторически. По линии мамы Нины Ивановны Калашниковой все были художниками и актерами, в первые же дни войны ушли добровольцами, погибли на фронте и в блокаду. Я с детства слушал рассказы о деде, который был театральным художником, о маминых братьях — Иване и Георгии, и во мне всегда жила убежденность, что я продолжу их дело.

Возможно, это чувство было во мне воспитано, но я не сопротивлялся, хотя помимо военной стези меня влекла работа врача Скорой помощи – хотелось служить людям.

Иван Уралов во время службы в армии, в/ч 26738, 1974 г.

— А чем отличалось детство будущего художника в плане учебы? Вы посещали кружок рисования?

— В начале 60-х меня отдали в среднюю художественную школу при Академии художеств. 11-12-летние школьники, вешая утром на плечо тяжелый этюдник и отправляясь на занятия, мы с гордостью говорили, что пошли не в школу, а в Академию. У нас даже были красивые черные удостоверения с надписью «Академия Художеств», ниже – «институт им. Репина», и уже потом – «художественная школа». И жили мы с особенным ощущением творческой вольницы по сравнению с другими рядовыми школярами.

Это было время повального увлечения «Битлз». С нами невозможно было справиться – носили волосы до плеч, создавали какие-то школьные театры, киностудии, возвращались домой не после уроков, а задерживаясь на дополнительных занятиях – наша жизнь было пронизана творчеством. Без дела никто не болтался, хотя, конечно, как все дети, мы хулиганили.

Иван Уралов (слева), 10 класс СХШ.

— Как проказничает хулиган-художник?

— Мы развлекались тем, что устраивали вечеринки, приглашали школьников старших классов и делали много бутафории. Могли подложить кусочки мрамора вместо сахара или слепить осетра потрясающей красоты и вкусного на вид, а люди потом его пилили-пилили… Среди антуража в школе было много искусственных муляжей фруктов из воска – груши, яблоки подкладывались на блюда рядом с настоящими.

Иногда кому-то из своего или другого класса на палитру мы могли выдавить вместо белил зубную пасту или гуталин вместо черной краски.

Порой мы делали какие-то групповые розыгрыши. Например, на летней практике в Алупке мы собрались на «охоту». Сделали себе бутафорские арбалеты и луки и отправились — на индюка.

— Индюк уцелел?

— Индюк оказался хорошо «бронирован»: тугие крылья, густое оперение – стрелы от него просто отскакивали. Так что никто не пострадал, и, можно сказать, что это индюк нас победил! (смеется) Старшие классы школы и первый курс института запомнились именно такими наивными и безвредными, бесшабашными увлечениями.

«Рапторы из юрского периода»

— Сложно ли художникам, которых обычно мало интересуют быт и финансы, содержать семью, быть ее главой и хозяином дома?

— Я этого не знаю, потому что у меня с юности все сложилось удачно и, думаю, что моя личная судьба определяется двумя вещами. Во-первых, дружбой с тремя коллегами, с которыми мы всю жизнь работаем вместе. Наш коллектив сформировался с 5 класса школы и называется ФоРУС по первым буквам фамилий: Фомин, Репин, Уралов и Сухов.

ФоРУС: Сергей Репин, Никита Фомин, Иван Уралов, Василий Сухов.

Во-вторых, встречей с моей женой Валентиной Николаевной.

Мы с ней как рапторы в фильме «Парк юрского периода» (смеется), которые все делают вместе – охотятся вдвоем, прикрывают друг друга и т.д.

Иван Уралов и Валентина Соловьева.

У нас в доме нет хозяина: у нас хозяева, совершенно равные и все – поровну.

Когда у меня в жизни бывала «черная полоса» в финансах, открывался какой-то «канал» у жены. Бог все время нам давал по справедливости: если у одного хорошо, у другого – затруднения, и наоборот. Мы всегда жили и живем в достатке, но без лишнего, избыточного. Такое спокойное ровное состояние, когда есть возможность заниматься творчеством, любимым делом и не страдать по поводу быта и денег. Мне кажется, что это счастливое покровительство небес – по-другому я это не могу назвать.

— Основное есть и хорошо…

— Именно так! Поддерживается необходимое, есть художественные мастерские – и нам комфортно. Мы так прожили жизнь: в дружбе, одной семьей, в общении с друзьями, и, в общем, нам грех жаловаться. На бытовом уровне меня не обуревают страсти. Я считаю, спокойно в доме,  есть гармония, и она дает возможность сосредотачиваться на работе.

Иван Уралов и Валентина Соловьева в Крыму, 1970-е гг.

— Ваш сын стал архитектором. Это вы повлияли на его выбор?

— Скорее мама, она архитектор по образованию, хотя сейчас занята другим видом творчества – возрождением миниатюрной мозаики. Это ювелирное искусство, хотя, бывают и крупные объекты: например, сделанный ею мозаичный стол метрового диаметра с видами города был подарен Санкт-Петербургом английской королеве, и однажды я увидел его по телевизору в Букингемском дворце! (улыбается)

Я же – художник монументалист, но с архитектурой это тоже связано. В любом случае, мы в том или ином масштабе — созидатели.

Мы очень хотели, чтобы сын пошел по нашим стопам, так же, как сейчас надеемся, что внучка продолжит семейную линию. Но сначала с его стороны было некое сопротивление. Егор немного упрямый — в маму, и только в 8 классе к нему пришло осознание, что архитектура станет его профессией.

— Работаете ли вы вместе с женой и сыном и сложно ли это?

— Творческим людям, уважающим друг друга личностям совместно работать непросто, но интересно и плодотворно. У нас есть совместные проекты в разных комбинациях – и с Валентиной Николаевной и с Георгием, причем и в прикладном искусстве, и в области архитектуры.

Вот, например, я тоже примерил на себя роль архитектора, когда мы с женой, сыном и невесткой работали вместе над храмом святой Ксении Петербургской при больнице № 40 города Сестрорецка. Мы создали проект церкви целиком, с нуля, семейными усилиями, а в качестве художников делать мозаики и росписи я уже приглашал своих учеников.

Храм святой Ксении Петербургской при больнице № 40 города Сестрорецка.

 «Прививка вкуса» и «евроотремонтированные яблоки»

— Детей нужно специально учить любить родной город, чтобы потом они его берегли, ценили, защищали?

— У детей свое понимание красоты. Человек получает тот город, который ему «вручается» при рождении и воспринимает этот его образ естественным. Даже если сравнивать времена, то отношение будет разным. Допустим, Гоголю виделся один Петербург: холодный, казарменный, выкрашенный охрой. Пушкин воспевал его как прекрасный город, Ахматова тоже: «Но ни на что не променяем пышный Гранитный город славы и беды».

А мне этот город достался в камуфляже! В войну здания в Ленинграде были не только затянуты маскировочными сетями, но зачастую и покрыты пятнистой окраской. И таким он также дорог моему сердцу.

Дети воспринимают город в деталях, например, через транспорт. Я помню трамваи «американки», восьмигранные, романтичные, а сейчас – транспорт другой и город тоже. Послевоенные автобусы были с длинными носами, иначе покрашенные и по-особенному «шипели». Бродский заметил, что для него Петербург уже другой город хотя бы потому, что в нем трамваи другие…

Когда ребенок застает процесс обновления, он начинает романтизировать исчезнувшее. Ему обидно, что уходит то, с чем он родился и вырос. Рождается следующее поколение, и для них уже естественно и по-своему красиво все, что они видят, а то, что было раньше им сложно понять.

Вот как мне объяснить внучке, что первый телевизор, который в комнату нашей немалой «коммуналки» принес мой папа, был с экраном 15-20 сантиметров, а спереди крепилась линза для увеличения, изображение было черно-белым, а трансляция программ – всего полтора часа в день?

Ребенок не задается вопросом: «Почему это некрасиво?» Хотя недостаток  эстетического воспитания сегодня, конечно, присутствует. Впрочем, мне на эту тему трудно рассуждать, потому что я в основном сталкиваюсь со студентами Академии художеств.

Иван Уралов с женой и учениками.

— Можно ли привить вкус и чувство прекрасного или «о вкусах не спорят»?

— «Привить вкус» — неплохое понятие. Студенты Академии художеств традиционно проходят практику летом на разных базах, в том числе, в Пушкинских Горах. Мой наставник, академик и замечательный художник Андрей Андреевич Мыльников говорил, что молодежь должна получить «прививку Пушкиным». Но это не «прививка от», как от ковида, а то, как дереву прививают лучший сорт – и дальше оно иначе развивается. Прививка вкуса нужна, но это собственно и есть воспитание.

Иван Уралов. Обед с Барсиком.

А фраза «о вкусах не спорят»… Так давайте поспорим! Например, я против того, чтобы все нивелировать и делать одинаковым. Есть какие-то национальные или местные особенности и их нужно беречь и любить. Воспитанный человек, родившийся и живущий, допустим, в Плесе или Костроме, должен радоваться и гордиться своим городом, понимать, почему он хорош.

Ведь, например, у нас новгородец отличается от псковича исторически, также как петербуржец от москвича. Это же очень хорошо, что все разные и все разное и есть вологодское кружево и тульский пряник. Хотя можно все уравнять и превратить в стандартное «евроотремонтированное яблоко», когда все яблоки одинакового размера, красные, не гниют и все имеет цифровое выражение.

Я в этой всеобщей стандартизации вижу, как идет борьба Бога и Антихриста за души людей. Никто не отменил понятия прекрасного и безобразного, но сейчас очень стараются их подменить. Я считаю, что, если уж есть учебные заведения, они обязаны учить и бороться за формирование гармонии и любви в душах.

— А что могут сделать родители?

— Должна быть ответственность за детей и понимание, что в жизни, как в сказках, есть выбор – быть злым троллем и Снежной королевой или Гердой. И что неспроста Лис в «Маленьком принце» сказал, что мы в ответе за тех, кого приручили. Наша жизнь — «миг между прошлым и будущим», в который надо успеть передать главное, эту гармонию. Мы как бы «замыкаем» собой электрическую цепь, и если происходит разрыв, то в будущее ничего не пройдет.

Иван Уралов в мастерской.

Быть отцом – быть другом

— А вы справились с воспитанием сына или считаете, что допустили какие-то ошибки?

— Наверное, я недостаточно занимался его воспитанием в дошкольном детстве, но надеюсь, что позже все-таки стал позитивным примером. Иначе с чего бы сын вырос таким хорошим, надежным другом? Наш сын получился правильным. Мне хотелось бы думать, что я для Егора такой же правильный отец.

Егор немногословен, в отличие от меня, но очень порядочен. Он такой «друг, товарищ и брат». У нас в семье  не принято сюсюкать друг с другом, говорить нежные слова. Отношения строятся на каком-то другом уровне, но мы опора друг для друга. Каждый знает, что, обратившись за помощью, он получит все, что ожидает.

— А каким отцом стал ваш сын?

— Моей внучке Маше скоро исполнится 15 лет, и она абсолютно папина дочка. Егор для нее авторитет во всем.

Сын мечтал о дочери, любит ее до безумия и вообще очень хороший семьянин. Их семья похожа на нашу – небольшая, дружная. Они с супругой тоже работают вместе. Правда, в отличие от нас им поначалу было гораздо труднее, потому что их становление пришлось на время перемен. Но Егор с Катей нашли свою нишу и живут в гармонии, а это самое главное. С другой стороны, молодежь сегодня может себе позволить то, чего у нас в их возрасте не было – побывать в других странах, посмотреть мир.

Сын художника Ивана Уралова Георгий с супругой и дочкой.

— Что для вас значит быть отцом? 

— Для меня быть отцом значит быть другом, который может пожертвовать многим, а если нужно, всем ради своего ребенка. Также отцовство это способность быть не очень заметной, но надежной стеной для семьи и разумное, гармоничное сосуществование в кругу близких. Хотя сейчас такое время, которое заставляет постоянно ощущать непрочность Бытия…