«Я хочу подметать!»

Материал журнала «Семья и школа», № 2, февраль, 1985 г.

 

— Нет, теперь не на коленях! – кричит, спрыгивая на пол, Вера. – Я хочу у тебя на шее сидеть!

 

Мы играем «в лошадку», и невинное желание оседлать шею родителя пока еще надо понимать только в прямом смысле…

 

Каждый раз, приступая к новой главе и перелистывая страницы своего отцовского дневника, я испытываю противоречивые чувства. «Рано, рано еще о труде! – говорит мне сейчас один голос. – Дети недавно на ноги стали, только заговорили. Да и фактов-то особых нет. О чем тут размышлять?» — «Опять опоздал! – возражает другой внутренний голос. – Трудовое воспитание в семье – начало всех начал. Обе дочки уже бегают, болтают, а ты до главного никак не доберешься. Неужели об отношении ребенка к труду вспоминают лишь тогда, когда уже проглядывают явные признаки неблагополучия, когда в юном человеке вдруг (откуда взялось!) прорезаются черты потребителя, иждивенца, нахлебника?»

 

Нет, уже есть над чем задуматься, даже есть что вспомнить из их «самого раннего» детства.

 

…У прабабушки в палисаднике собираем алычу. Влада еще в коляске изучает соску, а Вера со взрослыми. Один желтый спелый плод раздавит, три поднимет, отнесет в корзинку и похвастается:

 

— Как я помогаю!

 

А вот уже и обе помогают. День дождливый, пеленки сушим в кухне. Я снимаю с проволоки, старшая складывает вчетверо, младшей остается пополнить стопу белья. Сам бы я справился с этой нехитрой работенкой гораздо быстрее, но уж очень приятно видеть их радостно-торжественные лица. Кроме того, я озадачен и чуточку напуган растущим «трудовым конфликтом» с Верой: поначалу она хоть и с неохотой, но собирала перед сном игрушки, а теперь просто-напросто отказалась.

 

— Не хочу. Устала. Сам собирай.

Отдельной детской комнаты у нас нет, о мячи, пирамиды и кубики спотыкаемся все. Куда денешься – убираю. Боюсь, что не сдержусь и шлепну строптивицу, злость разбирает.

 

Родитель, ты сердишься? Значит, ты не прав. Чувствую, что так. Но в чем, в чем не прав?

 

Ответ обычно ищешь в себе, в анализе своих поступков. Правда, теперь, если уметь слушать и слышать, помощь, совет, подсказка все чаще поступают извне. Устами наших подросших младенцев отчетливо глаголет педагогическая истина.

 

Истина первая. Ребенок нуждается в нашей помощи, но не выносит опеки. То, что он уже может сделать сам, он хочет делать только сам, без поддержки и даже без советов со стороны.

 

— Мама, ну, почему – я уже хочу тебе помогать, а ты мне не разрешаешь?

 

Истина вторая. По сравнению с темпами, какими малыш растет и изменяется, мы почти стоим на месте. Всегда есть опасность нашего отставания, запаздывания.

 

— Чур я сегодня дежурная по завтраку!

 

Истина третья. Труд ребенка должен быть пронизан игрой, вырастать из нее. Тогда любая работа будет в радость, а это уже требование наипервейшее. Вот Вера пододвигает столик, расставляет стулья, приступает к «сервировке». Вполне будничное, казалось бы, занятие, но как светится «дежурная», самостоятельно накрывшая стол на две персоны! И с какой восторженность завистью следит за действиями старшей сестры «персона № 2»: в яслях этому еще не учат, а до детского сада расти и расти!

 

Ребенок подсказывает не только что, но и как надо делать, чтобы труд постепенно входил в его жизнь, становился в конечном итоге и потребностью, и радостью. Так что на закрытом (без детей) родительском собрании после небольших дебатов вырабатываем решение: принять эти общеизвестные истины к руководству и исполнению. Меньше опеки, больше гибкости и творчества, больше игры.

 

Удовлетворение и гордость испытывает малыш, когда слышит от папы с мамой: «Помощник! Помощница!» Из всех похвал эта, быть может, самая желанная, наивысшая. Он ведь слышит за этими словами: «Да, мы любим тебя, нуждаемся в тебе и твоей помощи».

 

И все-таки одних словесных поощрений явно недостаточно, сколько бы искренней ласки в них не звучало.

 

Взять хотя бы то же ежевечерние собирание разбросанных по всему дому игрушек (это с моей взрослой точки зрения «разбросанных», а у детей, наверное, есть своя логика, почему они предпочитают играть то в тех, то в иных местах своего дома). Это одна из «штатных ситуаций», то есть повседневных, повторяющихся. А если так, то неплохо бы довести тут все необходимые действия до автоматизма. Раз-два – и готово!

 

А ничего не готово! Ребенку скучно, он собирает эти злостчастные игрушки из-под палки, боясь грозного родительского окрика: «Ну! Я кому сказал!» В погоне за «конечным итогом» мы поставили телегу впереди лошади. Увы, такая лошадка не вывезет, если мы всерьез хотим воспитать трудолюбие, а не механическое исполнительство.

 

Вообще от торопливого воспитания ждать не приходится добротных результатов. Процесс тут не менее весом, чем итог. Как мы, например, отводим малыша в ясли или в садик? Скоерй-скорей, бегом-бегом… Между тем человек, который держится за твой палец, хотел бы и знакомого пса поприветствовать, и впервые встреченную кошку рассмотреть, и удивиться, что ночной ветер сломал ветку яблони, и…

 

— Долго ты так будешь стоять с открытым ртом! – возмущаемся мы и в раздражении дергаем ребенка за руку.

 

Что? Времени не хватает? Пяти-шести минут – пять раз в неделю? Нет, нам не хватает уважения к подлинным потребностям ребенка и воспитательной дальновидности. Мы учитываем только прямые, зримые результаты, а надо бы и отдаленные, те, что пока не заметны, но воздадут сторицею. (Говорю «мы», а разумею прежде всего себя, свои ошибки, которые так наглядны, когда оцениваешь пережитое.)

 

Вырастить человека-труженика – самый дальний и главный прицел воспитания. И все, конечно же, начинается с элементарного. Вот с этих игрушек, которые мы никак не…

 

Попробуем по-другому. Снимем монотонность. Внесем разнообразие. Включим игру, соревнование. Создадим перспективу радости.

 

— Кто быстрее?

 

— Кто больше?

 

— Успеем ли к «мультикам»?

 

— А потом будем сказку читать!

 

— Кто хочет быть дежурным по игрушкам?

 

— Ой, кто это там убирает одной рукой? Двумя надо, двумя!

 

— Вот мои помощницы, — говорю. Вижу, что их захватило. Если впереди радость, то она уже рядом, уже в нас. Ожидание радости ничем не хуже самой радости. Обе девочки стараются, даже не знаю, кого больше похвалить.

 

— Меня! – кричит Вера.

 

— Меня! – вторит ей Влада.

 

Пока еще словесное одобрение для них очень важно. Но завтра мы придумаем другую игру, потом третью, потом… И только потом-потом вдруг услышу:

 

— А мы же игрушки не убрали! Давай быстренько, а?

 

И Вера скажет:

 

— Я теперь буду игрушки без спросу убирать (т. е. без упрашиваний и напоминаний)…

 

Когда рутинная, но необходимая домашняя работа выполняется быстро и споро, когда в «штатных ситуациях» семья действует слажено и дружно, тогда только и можно сберечь время и энергию для нестандартной, творческой деятельности. По-моему, это особенно актуально для нынешней семьи, в которой сплошь и рядом живут только два поколения, а о дедушках-бабушках лишь мечтают, да в гости зовут или ходят.

 

Но парадокс в воспитании малышей состоит в том, что желанный автоматизм в навыках самообслуживания, полезная привычка быть аккуратным, чистым возникнут тем скорее, чем обстоятельнее, подробнее, тщательнее и, главное, чем менее шаблонно будем мы формировать эти качества. Родитель, торопись немедленно!

 

Если Влада увлечена делом, то она обычно молчалива. И только один глагол у нее на языке:

 

— Я работаю. Хочу работать. Поработаю – тогда кушать…

 

Вера, мне кажется, несколько ленивее. С тем большим упование излагает она свои благие намерения:

 

— Я буду маме всегда делать самое трудное! И стирать, и варить, и все! А когда вы станете старенькие…

 

Приятно слушать байки о своей счастливой и беззаботной старости, да еще в таком убедительном исполнении, однако по-настоящему радостно то, что мы услышали сегодня:

 

— Чтобы ты меньше стирала, мама, я не пачкалась, и, видишь, пришла в чистом платье.

 

Помогать ведь можно и тем, что не мешаешь. И кто скажет, не с осознания ли этих простейших истин начинается уважение к чужом труду?

 

В ребенке растет, крепнет, становится непреодолимым желание лично участвовать в будничных заботах семьи. Сегодня, немедленно. Взрослые заняты таким восхитительным делом – подметают пол. А что достается малышу? «Не мешай!», «Иди отсюда!»

 

— Я хочу подметать! – кричит Вера, вырывая веник у матери, и мама обескуражено уступает.

 

Самое прекрасное в подметании – это пыль, которую можно поднять если не до неба, то до потолку уж во всяком случае! Глядя на эти первые упражнения с веником, я, кажется, понял, почему все малыши хотят стать дворниками. Действие, действие! И пыль в глаза всему свету…

Ах, как мы, взрослые, не любим черновиков! Нам сразу беловик подавай, да чтоб написано было каллиграфическим почерком. Но так в жизни не бывает.

 

Школа давно уже махнула рукой на каллиграфию. Пиши хоть курица лапой, лишь бы грамотно. В век всеобщего среднего образования потери и обретения идут рядом. Но ведь есть еще и такое понятие – «трудовой почерк». У нас речь сейчас о самых-самых его началах, скорее, даже предпосылках. В глубинной основе всякого трудового успеха всегда лежит отношение к делу. А оно закладывается очень рано.

 

Я знаю семью, где веник ребенку вручили чуть ли не по первому требования. Девочка была ростом чуть выше, чем орудие труда, и вскоре потеряла к нему интерес: не получается. Тогда отец сплел ей специальный маленький веник, смастерил совочек точно по руке. «Давай вместе», — предложила мама. Потом был выделен кусок полу у детской кроватки, за чистоту которого отвечала девочка. Она росла, и прибавлялась территория, которую ей хотелось подметать…

 

Мы пока еще только думаем над этим.

 

Надо быть готовым к «черновому» периоду. Конечно, поначалу в знакомстве с веником больше игры, чем реальной помощи дому (хорошо хоть вред незначительный). Но если мы хотим помощи завтра, надо играть сегодня! Не понукаю и понуждаю детей к работе, а стараюсь приглашать и привлекать.

 

Утром перестраиваю складной диван на «дневной» лад, прячу в него одеяло и подушку. Неужели саамы бы не справился? Нет. Кричу:

 

— Эй, люди! На помощь! Кто тут ловкий и смелый, кто поддержит крышку вот так?

 

— Мы! – два дружных голоса. Не «я» и «я» — «мы». Тоже хорошая новость. Мы со-труд-ни-ча-ем, а не просто живем под одной крышей.

 

Владушка еще ничего не ведает о днях недели, а Вера хоть и путает их названия, но точно знает, что есть среди них особые, замечательные – выходные. Нередко она просыпается с таким вопросом:

 

— А сегодня выходной?

 

И очень огорчается, если слышит отрицательный ответ. Но два раза в неделю у нее праздник:

 

— Ура! Опять суббота. Будем гулять и радоваться жизни, да, папа? А завтра ведь еще и воскресенье!

 

Да. Я улыбаюсь, потому что смешно из уст ребенка слышать собственные словесные формулы.

 

— А в рабочие дни радуются жизни? – внезапно спрашивает дочка.

 

Посмеешься-посмеешься, да и призадумаешься. Дети – большие мастера опровергать родительские формулы, обнажать их неточность и даже ошибочность. Я-то ведь бухнул про «радоваться жизни» в противовес ее утреннему нытью, а она теперь вон как повернула…

 

Ох, семейное воспитание! Круглосуточный и многолетний психологический практикум для родителей. Не умеешь держать язык за зубами, так хоть ухо держи востро – что и как воспринимают дети из тобой сказанного.

 

— Я хочу, чтоб все время были выходные, — говорит Вера.

 

Конечно, у детей иное, чем у нас, понимание времени, иное соотношение труда и отдыха. И все-таки, все-таки: как приоткрыть им главную истину? Как с самого детства исподволь подвести к тому, что самые счастливые люди как раз те, кто радуется жизни в рабочие дни, ждет их, ревтся к любимому труду из выходных и отпусков?

 

Однажды в уборочную страду мне довелось на кубанском поле брать короткое интервью у комбайнеров – отца и подростка сына. Парень очень смущался, мял в пропахших мазутом руках свежую пшеничную солому и, обрадовавшись, что ничего больше говорить не надо, ловко взбежал вверх по лесенке, залез в кабину. Отец, проводив сына взглядом, сказал два слова:

 

— Трудолюбимый хлопец.

 

И я почувствовал, что тут нет ошибки. Тот, кто любит труд, рано или поздно испытывает ответное благотворное воздействие: станет любим трудом.

 

Этого мы желаем детям.

 

Этого желаю своим дочерям.