Моего отца нет на этом свете уже два с половиной года, а я до сих пор не могу к этому привыкнуть. Это теперь. А был в моей жизни период, когда мы с ним практически не общались, и это не казалось мне сколько-нибудь драматичным.
Продолжалось это года три, от моих 17 до моих 20 лет. Но вот ведь как бывает: порой мы «имеем – не ценим, потерявши – плачем», а порой, только заново обретая утраченное, замечаем, что утрата вообще была, да и то не сразу. Когда наши отношения с отцом стали восстанавливаться – сначала в каких-то малозначимых разговорах, понемногу, потом при совместном переживании невзгод – во мне стала зарастать одна из внутренних пустот, я не осознавал, но чувствовал, что становлюсь более нормальным. В самом хорошем смысле этого слова.
Однако вспоминая те старые времена и себя тогдашнего, я вдруг признался себе, что если бы отец скончался, когда мне было 17 или 18, то весьма вероятно, что его смерть не была бы для меня такой потерей, как теперь. Одной из иллюзий, которые тогда владели моим сознанием, была иллюзия, что мои биологические родственники вообще не так уж и важны для меня, как друзья – те, кого я выбрал сам.
Сегодня приходится наблюдать, как эта иллюзия становится, извините за выражение, популярным трендом. Вот психолог Ольга Гуманова описывает ситуацию так:
Выглядит логично и по-своему привлекательно. Чем всю жизнь страдать от невозможности притереться к нелюбимому родственнику, проще отдалиться от него и жить с теми, кто, как минимум, симпатичен и подходит по характеру. Нередко это оказывается наилучшим решением проблемы – лучше просто жить как бы в параллельных мирах, чем постоянно воевать. Но если мы рассматриваем эту ситуацию только в плане бытового комфорта, то забываем: разрыв, дистанция – это всегда беда, даже если стало менее больно.
Я не знаю, как объяснить эту мысль человеку неверующему, но верующий христианин должен знать, что Господь нас создавал не для того, чтобы мы убегали друг от друга. Это касается любых наших отношений с людьми, но отношений с родственниками в особенности. Почему? Да как раз потому, что мы их не выбирали.
Итак, если обесценивание родственных связей – иллюзия, то какова реальность?
Есть христианский взгляд на биологическое родство. Он основывается как на словах Господа: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня» (Мф. 10:37), так и на не отмененной и в Новом Завете заповеди о почитании родителей: «Ибо Моисей сказал: почитай отца своего и мать свою; и: злословящий отца или мать смертью да умрет. А вы говорите: кто скажет отцу или матери: корван, то есть дар Богу то́, чем бы ты от меня пользовался, тому вы уже попускаете ничего не делать для отца своего или матери своей, устраняя слово Божие преданием вашим, которое вы установили; и делаете многое сему подобное» (Мк. 7:10-13).
Между этими двумя цитатами нет никакого противоречия. Господь показывает нам, что только Его, Творца и Спасителя, можно и нужно ставить выше родственных связей. Любые другие человеческие связи могут быть разве что наравне с родственными, но никак не выше. Речь идёт о близкой дружбе – вспомним библейскую историю Давида и Ионафана. Близкий друг – он ведь даже сравнивается именно с родственником: «мы с ним как браться», «она мне как сестра» и т. д. Даже в приведённой выше цитате Ольги Гумановой этот мотив присутствует, пусть и как противопоставление.
Полагаю, что слова Господа о родителях можно экстраполировать и на всех биологических родственников. У нас может не сложиться с кем-то из них душевных, дружеских отношений, могут быть даже конфликты, но научиться почтению к самому факту нашего родства как к чему-то данному Богом – это нам задание. Задание, которое можно выполнять всю жизнь, хотя бы просто почувствовав боль от возникшего разделения…
В своей лекции «Брак и семья: несвоевременный опыт христианского взгляда на вещи» академик Сергей Аверинцев говорит:
«Благословенная трудность семьи — в том, что это место, где каждый из нас неслыханно близко подходит к самому важному персонажу нашей жизни — к Другому».
Опять-таки, эта возможность встречи с Другим так или иначе присутствует в любых человеческих отношениях, но только в семье эта встреча – вопрос не желания, а ответственности. И Аверинцев говорит в первую очередь о встрече двух людей из разных семей – мужа и жены, но затрагивает он и отношения внутри уже созданной семьи, обозначая великую сложность даваемого нам задания:
«Что касается отношений между родителями и детьми, тут, напротив, единство плоти и крови — в начале пути; но путь — снова и снова перерезание пуповины. Тому, что вышло из родимого чрева, предстоит стать личностью. Это — испытание и для родителей, и для детей: заново принять как Другого — того, с кем когда-то составлял одно неразличимое целое в теплом мраке родового бытия. А психологический барьер между поколениями до того труден, что поспорит и с пропастью, отделяющей мужской мир от женского, и со рвом, прорытым между различными семейными традициями».
Родственный круг, который присутствует в жизни каждого как некая данность, шире, чем детско-родительские отношения. Кровные родственники – это потенциальный опыт встречи с Другим, которого ты не выбираешь.
С разными людьми меня связывает история моего рода, а и имён-то многих я даже не знаю. А с кем-то не поделил что-то – не вещи, а что-то более ценное. А кто-то обидел меня так, что я и спустя много лет не могу вспоминать об этом без внутреннего содрогания. И… «Сделал ли я всё, что мог, чтобы преодолеть дистанцию? Готов ли я открыться человеку, если он этого захочет?»
Тут даже само нежелание встречи – уже грех. С кем-то из наших родственников, даже близких, мы можем в силу обстоятельств вообще никогда не встретиться физически, а встретившись, не почувствовать какого-то особого душевного расположения. Но есть ли у нас готовность к встрече, хотя бы стремление к этой готовности? «Всё же мы родные люди…»
Именно поэтому для многих оказывается важным изучение истории своей семьи, люди копаются в архивах и находят сведения о своих предках, живших столетия назад. Это путь, для которого порой требуется смелость и выдержка – среди наших родственников, даже не столь уж дальних по времени жизни или по степени родства, могут оказаться разные люди. Возьмём хотя бы ХХ век… В России у многих среди предков как жертвы, так и палачи. Но и в человеческой родословной Христа тоже были не одни праведники.
Опасность восприятия семьи как исключительно тех, кого сам выбрал, в развитии потребительского отношения к людям. Более того, любая близость – с кровными родственниками или с другом – это всегда частичный отказ от выбора: даже если ты поссорился с братом, он тебе братом быть не перестанет. Норма – это когда, если вдруг вы разошлись, в душе дыра… Господь может эту рану залечить, но это не значит, что раны нет и не было.
Разные бывают истории. Был у меня приятель… 28 лет назад у него родилась дочь, с её матерью они разошлись приблизительно через год после этого, и девочка не знала отца лет до 13. А потом они встретились, и, несмотря на такой долгий разрыв, она даже какое-то время жила у него. И в этом восстановлении отношений было движением в сторону нормы.
А спокойное признание неважности в современном мире родственных связей – это движение в сторону патологии, это как будто добровольно сдать своих.
Между ближайшими кровными родственниками с самого начала истории отпадшего от Бога человечества творились страшные дела – вспомним Каина и Авеля. Но ничто из этого не отменило ценности семьи как таковой. И эта ценность – следствие не только бытового прагматизма, это школа любви и в конечном итоге школа доверия к Богу, давшему нам именно этих людей в качестве родных.
Как быть настоящим мужчиной? Можно ли этому научиться? Насколько много в становлении мужчины зависит от женщины?
Родители читают довольно строгие правила лагеря и решают: «Да, нашему ребенку это подойдет, там его исправят, он станет лучше!» А как на самом деле?
Психолог-консультант Петр Дмитриевский о том, можно ли прожить без конфликтов, почему они возникают и как их преодолевать, не разрушая семью.
Сложно понять и принять, что деменция неизлечима, но можно продлить светлый период.
Актер театра и кино Сергей Перегудов о зрелом отцовстве и о том, как востребованному артисту успевать быть папой и как быть родителем в тревожные времена.