Коля Конюков и его предки. Дедушка-шпион

Страшно запутанная генеалогическая история

Глава 1. Старые фотографии

Глава 2. Родословное древо

Глава 3. Родственники в сети

Глава 4. Семейство Майковых

Глава 5. Не сходить ли нам в ЗАГС?

Глава 6. Реферат по патриотизму

Глава 7. Дедушка-шпион

– Пап, – спросил Колька, когда они шли в школу, – а помнишь, ты начал что-то говорить про маминого дедушку? Когда мы на даче были – помнишь?

– Да, – сказал папа Митя, – что-то припоминаю.

– Но ты тогда так ничего и не рассказал! Ты сказал, что это отдельная история. Расскажи сейчас, а?

Митя набрал было побольше воздуха, чтобы начать рассказ, но понял, что сейчас уже не успеть: они как раз вошли на школьный двор, да и до звонка на первый урок оставалось чуть больше трех минут – едва хватит, чтобы раздеться и пулей влететь в класс.

– Давай так сделаем, – сказал папа. – Ты мне вечером напомни, когда я с работы приду, и я тебе всё расскажу. А лучше пусть тебе мама расскажет – это всё-таки ее дедушка. Но чур меня тоже подождите. Хорошо?

– Хорошо! – покорно согласился Колька.

Митя потрепал сына по голове, легонько подтолкнул к дверям школы. Колька, перескакивая через ступеньки, взбежал по лестнице, смешался с толпой, бурлившей у входа… Митя постоял еще несколько секунд, глядя мальчишке вслед: когда-то и ему казалось, что каждый день тянется так невыносимо долго, что дождаться вечера почти невозможно, а разговоры о том, что будет через месяц, через год, казались не имеющими отношения к его жизни. А теперь – теперь неделя пролетает за неделей, промахивают мимо годы и чуть ли уже не целые десятилетия…

Дмитрий Конюков встряхнулся, взглянул на часы: пора, труба зовет! Автобус, метро, работа… Пора.

…За ужином (вечер всё-таки наступил) Колька услышал рассказ о своем прадеде. И даже о прапрадеде. Мама казалась грустной – и понятно, почему: история оказалась совсем не веселой.

– А что тут, в общем-то, рассказывать? – сказала мама. – Знаем мы пока что очень немного. Жил-был мой прадед…

– Как его звали? – перебил Колька.

– Звали его вполне обычно – Петр Николаевич Князев. Родился он в 1895 году.

Колька быстро посчитал в уме:

– То есть сто двадцать лет назад.

– Правильно, – сказала мама. – Кто он был по профессии, чем занимался – ничего этого я не знаю. Знаю только (из интернета), что жил он в Смоленске и что в 1937 году его арестовали.

Игорь Павлович Обросов (1930 — 2010). «Без права переписки»

– Арестовали – это в тюрьму посадили? А за что?

– Вообще-то, арестовали – не обязательно значит, что посадили в тюрьму, – поправил сына Митя. – Арестовывают человека по подозрению в совершении преступления. А потом должно быть следствие, а затем – суд. И вот если суд решает, что человек виновен, тогда могут посадить в тюрьму.

– Точнее, – добавила мама, – отправить в лагерь.

Колька опять хотел что-то спросить, но папа остановил его:

– Подожди. Ты, конечно, многое хочешь спросить, но пусть мама расскажет – видишь, ей и так тяжело.

– Коленька, мы тебе всё объясним, но пока что, правда, просто послушай и не перебивай.

– Ладно, – сказал Колька. – Рассказывай дальше.

– Ну вот, – продолжала мама. – В 1937 году его арестовали. Ты, наверное, хочешь знать, за что его арестовали, в чем его подозревали. Моего прадедушку, как и сотни тысяч других людей в те времена, обвиняли в шпионаже, в создании террористической группы.

– Что, у нас было столько шпионов? – невольно вырвалось у Кольки.

– Нет, конечно, – сказал папа. – Но властям было выгодно держать народ в постоянном страхе, поэтому выдумывали самые нелепые обвинения, заставляли людей сознаваться в том, чего они не делали, а потом их за это – за то, чего они не делали, – наказывали: или отправляли в лагеря, или расстреливали.

– И маминого прадедушку расстреляли? – с ужасом спросил Колька.

– Да, – ответила мама. – Но не сразу. Сначала его отправили в лагерь в республику Коми. Это далеко на севере, за Полярным кругом. А потом, когда уже шла война, его снова за что-то – ну, точнее, ни за что – арестовали и на следующий же день расстреляли.

Глаза у Кольки были на мокром месте.

– Ладно, Аня, – вздохнул папа, – сказали «А», надо говорить и «Б». Расскажи ему про своего дедушку.

– Его тоже расстреляли? – тихо спросил мальчик.

– Нет-нет, он остался жив. Но тоже хлебнул лиха.

Мама собралась с силами.

– В общем, если совсем коротко, история была такая. Это был 1940 год. В Европе уже шла война, да и Советский Союз успел к тому времени повоевать с Финляндией. Но Гитлер на нас еще не напал. Моему дедушке (его звали Павел Петрович) в 1940 году было девятнадцать лет. Отца у него, получается, три года как арестовали, а вместе с ним арестовали и мужа его тети по отцу. И вот как-то раз дедушка – тогда он, конечно, еще не был ничьим дедушкой и даже папой не был – разговаривал со своим двоюродным братом, сыном той самой тети. У обоих отцы вдруг оказались «врагами народа». Но сыновья-то понимают, что те ни в чем не виноваты. Ну и разговор, вполне естественно, зашел об этих арестах. И мой дедушка (это мне потом бабушка рассказывала) сорвал со стены бумажную фотографию Сталина и в сердцах порвал ее. Если бы они были вдвоем, наверное, всё бы обошлось. Но с ними был еще один человек – одноклассник дедушки. Он-то, похоже, на него и донес. А может, его заставили рассказать – и о том, что было, и о том, чего не было. И вот девятнадцатилетний Паша оказывается в тюрьме, а потом в лагерях. Отец сидит в одном лагере, он – в другом, но тоже где-то неподалеку. Так он просидел всю войну и еще сверх того два или три года. Но даже после того, как он вышел на свободу, он еще десять лет не имел права покидать те места, не мог приехать в Смоленск, в Москву, в другие города. И вот там, за Полярным кругом, родился мой папа.

Георгий Акимович Черкасов (1910 – 1973). «Северное сияние» (в Воркутлаге)

Мама замолчала. Молчал и Колька.

– Да, братец, – сказал папа, – история невеселая. Но что было, то было. Главное, чтобы это больше никогда не повторилось. Чтобы не было снова такого в нашей стране, что одни люди могут по своей прихоти распоряжаться судьбами и жизнями других людей. А для этого мы должны знать историю своей страны, своей семьи. Иногда это тяжело, и хочется забыть, и думаешь: уж лучше бы я ничего этого не знал. Но нет, надо знать, надо помнить. Так мы хотя бы имеем шанс учиться на собственных ошибках.

Мама встала из-за стола, подошла к Кольке, обняла его:

– Смотри: вот картина. Ты к ней уже привык – она тут висит с твоего рождения и даже раньше. Но это не просто картина: ее написал мой дед, твой прадедушка. Он был художником – не знаменитым, нет, но многим нравились его работы. Одна из них досталась мне. Тут он изобразил Заполярье – там он, как ты теперь знаешь, провел немалую часть своей жизни.

Колька всмотрелся повнимательнее. Это был пейзаж. Снег, снег, снег… Кое-где – небольшие деревца. А над горизонтом висело солнце – огромное, красное. Его отблески ложились на снег, окрашивали его в розовый цвет. Тепла от этого солнца было, наверное, немного, но оно – Колька вдруг почувствовал это очень остро – давало надежду.