В гостях у сказки. Руру. Не отвернуться от «дикаря»

Читайте также:

В гостях у сказки. Выпуск 1. Буратино. Завести ребёнка «для себя»

В гостях у сказки. Выпуск 2. О рыбаке, рыбке, жадности и слабой воле

В гостях у сказки. Выпуск 3. «Варвара-краса» — не очень добрая сказка

Сказку можно найти везде, где живут люди. И сегодня мы сфокусируемся на стране, которая большинству из нас известна, как Новая Зеландия, но коренные её жители – народ маори – называют её Аотеороа, то есть Страна Длинного Белого Облака. Страна эта расположена в южной части Тихого океана на двух больших островах и множестве маленьких. Большую часть своей древней истории она была практически изолирована от других земель. В научном сообществе принято считать, что полинезийцы, которые потом стали народом маори, начали заселять её в XI веке от Рождества Христова. Как бы там ни было, к моменту открытия архипелага европейцами маори укоренились на этих островах настолько основательно, что в их мифологии Аотеороа описывается если не как единственная существующая в мире суша, то, во всяком случае, как центральная.

С мифологическими представлениями маори российские читатели могут познакомиться благодаря книге «Сказки и легенды маори» (из собрания А. Рида. Составление и перевод с англ. Ю. Родман, общая редакция А. Кондратова). Эти представления – достаточно характерные для язычников, не обременённых цивилизацией. Можно предположить, что похожие темы, которые обнаруживаются в мифах и легендах народов, живших в тысячах и тысячах километрах друг от друга и не подозревавших о существовании друг друга, объясняются прежде всего общим для всех людей ходом мысли.

Для христиан древние мифы интересны и даже важны для изучения нашей падшей природы – все метания языческой души, не просвещённой светом Христовым, есть в любом человеке, как неверующем, так и верующем. В то же время, хоть образ Божий после грехопадения страшно исказился, но все-таки не уничтожился, а потому проявления несомненного добра также присутствует в любом человеке, даже в язычнике-каннибале. Именно эти проявления можно заметить, например, в маорийской сказке под названием «Руру».

Руру – это имя одного из главных героев сказочной истории. «Однажды Руру и Каре-ава пошли на реку ловить угрей. Друзья захватили с собой дубинки из твёрдого дерева акеаке, чтобы глушить рыбу» – так начинается сказка, изложенная весьма лаконично, но по богатству событиями не уступающая, пожалуй, многим приключенческим романам или фильмам.

Чем-то эта сказка напоминает и страшные истории, которые иногда рассказывают друг другу дети перед сном – особенно этот жанр популярен в летних лагерях отдыха. Кстати, если вспомнить эти самые истории, можно ещё раз убедиться, насколько сознание так называемого цивилизованного человека мало отличается от сознания так называемого человека дикого. Ведь эти детские истории – плоды воображения ещё не развитого, плоды спонтанного осмысления детьми пугающих их явлений в окружающем их мире. Вот так и целые народы в древности проецировали на мир собственные страхи, погружаясь в магизм и наполняя своё сознание новыми и новыми суевериями.

Что же произошло с Руру и его другом? В лесу друзья обнаружили странные заводи, в каждой из которых было по четыре угря. Каре-ава быстро заподозрил неладное, сообразив, что эти заводи принадлежат лесным демонам патупаиарехе, а вот Руру оказался более легкомысленным. В итоге Каре-ава от ловли и употребления в пищу этих угрей отказался, Руру же углубился в лес за новой добычей, в результате чего оказался похищенным этими самыми патупаиарехе. Поплатился, так сказать, за неуважение… Знакомая тема, не правда ли? Вот и наши предки славяне-язычники старались уважить всякую нечисть вроде тех же леших и домовых, абы чего не вышло.

А Руру остался жить в плену у демонов – «жил, будто в полусне, как все пленники патупаиарехе». Несладко пришлось мужчине – «патупаиарехе растирали его ладонями и ступнями ног, отчего тело его заросло мхом и лишайником. Волосы у него выпали, он стал совсем лысым». Друг же его Каре-ава так и не смог его дождаться, вернулся в деревню и рассказал, что знал. Жители деревни решили, что Руру убит.

Танги-роа, жена Руру горевала долго – но не век же горевать… И вот Каре-ава предложил ей выйти за него замуж. То же самое предложил ей старый вождь племени и колдун Маринги-ранги. И женщина давай прикидывать – кто лучше, молодой-красивый или старый-опытный, которого к тому же и все боятся. Выбрала бы старого, да в Каре-ава влюбилась ещё одна девушка. И Танги-роа просто из вредности предпочла Каре-аву.

Колдун и вождь, понятно, огорчился, да так, что решил отомстить. И при помощи сильного заклинания вызволил Руру из плена. Впрочем, судя по тексту повествования, колдун не был уверен, что Руру жив, и произнёс заклинание на всякий случай – вдруг что получится. Получилось, что Руру пришёл к нему – всё ещё в полубеспамятстве, обросший мхом и лысый. В таком виде колдун привёл его в деревню, к Танги-роа, которая, увидев мужа живым, но явно не вполне здоровым, горько заплакала. А колдун потом сжалился над женщиной, как-то ещё над Руру поколдовал, и Руру выздоровел, и мох с его тела исчез. Поскольку сказка на этом заканчивается, мы можем надеяться, что жили потом Руру и Танги-роа долго и счастливо.

Вождь маори. Иллюстрация: Gottfried Lindauer

А теперь оставим в стороне конкретику сказки, и неприемлемое для современного человека магическое восприятие мира, отражённое в сюжете. Кого мы видим в этой истории? Людей, подверженных порокам – алчности, зависти, собственничеству по отношению к себе подобным, мстительности… И в то же время людей, которым не чужды и другие человеческие чувства – любовь, жалость, милосердие…

Жена Руру, узнав о его смерти, долго горюет, и это вызывает у неизвестных нам авторов сказки сочувствие, несмотря на то, что для язычников, особенно живущих в суровых условиях, характерен бытовой прагматизм, распространяющийся и на сферу интимных отношений. А вот Танги-роа любит Руру, очевидно, не только потому, что он ей как-то полезен с точки зрения физиологии и быта. Маринги-ранги, хоть и колдун, и мстительный, однако, видя страдания молодой женщины, избавляет её мужа от большей части последствий пребывания у демонов. «Только голова осталось гладкой, как валун, обкатанный водами реки, где он ловил угрей в заводях патупаиарехе, голова Руру осталась лысой, чтобы он не забывал о своём проступке».

При всех культурных и цивилизационных отличиях, у нас очень много общего с представителями так называемых примитивных обществ. Знакомясь с мифами, легендами, сказками тех же маори, мы то и дело узнаём себя. Вспомните также фильм «Наверно, боги сошли с ума» режиссёра Джэми Уэйса: африканскому племени бушменов, живущему, казалось бы, чистой и невинной жизнью, оказалось достаточно случайно попавшей к ним стеклянной бутылки из-под «Кока-колы», чтобы в племени начались раздоры. Вот и нам тоже несложно вернуться к архаичным формам существования. Стоит нас задеть, и вот мы уже дикие.

Кадр из фильма «Наверное, боги сошли с ума»

Мы можем наблюдать ежедневно, что сделал секуляризм с нашей цивилизацией: по сути, мы живём в языческом обществе, только у так называемых цивилизованных людей другие идолы и другие формы служения этим идолам. Ведь, по большому счету, единственное существенное отличие «цивилизованный людей» от «дикарей» – у первых есть ориентир, данный Христом. И дан он также для того, чтобы делиться им с теми, кто его не видит. Миссионеры шли с проповедью к язычникам, невзирая на их пороки и заблуждения, видя в каждом из них образ Божий. Вспомним слова, пожалуй, самого известного человека из проповедовавших Христа язычникам – апостола Павла: «…ибо, когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон: они показывают, что дело закона у них написано в сердцах» (Рим.2:14, 15).

Для любого современного человека не менее актуально увидеть не темное, а светлое, настоящее в ближнем, откликнуться душой на что-то доброе в нем, не отвернуться. И для этого не надо отправляться в далекие и глухие уголки Земли.

Есть и ещё кое-что в сказке про приключения Руру и его соплеменников. Главный герой возвращается из плена в семью, которая уже не чаяла увидеть его живым. Не так ли возвращается к более-менее нормальной жизни человек, освобождающийся от тех или иных страстей? Жизнь в плену не прошла бесследно ни для его души, ни для тела, многому он учится как бы заново. А родные и друзья уже устали ждать такой перемены к лучшему.

Древние маори были хоть и диким, но всё-таки традиционным обществом. И потому, какие бы бурные и сложные истории не происходили в жизни жены Руру во время его отсутствия, когда он всё-таки вернулся, у неё не было выбора – принимать его или не принимать. Наше общество в целом уже трудно назвать традиционным. И мы привыкли к тому, что представления о любви, верности, как и о прочем разном, стали почти исключительно частным делом каждого индивидуума.

Как мы теперь понимаем верность – не только супружескую, но и в полном смысле этого слова? Если кто-то из наших ближних долгое время был столь одержим какими-то страстями, что мы уже готовились его потерять, а потом всё-таки нашёл возможность вырваться из плена, опомнился, вернулся, всегда ли мы готовы встретить его, как ближнего, а не как чужого? Или произнесём фразу героя старого анекдота: «Нет, уж умерла – так умерла»? Примем ли мы нашего вернувшегося ближнего так, как приняла Руру жена в древней маорийской сказке и как принял своего блудного сына отец в евангельской притче?